Не надо, Леша... - Прошептал Павлик, - оставь меня тут, а сам беги. Один ты убежишь от него.
-- А ты?
-- А я останусь... И буду ждать, когда ты снова придешь.
-- Да... Как ты не понимаешь? Если меня обнаружат, они заделают все входы в эту пристройку, а на окна могут решетки поставить. И тогда я никогда не смогу сюда пробраться... Нет, подожди...
Я в отчаянии бросился к двери и начал ощупывать ее, сантиметр за сантиметром. И вдруг - в самом конце коридора, с той стороны, по стене скользнул свет фонаря...
-- Он идет, - прошептал Павлик.
Я в каком-то исступлении продолжал ощупывать дверь и... Я сначала даже не поверил. Пальцы нащупали какую-то металлическую планку, еще какой-то выступ... Нет. Не может быть... Это был обычный металлический засов, примерно такой же, как в деревне у бабушки на воротах. Нужно просто сдвинуть его в сторону. Я уперся из всех сил в выступ и потянул на себя. Засов медленно, как - будто нехотя, поддался. Еще сантиметр, еще...
-- Кто здесь? - вдруг раздался громкий, пугающий до исступления, окрик из противоположного конца коридора.
-- Лешка, не надо, - шептал Павлик.
Еще чуть-чуть и все.
-- Дай руку, - ответил я Павлику, протягивая свою.
Он сжал мою руку. Пальцы у него дрожали. Держись, думал я . Еще чуть и все. Лязг замка и...
-- Сейчас мы откроем дверь и выйдем отсюда, - ответил я, не узнавая своего дрожащего от волнения голоса, - держи меня крепко-крепко...
Я распахнул дверь. В лицо мне ударил сильный - сильный свет, такой яркий, что и не описать словами. Я чувствовал лишь прикосновение руки Павлика и все. Я пытался что-то сказать, но не смог. Что-то сдавило мое горло, дыхание участилось, а сам воздух сделался нестерпимо горячим. А потом как - будто сильный порыв ветра подхватил меня и наши с Павликом пальцы разжались.
*******
Когда я пришел в себя, то сначала не понял, где нахожусь. Я лежал на чем-то мягком, а над головой у меня было синее-синее небо. Маленькие, похожие на барашков облачка бежали по небу. Дул ласковый, свежий ветерок. Светило яркое, летнее солнце. Что это? Сон?
Я приподнялся и сел. Оглянулся перед собой. Я сидел на большой лужайке, покрытой яркой изумрудно-зеленой травой, такой мягкой на ощупь, что не передать словами. Повсюду росли диковинные цветы, такие красивые и яркие, что даже всех красок на свете не хватило бы, чтобы описать их красоту и многообразие. Над травой летали разноцветные бабочки. Рядом весело журчал ручеек, в котором резвились маленькие золотые рыбки. Неподалеку, метрах в пятистах от меня зеленой стеной стоял лес. Я оглянулся. Справа от меня была какая-то деревня с маленькими, похожими на игрушечные, домики ярко-голубого цвета с остроконечными крышами. Возле домиков были разбиты сады, в которых росли разные плодовые деревья с огромными, спелыми ярко-красными плодами на ветках. А впереди меня желтой полосой проходила дорога, уводя свой извилистый путь далеко в сторону леса. Дорога была вымощена...
-- Желтым кирпичом, - прошептал я и протер глаза. Затем сильно-сильно зажмурился и открыл их.
Нет, это был не сон. Все так же, как в книжке... Я почувствовал, что у меня кружится голова. Чтобы не упасть я попытался ухватиться за что-нибудь, но почувствовал лишь, как кто-то схватил меня за руку. Я обернулся. Прямо рядом со мной стоял, улыбаясь мне своей чуть виноватой улыбкой, Павлик. Странно, но на нем не было прежней больничной пижамы. Одет он был почему то в те самые шорты и вытертую футболку, в которых я его видел на той злосчастной фотокарточке. На ногах у Павлика были стоптанные старые сандалии.
-- Ну, ты проснулся? - как ни в чем не бывало спросил он, - а то я думал, что ты так и будешь спать до вечера.
Я сделал к нему шаг и тут же обнаружил, что на мне нет ни пальто, ни ватных брюк, ни пальто. На мне были такие же шорты и вытертая футболка, как и на Павлике, а на ногах сандалии. Я схватил его за руку:
-- Я, я не знаю, как, но... - выдавил я, пытаясь собраться с мыслями.
Но прежде чем я смог собраться с мыслями, Павлик вдруг бросился ко мне и, обняв меня, крепко прижался ко мне и сбивчиво залепетал, прямо как маленький ребенок:
-- Я думал... Я думал, ты умер. Я тебя звал, звал... В самое ухо шептал. А ты не шелохнулся даже. Я просил, умолял. А ты.. Ты..
Я попытался что-то сказать в ответ, но слова застряли у меня в горле, а в глазах стало мутно от слез. Господи, какой же он еще маленький... А может... Может, это я стал немного старше за сегодняшнюю ночь...
Потом мы сидели вместе на лужайке, возле ручейка... Солнце было уже высоко, но было по прежнему не очень жарко.
-- Лешка, - вдруг начал Павлик, - а мы находимся в той самой... Ну... Той самой стране?
-- Я не знаю, наверное, - улыбнулся я, - хотя я и сам не знаю, как мы тут оказались и куда нам теперь нужно идти...
-- Наверное, по той дороге, что вымощена желтым кирпичом? - улыбнулся в ответ Павлик.
-- Почему именно по той?
-- Ну, другой дороги тут нет. А эта дорога хоть куда-то да приведет. Правда?
-- Наверное...
-- Тогда... - как-то грустно проговорил Павлик, - нужно идти.
В его голосе мне послышалась такая невыносимая, просто дикая тоска, граничащая с какой-то обреченностью, что мне стало больно. И хотя он ничего мне не говорил, я уже понимал без слов, что дальше нам предстоит. Наверное, именно так самые близкие друг другу люди понимают друг друга без слов, даже без намеков на слова. И оттого на душе стало еще больнее. Павлик вдруг повернулся ко мне:
-- Помнишь, я спросил тебя, что такое дружба? Ты сказал, что это когда доверяешь друг другу, во всем. Когда, заступаешься друг за друга всегда. Когда несмотря ни на что готов протянуть другу руку помощи. Когда во всем готов идти до конца.
-- Да, конечно помню, - ответил я и почувствовал, что сердце в груди тревожно забилось.
-- Знаешь, я думаю, что самое главное..., - тут голос Павлика стал каким-то другим, как - будто более повзрослевшим, - самое главное в том, что рано или поздно, когда настанет час выбрать свой собственный путь... Когда придется идти одному... Самое главное - это сохранить дружбу в наших сердцах, чтобы когда-нибудь, когда настанет время, мы смогли бы вернуться друг в другу. Вернуться и снова быть вместе, невзирая ни на что. Что бы нам ни говорили взрослые, как бы на нас не смотрели завистники, как бы нас не проклинали дураки... Потому что забыть - это значит предать друг друга. А предательству прощения нет.
С этими словами Павлик встал и я встал вместе с ним. Мне все было понятно без слов, но в то же время я не был готов принять это в своем сердце.
-- Но... почему, - в отчаянии пытался я возразить ему, - почему...
-- Потому что тебя ждут дома, твои родители... А мой путь... Он закончился тогда, там, но благодаря тебе я смог... Смог понять, что есть по настоящему хорошие люди. Смог понять, что есть настоящая дружба и настоящие друзья. Понял, что если мы с тобой научились верить и доверять друг другу, то и все люди обязательно научатся, и тогда на земле не будет ни войн, ни бед, а кругом, каждый день, будут случаться самые настоящие чудеса. И я должен идти вперед, чтобы найти тех, кто еще не верит в чудеса и помочь им... И ты тоже должен...
-- А как же я? Я же не смогу... - упавшим голосом проговорил я.
-- Ради нашей дружбы, ради нас с тобой ты сможешь... Потому что я верю тебе. А ты? Ты веришь мне?
-- Верю...
Мы обнялись. И тут я почувствовал, что больше не могу сдерживать слез. И Павлик тоже заплакал. Так мы и стояли рядом... Не в силах проститься...
-- Значит, мы больше никогда... не? - начал я.
-- Обязательно встретимся, - сквозь слезы улыбнулся Павлик. Стоит тебе просто подумать обо мне и я приду. Обязательно приду. А по ночам, когда все спят... Мы сможем приходить друг к другу во снах. И тогда мы будем всегда вместе.
-- Ты... ты мне обещаешь? Обещаешь, что придешь?
-- Обещаю...
-- Тогда не будем прощаться...
-- Не будем...
Павлик еще раз взглянул на меня, повернулся и быстрым шагом пошел в сторону дороги, вымощенной желтым кирпичом. Через несколько минут его фигурка стала совсем маленькой, едва различимой, а я все стоял и смотрел ему вслед. И только когда его желтая футболка исчезла за деревьями, я повернулся и пошел в обратную сторону. Я не знал, куда я иду, равно как и не знал, как сложится моя жизнь. Но я знал, что не предам друга. Никогда.
И снова. Снова эта вспышка. Боль. И жуткий холод...
*******
Я открыл глаза. Я лежал на занесенной снегом лавочке. Рядом со мной стояла какая - то женщина.
-- Ой, господи, жив что ли, - запричитала женщина, - а я иду, вижу, малец лежит и не дышит. Я уж, о господи, скорую звать хотела, милицию. Ну ты как? Как себя чувствуешь?
Я присел и осмотрелся. Сидел я возле здания больницы. На мне было мое старое пальто, ватные штаны и ботинки. Шапка валялась рядом. Рука как - будто неосознанно что-то сжимала. Я разжал ладонь - на ней лежал небольшой гладкий камешек... Вроде тех, что лежали на дне того ручейка... И я вспомнил все...
-- Ой, может скорую вызвать? Ты же замерз, наверное? - суетилась женщина.
-- Нет, ничего, - ответил я, посильнее укутавшись в пальто, - просто не выспался ночью и...
-- Ох, ох, - снова запричитала женщина, - в школах этих совсем детям вздохнуть не дадут...
-- Да нет, все хорошо, - улыбнулся я, - и... спасибо вам...
-- Да за что же? - удивилась женщина.
-- Да... так, просто, за все...
Я встал и, сунув камешек в карман, побрел в сторону дома. На улице было раннее утро. Стайки ребят бежали в школу. Взрослые неторопливо шли на работу. Мимо проезжали машины. Прозвенел, сверкнув искрой, трамвай. А я шел домой и думал о своем. О чем, я и сам не знаю. Плакать уже не хотелось... В тот момент я лишь чувствовал, что потерял что-то очень ценное в этой жизни, что-то очень важное. А может? А может и правда я стал немного взрослее за эту ночь.
-- Ой, прости пожалуйста, - вдруг окликнул меня чей-то голос.
Я обернулся - в двух шагах от меня стоял мальчишка лет 9-ти, в темно-сером пальтишке, такой же серой спортивной шапке и с ранцем в руке. Он робко и как - то настороженно посматривал на меня.
-- Ты чего? - улыбнулся я.
-- Слушай, - начал осторожно мальчишка, - Ромка Ташков с пацанами мою сменку на дерево забросили, я сам достать не могу. А без сменки в школу не пустят. Ты не мог бы? Ну... Понимаешь, помочь достать?
Я взглянул наверх. На ветке старой яблони, метрах в трех от земли, висел небольшой серый мешочек для сменки. Прямо как у меня, подумал я. Я прикинул расстояние. Залезть будет ой как непросто. Да еще и по обледенелому стволу.
-- Может, надо позвать..., - начал я, но взглянув в полные отчаяния глаза мальчишки, передумал, - сейчас, попробуем.
Я снял варежки и, цепляясь стынущими на морозе пальцами за тоненькие ветки, начал подниматься вверх. Еще шаг, еще... И тут мне стало страшно... Я вспомнил про Павлика, стоящего на карнизе, с ужасом глядящего вниз... И голова у меня закружилась. Где же ты сейчас? Где?
-- Ничего не бойся, - услышал я тихий, хорошо знакомый мне голос.
-- Но... Мне страшно... Я никогда не залезал так высоко по обледенелому стволу дерева.
-- Я тоже. Ну, давай тогда вместе? Ставь эту ногу сюда.... Теперь сюда... Хватайся за ту ветку и потом вон за ту. Давай...
Так мы и добрались до ветки, на которой висел мешок со сменной обувью. Мне было легко, как никогда. Я чувствовал, что Павлик рядом, чувствовал его дыхание и как - будто чувствовал его руку, поддерживающую меня.
-- Спасибо, спасибо тебе, - шептал я.
-- За что? Ведь для этого и существуют друзья, разве нет?
Я спустился, отдал ошалевшему от радости мальчишке мешок со сменкой и махнув ему рукой, пошел прочь. И, лишь пройдя пару шагов, я услышал за своей спиной робкий голос:
-- Мальчик, а давай с тобой дружить?