– Юрий Петрович, что знают двое, то знают все.
– Но не в нашем случае.
– Дай бог, чтобы так оно и было. До свидания.
– Счастливо.
Князь Савельев поехал к усадьбам своих ратников. Первым на его пути стояло подворье Гордея Бессонова.
Тот встретил князя радушно, обнял и сказал:
– Великого здравия тебе, князь Дмитрий Владимирович.
– И тебе того же, Гордей. Как вы тут обживаетесь?
– Понемногу. Отошли мои родные от полона татарского, побелели душой, а все благодаря тебе, князь.
– Полно, Гордей. Весь наш отряд спасал твою семью.
– Но ведь именно ты решил идти за Волгу и охотиться на мурзу.
– Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.
– Пройдем в дом. Анфиса стол накроет, перекусим, чем бог послал.
– Нет, Гордей, спасибо. Тут дело такое… – Дмитрий передал своему ближнему помощнику суть разговора с князем Крыловым.
Бессонов погладил окладистую бороду и сказал:
– Да, дорожка нам предстоит шибко длинная, коли икону придется на Афон везти.
– До того надо еще заполучить ее. Государь не напрасно повелел держать дружину в полной готовности. Значит, есть какая-то опасность. Только князь почему-то не стал говорить мне о ней.
Гордей чуть помолчал и произнес:
– Мыслю, оттого не поведал, что сам сомневается, есть ли опасность или нет, а коли есть, справится ли с ней отряд Ивана Кузнеца. Я знаю многих ратников из того отряда. Воины достойные, с татарами бились не раз. Однако князь, как видно, все же сомневается.
– А коли сомневается, почему отправил в Тверь Кузнеца, а не нас? Уж мы-то точно привезли бы сокровища.
Бессонов развел руками и проговорил:
– Решение принимал не князь Крылов, а наверняка сам царь Иван Васильевич. Ему виднее, кого куда посылать. Возможно, он решил, что для нас это слишком простая работа.
– Поглядим. Значит, дома все в порядке?
– В порядке, князь. А у тебя?
– И у меня, слава богу.
– Как Ульяна? Дитя носит?
– Нормально все, Гордей.
– Я хотел кое о чем попросить тебя, Дмитрий Владимирович.
Князь посмотрел на воина.
– О чем, Гордей?
– Власу, сыну моему, уже семнадцать годов скоро. После полона окреп телом, душой и верой. Басурман ненавидит лютой ненавистью. Саблей владеет неплохо. Конечно, до наших воинов ему еще далеко, но сверстников своих побеждает.
– Ты к чему клонишь, Гордей?
– А нельзя ли его в нашу дружину пристроить, Дмитрий Владимирович? Поначалу на побегушках, испытание пройти. А потом вместе со всеми. Я с ним займусь, всему обучу, что могу сам. Хороший воин из него выйдет.
– Что ж, Гордей, я не против. В следующий раз, как встречусь с князем Крыловым, похлопочу за Власа. Парень он действительно стоящий, в тебя пошел.
– Благодарю, князь.
– Не за что пока. Поеду, посмотрю остальных, поговорю, с кем увижусь, а приказ о готовности ты уж сам передай, добро?
– Добро, князь.
– Радости дому твоему, Гордей.
– И твоему, Дмитрий Владимирович.
Князь Савельев поехал по соседним подворьям. Он спешил. Ему не терпелось увидеть Ульяну, узнать, как прошла прогулка. Дмитрий волновался за свою жену, а еще больше – за будущее дитя.
В это же время на подворье боярина Никиты Демьяновича Толгарова, стоящем на Варварке, было необычайно пустынно. Только два работника постоянно торчали у ворот, через калитку посматривали на всадников, проезжавших мимо. Это были доверенные холопы боярина Ефим и Тарас.
Неподалеку от них от нечего делать играл в тычку служка, десятилетний сирота, которого по малолетству все называли просто Николкой. Фамилию его никто не помнил. Много чести.
На крыльцо вышел боярин и спросил у холопа:
– Ну что, Ефим?
– Пока никого, боярин.
– Должен уже подъехать. Не заплутал ли на Москве?
– Так язык-то при нем. Спросит, ему каждый прохожий подскажет, где подворье боярина Толгарова.
– Ну да, – буркнул вельможа и ушел в дом.
Наконец у ворот остановился всадник, явно измученный, весь в пыли.
– Доброго вам здравия, люди. Это подворье боярина Толгарова?
– Да, – ответил Ефим и спросил: – А ты кто будешь?
– А я гонец от тверского боярина Всеволода Михайловича Воронова.
– Чем докажешь?
– Это я сделаю пред боярином. Доложите, что прибыл.
Ефим позвал служку:
– Николка!
– Я! – ответил малец.
– Бегом к боярину! Скажи, что из Твери человек прибыл, от боярина Воронова.
– Угу.
– Быстро!
Николка побежал к крыльцу, поднялся по ступенькам.
Через минуту из дома вышел Толгаров и повелел:
– Пропустите всадника!
Холопы открыли ворота.
Гонец въехал во двор, кое-как сполз с коня и сказал мальчишке:
– Коня оботри, напои, накорми, да лишку не давай.
– Знаю, как с конями обращаться.
Гонец подошел к хозяину подворья и спросил:
– Боярин Толгаров?
– Я-то боярин Толгаров, а ты кто?
– Лавр Кубарь, холоп боярина Воронова. Вот его грамота. – Он достал из-за пазухи свиток.
Толгаров взял бумагу, развернул, прочитал, вернул и заявил:
– Добро, проходи в дом.
– Устал я, боярин, нет мочи. Но и дело срочное.
– Передашь мне сообщение твоего боярина, потом мои люди тебя накормят, напоят и спать уложат. Если хочешь, они и баньку истопят.
– Банька – дело доброе. Не откажусь.
– Так и будет. Тарас!
Второй холоп вышел вперед и услышал:
– Передай Марье, чтобы еду для гонца приготовила сытную, вина хлебного из погреба достала. Сам растопи баню. До обеда гонец попарится. Постель в комнате гостевого дома. В общем, займись всем этим, дабы гонец сыт, пьян и чист был, отдохнул хорошо. Ему завтра в обратный путь отправляться. Кольке за конем уход. Уразумел?
– Уразумел, боярин.
– Исполняй! А ты ступай за мной, Лавр Кубарь.
Они поднялись в просторную горницу. Наверху тоже никого не было. Жену с дочерьми боярин с утра отправил в гости к родителям, проживавшим на Ильинке.
Комната была обставлена богато. На полу яркие дорожки, скамьи вдоль стен и у стола устланы коврами. Оконца с мозаикой из цветного стекла. Шкаф, сундук огромных размеров у русской печи. Часть горницы отделяла занавесь. Такие же висели на стене у оконцев. На столе скатерть. В красном углу иконостас. Образа в серебряных окладах, лампадка из золота. Все дорогое, чистое, соответствующее положению хозяина.
Боярин опустился на лавку у стола, показал гонцу на место напротив себя и заявил:
– Садись, Лавр, и говори.
Холоп тверского боярина насторожился и спросил:
– А тут нас никто не услышит? Всеволод Михайлович строго наказал, чтобы при разговоре не было никого, кроме нас с тобой, боярин. Дело слишком серьезное и тайное.
– Петр Тучко, купец из городка Вербеж, предупредил меня о твоем приезде. Он сказал и о серьезном деле, и о том, что разговор наш следует держать в тайне. Так что не беспокойся, я принял меры. Разве это не заметно?
– Не до того мне, чтобы смотреть за этим. Еле на ногах держусь.
– Так не тяни, говори, что велено передать.
– Дело такое, боярин. В Твери найден клад.
– Вот как? И что в этом странного или нового? Теперь люди клады часто находят, особливо там, где прежде гуляли ордынцы. Вот на Рязани их чуть ли не каждый день откапывают. Да и в других местах тоже.
– У нас клад особый.
– Чем же?
Гонец передал боярину примерно то же самое, что говорил князь Крылов Дмитрию Савельеву.
Выслушав Кубаря, московский боярин поднялся, прошелся по горнице, резко повернулся и спросил:
– А икона точно из Афона?
– Точнее не бывает.
– Откуда же Всеволод Михайлович узнал про клад, если эту историю приказано было держать в строгой тайне?
– Ее и держат. Только мой боярин Воронов в приятельских отношениях с тверским тысяцким, князем Дмитрием Ивановичем Микулинским. От него он и узнал.
– А кроме иконы, значит, в том старом коробе много золота, серебра и драгоценных камней?
– Очень много. Боярин говорил, что там кольца, перстни, ожерелья, серьги, броши. Драгоценных камней целые россыпи. Наверное, Чолхан, родственник царя Узбека, в повозке которого и был найден когда-то этот короб, отрывал себе солидные куски от дани. Но самую большую ценность представляет собой икона.
– Иконе место в храме. В том самом, откуда ее похитили, – сказал боярин.
– Оно так и есть. Только икона найдена вместе с кладом Чолхана. Мой боярин Всеволод Михайлович говорил, что Дмитрий Иванович Микулинский, воевода в Твери, уже сообщил царю Ивану Васильевичу об этом. Царь должен был отправить в Тверь отряд для перевозки иконы и клада на Москву.
– А у боярина Воронова на этот счет есть свое, особое мнение?
– Да. Он считает, что не Москва, а Тверь должна владеть кладом. Об иконе речи не идет. Ее следует перевезти на Афон. Пусть это делает Москва.
– В Твери… то есть у князя Дмитрия Ивановича. Но ведь тот сам сообщил царю о находке, стало быть, заведомо желал отдать все Ивану Васильевичу, Москве.
Гонец посмотрел на боярина и проговорил:
– В Твери, Никита Демьянович, это значит у боярина Воронова.
– Вот как? Всеволод Михайлович решил присвоить клад. Но как он рассчитывает это сделать? Твой боярин решил собрать своих холопов и отбить клад у Дмитрия Ивановича Микулинского? Или он хочет напасть на отряд, посланный в Тверь царем Иваном Васильевичем?
– Такое безрассудство смерти подобно.
– Вот и я о том же. Но это дело боярина Воронова. Я одно взять в толк не могу. Почему Всеволод Михайлович решил поведать эту историю мне? Да, мы с ним в хороших отношениях, дела кое-какие делали вместе, но каким боком я прикасаюсь ко всей этой истории?
– Наконец-то мы подошли к самому главному, – проговорил гонец.
Толгаров взглянул на Кубаря.
– Да? И в чем это главное заключено?
– Всеволод Михайлович очень рассчитывает, что ты поможешь ему завладеть кладом. Не безвозмездно, конечно, а за четверть всего добра.
Толгаров удивился и спросил:
– Но я-то чем могу помочь ему?
– Тут такое дело, боярин. У тебя ключник кто?
– Емельян Горин. Но он-то тут при чем?
– У нас в тверских землях уже год промышляет шайка разбойника Козьмы Меченого.
– Хороша кличка. Прямо как у пса.
– Он и есть пес кровавый, но это не важно. Меченым его зовут за шрамы на морде, которые остались с отрочества, когда его щедро угостил кнутом ордынец.
– Ну а мне-то зачем этот Меченый?
– Вообще-то фамилия Козьмы – Пурьяк.
– Это меня не касается.
– Ты погоди, боярин, выслушай до конца!
– Ладно, говори. Только ты зря свое время тратишь. Еда уже готова, баня тоже.
– Значит, так, Никита Демьянович. Главарь шайки Меченый и Козьма Пурьяк – одно и то же лицо. Никто, кроме боярина Воронова, не ведает, что он ведет двойную жизнь. У Пурьяка есть свой починок, то бишь хутор. Он называется Долман. Там проживают Козьма, его жена Любава, их сын Василий и дочь Лана, уже невеста. Сам он делает у себя на починке гробы, отвозит их в Тверь, там продает. Товар расходится быстро, спрос на гробы всегда есть, а они у него хорошие, крепкие. Семья не бедствует. У Меченого шайка из двух десятков беглых холопов. Они обретаются в чаще, среди болот Черного леса. Это рядом с починком и селом Дубино, в трех верстах от городка Вербеж и в десяти от Твери. Шайка Меченого нападает только на крупные торговые обозы, бедных крестьян не трогает. Всеволод Михайлович считает, что у Меченого есть осведомители в Вербеже и в самой Твери.
Боярин прервал гонца:
– Погоди-ка, Лавр. Что-то я никак не уразумею, зачем мне все это знать.
– Потерпи, боярин, осталось немного. Я не напрасно спросил тебя о ключнике. Дело в том, что Козьма Пурьяк, он же Меченый, и твой Емельян Горин – названые братья.
– Что? Мой холоп, ведающий хозяйством, родственник разбойника?
– Да. Отца ключника твоего задавило на лесоповале, мать померла в тот же год. Сироту приютил Потап Петрович, отец Козьмы. Мальцы росли вместе. Мачеха относилась к нему как к родному. Потом у Емельяна обнаружилась родня на Москве, и он уехал сюда. О том ты сам у него можешь спросить. Важно то, что названые братья до сих пор поддерживают родственные отношения.
Боярин Толгаров поскреб пятерней затылок и воскликнул:
– Как это? Емельян почти всегда на подворье. Из Москвы он последний раз выезжал года два назад, да и то в Рязань.
– Емельян не выезжал, а вот Козьма наведывался сюда.
– Куда сюда? Ко мне на подворье?
– Нет, конечно. У Козьмы свой дом на Москве. Кстати, там же, где живут и родители твоей жены, на Ильинке.
– И на кого он записан? Не на Козьму же?
– Нет. По бумагам дом принадлежит Дмитрию Сычу, тверскому купцу, который ведет дела и в столице.
– У меня голова кругом идет. Надо же, как все закручено.
– А по-моему, напротив, все просто, только имен много. Но они и не нужны. Всеволоду Михайловичу надо, чтобы твой ключник свел его с Козьмой. Но не с гробовых дел мастером, а разбойником Меченым.
Толгаров, которому явно не понравилась эта затея, воскликнул:
– А что, боярин Воронов не может встретиться с Пурьяком, чтобы раскрыть в нем Меченого?
– Если бы мог, то не обращался бы к тебе за помощью. Да ты сам посуди, как можно раскрыть разбойника? Он ото всего открестится, да еще и злобу затаит. А с ним шутки плохи. Редкой жестокости человек. Кого угодно на куски порубит, не глядя.
– Отчего же его не отловили еще? Ведь известно, что шайка затаилась в лесу и нападает на крупные обозы.
У Кубаря, как он ни крепился, закрывались глаза. Усталость брала свое.
Он вздохнул и сказал:
– Ты, боярин, наши леса не знаешь. В них мало кто не заплутает. А уж в болотах и подавно. Там запросто утонуть можно. Пурьяк же в этих дебрях и трясинах как у себя дома. Но это не главное. Я говорил, что шайка Меченого грабит обозы богатых купцов, но не трогает простых крестьян. Бывает, что разбойники и помогают особо нуждающимся. То семейству многодетному, то старикам, которым помощи ждать не от кого. Был случай, выгорела деревня. А на что строить новые избы? Тут Меченый денег старосте дал. На них крестьяне и возвели жилье заново. Так что коли в деревнях и селах люди и знают что о Меченом, то не побегут доносить на него. Они, напротив, укроют его, если будет такая нужда.
Толгаров кашлянул, взглянул на гонца и заявил:
– Ты вот что, парься в бане, харчевничай, отдыхай. Завтра утром скажу, чего я решил.
– Добро, боярин. Всеволод Михайлович велел по завершении разговора напомнить, что доля твоя четверть всего, что будет в кладе. А это целое состояние.
– Я и без того не бедный человек.
– Это так, но царь Иван Васильевич взялся наводить в государстве порядок. А коли так, то скоро прежнего раздолья вельможам не будет. Государю деньги потребуются на походы на Казань, войны с Крымским ханством. А где их взять? Придется вам, князьям да боярам, раскошелиться. Нрав у нового царя крутой. Не смотри, что он еще молод. Всеволод Михайлович опасается, что как бы не пришлось ему уходить в Литву или в Польшу. А там без денег делать нечего.
Толгаров на это ничего не сказал. Он и без Воронова прекрасно знал, какие планы вынашивал царь Иван Васильевич, не сомневался в том, что немалое число бояр ожидает опала.
– Эй, кто там за дверью?! – крикнул хозяин дома.
Послышался голос Ефима:
– Я, боярин.
– Для гонца все готово?
– Готово, боярин.
– Проводи его. – Толгаров посмотрел на Кубаря и заявил: – А ты из дома ни ногой! В отхожее место только. Это понятно?
– Конечно.
– Проводи его, Ефим, и позови ко мне Горина. Он на подворье? Не выезжал в город?
– Был тут и не собирался выезжать.
– Значит, ко мне его!
– Слушаюсь, боярин.
– Звал, Никита Демьянович? – спросил ключник, появившийся через пару минут.
– Звал. Ты что же умалчивал о том, что тверской разбойник Меченый – твой названый брат?