- Не понимаю... - прошептала Снежана. - Почему 'на свободу' и причем тут портрет?
- А притом... Сила бесовская мощь имеет великую - самый слабый из них спалить может всю нашу область за секундочку, доченька ты моя, глазками не успеешь моргнуть, но сила эта отгорожена от нашего мира крепкой стеной и никогда не дремлющей охраной. Ну, вроде как уголовников мы в тюрьмы-то сажаем, чтобы они добрым людям плохого ничего не делали, так и бесы эти - ну, вроде как в тюрьме сидят и к нам им ходу нету. Могут они, конечно, нас соблазнять на грехи малые или великие, но чтобы самим среди нас ходить как заблагорассудится, убивать людей или, скажем, красть их - не-е-е-ет, этого делать им не дано...
Снежана и Рогозин слушали затаив дыхание, только дождь хлестал за окнами да с шумом проносились редкие машины, взметая целые волны грязной и мутной воды.
- ...А портрет этот - это своего рода дырка в стене, которая тюрьму окружает. Они через неё и пролазиют, окаянные, и безобразничают тут у вас... Ну, сущие уголовники-рецидивисты - и все тут! - всплеснул руками старичок, как добрый дедушка, расстроенный шалопайством соседских мальчишек в его огороде.
- Не понимаю... Как портрет может быть дыркой!? - воскликнул Рогозин.
Но Снежана вдруг согласно кивнула головой.
- А я, кажется, поняла... - прошептала она. - У Леши картины - ну, как живые просто! Все, что он рисует, как бы оживает. На выставке... я... видела... там... - Снежана опять стала всхлипывать и её плечи мелко задрожали.
- Во-во, девочка моя, это ты точно отметила. Бесы, они ведь хитрые! Они сразу смекнули, что жених твой - не простой, тот ещё... Я-то давно за ним наблюдаю, давненько!.. Вот они и захотели через него в ваш мир проникнуть и накуралесить как следует. Очаровали его, околдовали... Это они умеют, окаянные, умеют... - старик грустно покачал головой и замолчал.
- Ну а дальше-то что? - не выдержал Рогозин. - А нам-то что сейчас делать? Ехать в усадьбу или не ехать?
- Конечно, ехать! - воскликнула Снежана. - Тут даже и вопросов нет! Лешу спасать надо! Как же я без него-то останусь!.. - слезы опять брызнули из фиалковых глаз. - Хорошо, что вы нам тут на дороге попались, батюшка! Вы покропите этот чертов портрет своей водичкой, и все снова станет по-прежнему! - на искусанных полных губах Снежаны появилась робкая улыбка. Но священник опять печально покачал седой как лунь головой.
- Кабы все так просто было! Эх, святая простота... - грустно улыбнулся он. - Портрет так просто не уничтожить. Да, нечистая сила боится водички святой, крестиков, икон, они им неприятны, но... Портрет может уничтожить только тот, кто его написал - и больше никто! - неожиданно непререкаемым тоном подытожил священник.
- Почему это? - вытаращил глаза Рогозин.
- Потому что Господь Бог так повелел, - сказал священник. - Человеку дана свобода, и он может делать и добро, и зло по своей, и только по своей, воле. Хочет - открывает душу свою для дьявола, хочет - закрывает. А портрет этот не обычный, нет... Ваш жених, раб Божий Алексей зовут его помнится, вложил в него всю свою душу, полюбил его как самого себя, дал ему искру своей жизни, свое дыхание, свой пламенный дух, а то, во что человек вложил всего себя Господь Бог того нарушить не желает - такова Его воля... Вот вы думаете, а почему ученые-то ваши, археологи, то там мумию откопают, то тут таблички клинописные найдут, то пещеру с рисунками допотопных времен обнаружат? Ведь давно должно было бы все это в прах обратиться, уйти в небытие... Ан нет! Господь Бог всё это сохраняет. Не любит Он, чтоб творения человеческие, от сердца сделанные, пропадали, не любит...
- Ну и... что нам тогда прикажете делать? - упавшим голосом спросил Рогозин.
- А я знаю... - тихо сказала Снежана, смотря невидящим взглядом себе под ноги. - Надо Лешу найти! Отогреть его сердце любовью, вытащить змею оттуда и пусть он сам сожжет свой проклятый портрет! - и тут же резко повернулась к Рогозину. - Слышишь, Рогозин? А, ну, гони к поместью на всей скорости, живо!!!!!!
Рогозин ударил по газу, а Снежана повернулась, чтобы спросить у старичка, откуда он все это узнал, но - сиденье рядом с ней было пустое...
Подъехали к поместью через полчаса. Мощные фары внедорожника осветили семиметровые железные ворота и табличку - 'Въезд только по специальным пропускам'. Залаяли сторожевые собаки. К машине подошел охранник в 'хаки', накрытый брезентовым плащом с капюшоном.
- Кто такие? - сухо, зевая спросонья, спросил он.
- Это я, Снежана Бельская, не узнаете? Позавчера была. Подруга Ганина, художника.
Охранник достал фонарь и внимательно осветил фигуру Снежаны. Увидев, что она в больничной пижаме, хмыкнул, но кивнул головой, узнавая...
- А эт кто?
- А это мой водитель. Можно ему тоже?
- Не... - отрицательно покачал головой охранник. - У меня инструкция хозяина. На вас господин Ганин пропуск выписал, верно, а вот на вас... Не, не могу. И машина эта не зарегистрирована у нас.
Рогозин скорчил недовольную физиономию, но Снежана ему подмигнула и шепнула что-то на ухо. Рогозин порылся в сумке и вытащил портативную мини-видеокамеру и электрический фонарик. Снежана спрятала их в карманы пижамы.
- Хорошо. Я пойду одна.
- Подождите, девушка, я вам хоть одежды принесу...
Через десять минут Снежана уже топала рядом с охранником по территории поместья, которая вся превратилась в сплошную лужу, в резиновых сапогах и в плаще-дождевике с капюшоном. Лебеди и утки куда-то попрятались, на дорожках текли целые реки мутной воды с водоворотами, пруды напоминали кипящий бульон на плите от множества падающих на них дождевых капель. Видно почти ничего не было. Благо, на всей территории горели яркие фонари, которые посреди сплошного дождевого марева играли роль маяков в бурном море, и это не давало путникам сбиться с пути.
- Ну и погодка! Аж жуть! Сколько живу, что-то не припомню таких дождей... - мрачно сказал охранник, зевая в кулак. - Да что погодка! Эт мелочи. Тут чудеса покруче происходят...
Снежана тут же насторожилась и, казалось, вся превратилась в слух, нажимая незаметно кнопку записи звука на камере.
- А что такого произошло? - деланно безразлично спросила она, а у самой сердце бешено забилось и внутри все похолодело.
Охранник помолчал, видимо, не решаясь говорить, а потом всё-таки не выдержал - желание поделиться с кем-то небывальщиной оказалось сильнее.
- Да понимаете, у нас тут вся охрана на ушах. Думать уж не знаем, что... Сначала шеф с семьёй пропали. Думали вначале, уехал куда-нибудь. Не-е, все обзвонили, все обыскали - и по спутниковому, и по скайпу, и по мобиле... Нет и все тут, и никто ничего сказать не может. Ни в аэропортах, ни в моргах, ни в больницах, ни в консульствах, ни в участках - нигде и ничего. Потом с вами беда приключилась. А на следующий день и художник этот, Ганин, которого поселили недавно - ваш друг -, тоже пропал...
- Ахххххх... - вскрикнула Снежана и едва не упала, прислонившись к фонарю.
- Что с вами? - испуганно прошептал охранник.
- Нннннет.... Нич... чего... Продолжайте...
- Так вот. Пропал этот художник, Ганин. Ни слуху, ни духу... Как будто черти его взяли и все тут! Потом пропал этот тип, Тимофеев, кажется...
- Как?! И он - тоже!?
- Угу. Он вообще появился из ниоткуда, мы его раньше не видели. Представился, что от хозяина, показал договор за его подписью и все такое прочее. Ну, мы его и пускали сюда. Он занимался всеми делами Ганина и хозяина. Ну, вот, и он пропал тоже. Вместе с ним пропал и новый дворецкий... Блин, фамилия вылетела из головы! Но и это ещё не все! - тут голос охранника понизился до шепота.
Снежана подошла к нему поближе, и охранник быстро зашептал ей прямо на ухо.
- Началось тут вообще невесть что! То лошади тут скачут, а лошадей-то этих - не видели мы! Даже следы от копыт мы видели, а лошадей - тю-тю! Нету! То повозки какие-то ездят - и тоже - ничего! То ходит кто-то по дому, предметы передвигает, то даже голоса какие-то слышим... И - НИКОГО! Будто призраки у нас в доме поселились, да и всё тут!
- Не к добру это... - понимающе кивнула Снежана.
- Во-во! И я говорю - не к добру. Я в Абхазии был, и в Чечне два раза, а такого - вот те крест - нигде никогда не видывал! Была б моя воля - дал бы давно деру отседова, да контракт... Семью же тоже кормить надо, правильно?
Снежана кивнула.
В это время они как раз дошли до главного входа в поместье и поднялись по лестнице, оказавшись под крышей высокого античного портика. Снежана облегченно скинула душный полиэтиленовый капюшон с головы.
- Ну, вроде бы все. Дальше сами идите. Там открыто, - сказал охранник, и в его голосе почувствовалась дрожь. Он быстро развернулся и пошел было обратно к КПП, но вдруг резко остановился:
- Только никому, ни-ни! - прошептал он и прислонил палец к губам.
- Ну, конечно! Я - могила! - также прошептала Снежана в ответ. Но охранник как-то побледнел, быстро отвернулся и скрылся за пеленой сплошного ливня.
Снежана открыла дверь поместья и вошла внутрь. Здесь она сняла с себя плащ и тяжелые резиновые сапоги - тут были везде мягкие ковры, а потому можно было спокойно ходить босиком. Она вытащила из кармана пижамы маленький электрический фонарик и пошла искать по полутемным коридорам и залам комнату для гостей. Визуальная память у Снежаны - как, наверное, у всякой настоящей журналистки - была отменной. Она легко нашла её, но в ней, естественно, никого не оказалось. Постели были тщательно убраны.
Тогда Снежана, громко выдохнув, решила пойти в комнату с портретом. В этот раз обошлось без плутаний. Она четко знала, что это третий этаж, шестая комната от парадного подъезда. Но разочарования своего скрыть она не могла, когда оказалось, что комната наглухо закрыта. Что же делать дальше? Идти к охранникам и просить ключ или...
Не успела Снежана подумать, что же ей делать дальше, как вдруг услышала какие-то шаги и шум - как будто кто-то двигает мебелью где-то внизу. После полнейшей тишины в этом, казалось бы, вымершем доме этот шум производил жутчайшее впечатление. Снежане стало нехорошо, но она смело отправилась на звуки. 'Должна быть какая-то зацепка! Должна быть! Иначе бы тот старичок не попался мне на дороге! Не попался бы!!!'.
Снежана сбежала по парадной широкой лестнице, по красной ковровой дорожке, ночью казавшейся черной, мимо темных силуэтов гипсовых бюстов рядом с гладкими толстыми перилами, вниз. Звуки раздавались откуда-то из левого крыла. Там, Снежана смутно вспомнила, располагались Бильярдная Зала, Бальная Зала и Библиотека...
Снежана бросилась туда, едва не налетая на стены и статуи. Пролетев через Бильярдную и Бальную Залы, она оказалась прямо у высоких, больше человеческого роста, двустворчатых дверей в Библиотеку. Голубоватый кружок луча электрического фонарика осветил массивные двери из красного дерева с золотыми ручками и бронзовыми стучалками в виде львиных голов с разинутыми пастями. Именно оттуда раздавались звуки чего-то передвигаемого, шум шагов...
Снежана резко рванула ручку двери и...
Яркий свет множества электрических свечей больно ударил ей в глаза, уже привыкших к темноте, она инстинктивно закрыла их руками, фонарик выпал из её ладоней и гулко покатился по паркету, закатившись за мягкое кресло.
Когда Снежана, наконец, открыла глаза, она... ничего не увидела. Библиотека как как библиотека: высоченные шкафы до самого потолка, забитые множеством фолиантов, в темных от времени корешках, с надписями золотыми и серебряными витиеватыми буквами, длинный дубовый полированный стол с резными ножками, конторка, письменные принадлежности, мягкие стулья, пушистый зеленый ковер под ногами, горящая электрическая люстра с лампочками-свечами под потолком и... всё.
- 'Но я же слышала здесь шум, слышала! Именно отсюда! И как тут загорелся свет!?' - лихорадочно думала Снежана, быстро поворачиваясь то головой, то всем телом во все стороны. И тут же замерла, вся превратившись в слух...
Она услышала чью-то приглушенную беседу. Да, настоящую беседу! И она даже могла разобрать, что оба голоса были мужскими, они о чем-то говорили, но о чем - этого понять она не могла. Голоса были тихими, как будто бы они вели беседу из-под какой-то ширмы из звукоизолирующего материала, разобрать ни слова она не могла, как ни вслушивалась. Естественно, что запись на портативной камере она тоже включила, а потом достала её целиком и стала быстро фотографировать все вокруг и сняла несколько видеороликов.
Беседа продолжалась, но Снежана по-прежнему ничего не могла разобрать. Когда она закончилась, звуки стали другими.
Опять кто-то что-то передвигал, кто-то кашлянул, раздался звук шаркающих шагов. А потом всё стихло. Снежана стояла в Библиотеке ещё почти полчаса, но ничего больше не услышала...
Она отключила видеокамеру и, печально вздохнув, отправилась к выходу. Она решила поехать домой, собраться с силами и серьезно подумать о том, что же ей делать дальше.
- ...Ну, как, ничего? - Снежану словно силком вырвали из забытья.
- Ганина там нет, он пропал, как и Никитские и Тимофеев тоже. Но в доме что-то явно не чисто. Я сама слышала какие-то голоса, шум и многое другое... - Снежана украдкой вытерла рукавом слезы.
- Надеюсь, ты записала все это? - с каким-то сладострастным придыханием почему-то шепотом спросил
Рогозин, не отрывая, впрочем, взгляда от дороги - хотя ливень утих, но теперь повсюду был белесый туман, и дорога продолжала оставаться опасной.
- Да. И на диктофон, и ролики сделала, и фото...
- Немедленно едем в лабораторию, вызываем Виталика, будем делать анализ! - взгляд выпученных как у жабы глаз Рогозина был как у сумасшедшего - они лихорадочно светились, дыхание прерывалось, руки дрожали. - Звони, я не могу оторваться от дороги!
- Ты что? У него же грудничок дома!
Но Рогозин скорчил такую страшную гримасу в зеркале заднего вида, что Снежана только пожала плечами и набрала Виталю.
Ещё не было и шести утра, как все трое собрались в лаборатории. Лампы дневного света, аппаратура, запах растворимого кофе, вонь сигаретного дыма, воспаленные глаза Рогозина, опухшее с недосыпа лицо Виталика, бледное как смерть лицо Снежаны...
Виталик мрачно воткнул флешку и защелкал клавишами.
- Что делать-то надо, агххххх? - зевнул он.
- Сделай мне фотографии с максимально большим разрешением - это первое. Обработай записи звуков - сделай максимально возможное усиление звука, убери все шумы, фон и так далее. Это самое главное. Если что-то найдем на этом уровне - будем смотреть видеозапись, - Рогозин взволнованно ходил взад вперед по лаборатории, курил уже пятую сигарету за пять минут, сбрасывая пепел прямо на пол, Виталя хлюпал растворимым кофе из большой пластмассовой красной кружки и щелкал клавишами.
Снежана безучастно сидела, как кукла, на стуле, казалось, совершенно безразличная ко всему происходящему. Исчезновение Ганина вызвало в её душе такую депрессию, что она просто не способна была взять себя в руки. Вся её решимость, надежда на успех разом испарились, уступив место черному отчаянию. Ведь если даже такой человек, как Никитский, самый могущественный человек, которого она знала, несмотря на все свои связи, вооруженную до зубов охрану, огромные деньги, просто так исчез вникуда от козней проклятого портрета, то что уж говорить об этом несчастном художнике и о ней самой, слабой женщине? Что в этой ситуации могут сделать такие 'мураши' как они?
Да и Ганин... Её мысли, вот уже второй раз за эту сумасшедшую ночь, снова обратились к нему.
'Странно, - подумала она, тупо и безразлично глядя на Рогозина, который с видом сумасшедшего ученого, находящегося накануне сногсшибательного открытия, бегал по лаборатории, на быстрые движения пальцев Виталика по клавиатуре, казалось, целиком провалившегося в электронный мир по ту сторону мерцающего плоского монитора, - ещё пару дней назад он был мне никто. Ну, художник и художник, мало ли сколько их бывает? Ну, покатались на яхте, на вертолете... Весело. А теперь... Кто он мне? Муж? Жених? Любовник? Кто? Не понимаю... Ведь если разобраться, он мне никто... Так, случайный знакомый, объект репортажа и журналистского расследования. Ведь не переживаю же я о трагически погибших девушках, об этом несчастном Расторгуеве... А почему меня так беспокоит его судьба? И этот странный старичок... Что он там сказал? 'Жених твой'... Ну, какой он мне, скажите пожалуйста, жених? Конечно, здорово было бы выйти замуж за такого - деньги есть, характер вроде так ничего... Да не о том я все! Не о том! - чуть не закричала вслух Снежана. - Не чужой он мне, не чужой! Никогда, никогда, я это точно знаю, никогда я уже не встречу такого человека как он, таких больше не бывает! Не бывает! И если я его потеряю, если он пропадет навсегда...'.