Он погладил ее по голове, – не волнуйся по этому поводу, мы никогда не бросим твоих, заберем всех к нам.
– Это не так просто, ты же понимаешь, – грустно улыбнулась Наташа.
– Не улыбайся так грустно, у меня сжимается сердце, – горячими губами прошептал ей на ухо Мэтт, – мне нравится, когда ты улыбаешься, а еще мне нравится, когда ты облизываешь язычком свои губки и стонешь, – его руки скользнули под шелк ее халата.
– Подожди, так нечестно, – Наташа стала извиваться, пытаясь освободиться из его объятий, – у меня к тебе есть претензия. Я дала согласие выйти за тебя замуж только потому, что ты обещал раскрыть мне тайну панталончиков, прошло уже три месяца, а ты ни единым словом о ней не обмолвился. Я больше не буду с тобой целоваться… и еще кое-что тоже делать не буду, – она обиженно надула губки и отвернулась.
– Обожаю, когда ты так делаешь, – Мэтт посмотрел на нее и взял за руку, – пойдем, – он подвел ее к двери и выглянул в темный коридор, – кажется, все уже спят, – тихо пробормотал он.
Крепко держась за руки, они неслышно спустились по лестнице на первый этаж, и Мэтт повел Наташу по темному коридору в сторону библиотеки.
Когда они проскользнули внутрь, Мэтт плотно закрыл дверь, запер ее на ключ и включил маленький тусклый ночник.
Ночь, едва освещенная библиотека… Обстановка была таинственной и немного пугающей, Наташа настороженно озиралась.
– Что, испугалась, маленькая любопытная девочка? – зловещим голосом прошептал он ей на ухо, она вздрогнула.
– А что, тайна панталончиков правда какая-то ужасная, – шепотом спросила она и зябко повела плечами.
– Это очень страшная тайна, ей пятьсот лет, я ее знаю лет двадцать, – таинственно произнес он, – с тех пор не могу спокойно спать.
– У вас в библиотеке хранятся панталоны, которыми пятьсот лет назад задушили вашу прапрапрапрабабушку, и теперь она является за ними по ночам? – негромко засмеялась Наташа.
– Все намного хуже, – прошептал Мэтт.
– Что, она приходит в одних панталонах? – Наташа представила скелет благородной дамы в mutandoni с кружевами и покатилась со смеху, зажав рот рукой, – ой, я не могу, прикольно как.
Мэтт, не отрываясь, серьезно смотрел на нее.
Улыбка сползла с ее лица, – Мэтт, это, правда, страшно? Если это так, то я не хочу знать никаких тайн, – она схватила его за руку и умоляюще посмотрела ему в глаза, – давай уйдем отсюда, пожалуйста.
– Поздно, – он сделал страшные глаза, скривил рот, скрючил пальцы и дрожащими руками потянулся к Наташиной шее, – ха-ха-ха, – голосом монстра из фильма ужасов произнес он, Наташа шлепнула его по руке.
– Прекрати меня пугать, – рассерженно произнесла она и повернулась к двери, – я ухожу спать.
– Нати, прости, – Мэтт догнал ее и заключил в объятья, – ты не представляешь, какой это соблазн обманывать тебя или пугать. Ты сразу становишься такой маленькой и беззащитной, что хочется тебя утешать, обнимать и целовать.
– Если меня сильно напугать и дать в руки бейсбольную биту, я, наоборот, перестаю быть маленькой и беззащитной, – напомнила ему она, – кстати, мне и биты не надо, если помнишь, нос бандиту я сломала пяткой. Скажи спасибо, что я умею себя контролировать, и у меня все в порядке с нервами. Другая от твоего зловещего «ха-ха-ха» уже своими воплями переполошила бы весь дом, а еще врезала бы ногой тебе по…
– Поэтому я не с другой, а с тобой.
– Давай, рассказывай или я уйду.
– Сейчас расскажу и покажу, – он перекатил лестницу на колесиках к нужному стеллажу и полез наверх.
Спустился он с большим альбомом в кожаном переплете и положил его на журнальный стол, – иди сюда, – махнул он рукой Наташе, делая приглашающий жест, – садись, – он похлопал по дивану.
Она подошла и тихонько присела рядом.
– Я случайно наткнулся на этот альбом, когда искал в библиотеке какую-то книгу, мне тогда было лет четырнадцать-пятнадцать, – начал рассказывать Мэтт, развязывая тонкие ремешки на переплете и откидывая кожаный верх.
Наташа попыталась прочесть название на титульном пожелтевшем листе, надпись была на латыни, – эротика…гравюры… изображения…
– Эротика в старинных изображениях в гравюре, – пришел ей на помощь Мэтт, – этот альбом был издан в девятнадцатом веке, он посвящен эротике и сексу в искусстве, здесь представлены японские гравюры двенадцатого века, французские гравюры на тему библейских сюжетов шестнадцатого века, эротические изображения греко-римской мифологии, ну и так далее.
С самых первых листов Наташа затаила дыхание. В альбоме были изображены исключительно сексуальные сцены, дамы с широко раскинутыми ногами и возбужденные мужчины. Иногда это были пары, иногда участников было больше. Позы были самые разнообразные и очень развратные.
Наташа вдруг почувствовала, что ей стало тяжело дышать, настолько возбуждающе подействовало на нее увиденное.
Мэтт не мешал ей смотреть, он слегка обнял ее за талию и поцеловал в плечо, – ты ошеломлена, детка? Не стесняйся меня, я и сам был поражен. А сейчас я покажу тебе самое главное, – он перелистнул сразу несколько страниц, – вот, французские гравюры… шестнадцатый век… бытовые сценки с участием аристократии.
Гравюры очень детально иллюстрировали изобретательность развратных мужчин и дам. Все изображенные мужчины были в кудрявых париках, а дамы в пышных юбках, как правило, задранных. А еще на дамах были чулки с бантами и белые панталоны с прорезями между ног.
Наташа прерывисто и тяжело задышала.
– После того, как я это увидел, мне стали не нужны всякие Hustler и Playboy. Каждый день я шел в библиотеку смотреть на женщин в панталонах, а родители думали, что я увлекаюсь чтением, – горячими губами шептал ей на ухо Мэтт, его руки уже скользнули под ее шелковую ночную рубашку, – детка, я раскрыл тебе свою тайну, теперь твоя очередь, скажи мне, у тебя есть панталончики? – и он повалил ее на диван.
***
Когда они вернулись на второй этаж и подошли к дверям своих спален, часы показывали половину третьего ночи.
– Завтра, точнее сегодня, я точно усну на совещании и захраплю, – зевнул Мэтт и поцеловал Наташу, – спокойной ночи, любимая.
– Спокойной ночи, – поцеловала его она.
США, Нью-Йорк, репетиция свадьбы в соборе, пятница 23 сентября 1988 года
До свадьбы осталась неделя.
– А зачем нужна репетиция свадьбы? – удивилась Бажени, когда Наташа объяснила ей, куда они собираются.
– Бабушка, это целая церемония, в которой все должны выполнять какие-то действия в определенной последовательности. К тому же мне надо потренироваться ходить в длинном платье со шлейфом.
– Ты же много раз примеряла платье в ателье, – еще больше удивилась бабушка.
– Да, у меня было множество примерок в салоне, последний раз я надела платье, когда оно уже было готово, сделала три шага влево, потом вправо, и все. А мне надо научиться в нем двигаться, поворачиваться. А деду надо потренироваться вести меня к алтарю. Давай, Бажени, залезай в машину следом за Дженни, поедем все на одной.
– К алтарю? – удивленно переспросила Бажени, – вы с Митей, что, будете венчаться в церкви?
– Это не церковь, а католический собор, – Наташа села рядом с бабушкой, следом в машину залезли Юля, Пол и все дети. Мэтт сел рядом со Стивом.
– Коша, я не поняла, ты что, будешь венчаться в католическом соборе? – продолжила удивленная Бажени, – ты же православная.
– Нас вообще не будут венчать, собор не действующий, работает как музей. Просто он старинный и очень красивый, его арендовали для церемонии. А проведет церемонию глава районного отдела муниципалитета.
Наташа разговаривала с бабушкой по-русски, Юля параллельно переводила все сидящим рядом Полу и Дженнифер, те согласно кивали головой, изредка вставляя какие-нибудь уточнения.
По дороге они встретились с Бобом, Мамниной, Ларисой, Геннадием, Николаем Павловичем и Галиной Васильевной. Те были со своими детьми – будущими свидетелями на свадьбе Аленкой и Алексеем.
Когда три машины подъехали к собору, их уже встречала энергичная организатор свадьбы по имени Кэтрин со сценарием в руках, – давайте, давайте, вылезайте быстрее, – торопила она всех, – медлить нельзя, времени в обрез, через три часа мы должны освободить территорию, сегодня здесь состоится свадьба.
По сравнению с более современными соборами этот был небольшим, но все равно поражал и гармонией пропорций, и своими размерами. Он был построен еще в шестнадцатом веке, службы в нем давно прекратились, после реставрации собор превратили в музей, также его стали сдавать в аренду для проведения торжественных мероприятий. Собор стоял посреди небольшого очень ухоженного парка с идеально подстриженным изумрудным газоном и пестрыми цветочными клумбами.
Участники репетиции поднялись по широким каменным ступеням и вошли в пятиметровые распахнутые деревянные двери с массивными коваными петлями, замками и ручками в виде колец, вставленных в львиные пасти. Собор встретил их торжественностью и светом, льющимся через огромные окна с витражами.
Войдя в собор, все замерли на пороге и с восторгом начали рассматривать и высокий сводчатый расписанный фресками потолок, и мраморные колонны, и мозаичный пол.
Только Евгения Ивановна смотрела на цветочные композиции, которые вносили в помещение, к одной из них она потянулась рукой.
– Так, украшения не трогать, цветы не нюхать, – Кэтрин погрозила Бажени пальцем и обратилась ко всем, – не стойте, не стойте, проходите.
– Лариса, ну чего она, – возмутилась бабушка и дернула внучку за руку, – я, что, не могу посмотреть цветы, которые должны быть на Наташкиной свадьбе? А, может, они мне не понравятся? И они, кстати, мне совсем не нравятся. Зачем в букеты вставили вот эти ярко красные розы? И вот эти розовые ромашки? И ленты красные никуда не годятся. Наташка выходит замуж в первый раз, все должно быть белое и светлое, Лариса, – она ткнула внучку в бок, – переведи этой злюке, что красных цветов быть не должно.
– Бабушка, успокойся, – тихо произнесла та, – во-первых, это не ромашки, а герберы, во-вторых, это не наши букеты, а чужие цветы. Сегодня в соборе будет другая свадьба. Мы просто приехали сюда на репетицию. Поэтому ничего не трогай, вдруг поломаешь что-нибудь, придется заплатить большой штраф.
– Ой, – бабушка Евгения испуганно спрятала руки за спину и сделала шаг назад от цветов. Но ее спокойствия хватило ровно на пять секунд, и она снова схватила женщину за руку, – Лара, а почему в свадебных букетах красные цветы?
– Бабушка, я не знаю, – та пожала плечами и похлопала Бажени по руке, – может, жениху и невесте уже исполнилось по сорок лет, а может это не первые их свадьбы, а может эти люди просто любят яркие цвета. Присмотрись, это ведь красиво – сочетание белых лилий и красных роз…
Бажени сурово поджала губы, – ничего красивого, свадьба и красные цветы не сочетаются, – и она потопала вглубь собора.
Там уже Кэтрин и ее две помощницы терпеливо ждали, пока прибывшие расцелуются с Энцо. Помощники модельера застыли около вешалки на колесах. На вешалке висело что-то объемное, упакованное в чехол.
Когда приветствия завершились, распорядительница свадьбы начала объяснять присутствующим, что и в какой последовательности они должны будут делать во время свадебной церемонии. После того, как репетицию мероприятия прогнали несколько раз, настало время примерки тренировочного наряда.
Женщины с интересом столпились вокруг Наташи и Энцо.
– Сначала кринолин? – спросила Наташа модельера.
– Подожди, вellezza, юбку надеть на тебя успеем. Сначала туфли.
Наташа, надев тонкие капроновые носочки, брызнула на ноги из флакончика какой-то жидкостью и влезла в поданные Терезой туфли. Ассистентка Энцо натянула на туфли чехлы из тончайшей ткани.
– Походи, – потребовал Энцо, – не жмут, не велики?
Наташа потопталась на месте, сделала несколько шагов в сторону, – все нормально.
– Все равно надо обязательно походить, чтобы привыкнуть к обуви, – решительно произнес Энцо.
– Что это они делают? – спросила Бажени Ларису, та начала объяснять, – Наточке надо привыкнуть к свадебным туфлям. А то вдруг натрет ноги, будет хромать и морщиться от боли. Церемонию будут снимать на фото– и кинокамеру. Фотографии потом напечатают в модном журнале. Представляешь на них нашу Наташку с перекошенным лицом. А замотали туфли для того, чтобы не испачкать во время репетиции.
– Да-да, это правильно, – закивала бабушка головой.
– Кринолин, – распорядился Энцо, помощница подала ему пышный подъюбник на обручах с многоярусными торчащими оборками из жесткой сетки.
Наташа, как была в узких ярких брючках, шагнула внутрь кринолина.
– А что же она штаны не сняла? – удивилась Евгения Ивановна.
– Бабушка, это пока не свадебное платье, а просто тренировочная пышная юбка, к которой, как и к туфлям надо привыкнуть. Наташеньке надо научиться двигаться в тяжелом длинном платье, да еще и со шлейфом. Она должна изящно ходить, поворачиваться, откидывать шлейф, подхватывать пышные юбки. А Энцо – это модельер, он контролирует, как его платье, точнее подъюбник, будет «себя вести», не будет ли путаться в ногах или еще чего-нибудь. В любой момент во время репетиции он может залезть к Наташе под юбку и что-нибудь в подъюбнике поправить, подшить или подрезать. Вот поэтому она и осталась в брюках.
– А-а-а, понятно, – протянула Бажени, – Лариса, – она снова дернула внучку за руку, – а модельер – это кто, портной что ли?
– Да, бабушка, Энцо очень хороший портной, – Лариса поцеловала бабушку Евгению в щеку.
– То-то я смотрю на его физиономию, ну, настоящий еврей, а они все хорошие портные, – Бажени со знанием дела покивала головой и снова пристала к внучке, – Лариса, если он портной, что же он ходит в драных штанах? Вон коленки волосатые в дырках видны.
– Бабушка, это очень дорогие джинсы, – объяснила та, – и разорваны они специально, сейчас так модно.
– Лара, ты мне правду говоришь, не шутишь? – бабушка серьезно уставилась на Ларису.
– Ну, да, разорванные джинсы – это модно.
– Ой-ой-ой, – горестно покачала головой Бажени, – что же я наделала?
– Бабулечка, что случилось? – напряглась Наташина мама.
– У Мити такие же драные штаны есть, – начала объяснять внучке Евгения Ивановна, – точнее, были, – запнулась она, – я поругала Наташку за то, что ее будущий муж, как нищий, в рванье ходит, и заставила штаны ему зашить. А она только посмеялась и сказала, что это фирмённые штаны. Я на нее рассердилась и Мите штаны сама починила, заплаточки аккуратные поставила, коленки заштопала.
Лариса слушала бабушку Евгению и с трудом сдерживала смех.
– Лара, я что, дорогую модную вещь испортила? – с ужасом прошептала Бажени.
– Нет, бабушка, не испортила, – улыбнулась та, – а как Мэтт отреагировал на свои зашитые брюки?
– Он хохотал до слез, – пожала плечами Евгения Ивановна, – а еще сказал, что теперь это его любимые брюки.
– Ну, вот видишь, все хорошо, – успокоила ее внучка.
– Ну, если Мите понравилось, может, и модельеру штаны зашить, – задумчиво пробормотала Бажени, – а то стыдобища какая, – прошептала она, покачав головой, – на коленях разодраны, на попе разодраны, ох, уж эти иностранцы, все у них не как у нормальных людей…
***
В это время Наташа уже смело ходила, поворачивалась и приседала в прозрачном кринолине.
– Юбку, – скомандовал Энцо. Вторая ассистентка Моник подала ему огромную пышную юбку со шлейфом.
– Ой, я не могу, это что за шедевр? – Наташа с Юлей и Аленкой покатились со смеху, когда увидели тренировочный наряд невесты.
Юбка с длиннющим шлейфом была сшита из тяжелого слегка блестящего атласа, по ярко зеленому фону которого были разбросаны плывущие квадраты разных размеров и цветов, синие, желтые, красные, розовые, фиолетовые и оранжевые.
– Хватит смеяться, – строго сказал им Энцо, – если жених увидит невесту до свадьбы в свадебном платье, это считается плохой приметой. Любое платье однотонного цвета может считаться свадебным. А у нас оно пестрое, и не платье, а юбка, так что свадебным такой наряд быть ну никак не может, все приметы соблюдены, cara mia.