– Доктор Фицпатрик имеет в виду, что их привезли сюда издалека и они совершенно не знают местности.
Эвелин попыталась было несколько смягчить слова Фицпатрика, но, заметив, как сверкнул в ее сторону глазами Амарок, поняла, что лучше этого не делать.
– Я понял, что он имеет в виду.
Впрочем, даже если ее коллега и понял, что допустил бестактность, извиняться он не собирался. Наоборот, продолжил беседу в той же высокомерной, снисходительной манере.
– Как, по-вашему, сержант, беглец может выжить в такой мороз?
– Возможно, он и не выжил, – ответил Амарок. – Возможно, он уже мертв, как и его жертва. Но не исключено, что он смог получить от кого-то помощь и сейчас жив и здоров.
На лице доктора появились скептические морщинки.
– И кто же, по-вашему, ему помог?
– Какой-нибудь добрый самаритянин, который решил, что ему повстречался сбившийся с пути странник.
Эвелин сразу же припомнила слова Хьюго: «Не все убийцы в Ганноверском доме заперты в камерах». Было ли простым совпадением, что он высказал свое предположение как раз накануне первого убийства, совершенного в Хиллтопе за десять лет? Или ему действительно что-то известно?
И не мог ли он сам быть каким-то образом причастен к нему?
– Что бы вы там ни думали, – продолжал Фицпатрик, – тот, кого вы ищете, не из числа наших заключенных. Отсюда просто так не выбраться.
– Возможно, самостоятельно – да, им отсюда не выбраться, – согласился Амарок. – Но ведь их навещают друзья, подруги, родственники.
– Крайне редко, – ответил Фицпатрик. – У этих людей контакт с внешним миром очень слабый. По крайней мере с тех пор, как их поселили здесь.
– А как насчет кого-то из персонала? – спросил Амарок. – Ведь могут завязаться дружеские отношения. Связи.
Фицпатрик покачал головой.
– Исключено. Все сотрудники прекрасно понимают, чем рискуют.
– Подобные вещи происходили и раньше, в других тюрьмах. Люди способны на безумные поступки из-за любви. Из-за денег. Просто от скуки. И по множеству других причин.
На Фицпатрика его слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Вам следует расширить поле вашего поиска, сержант. К сожалению, на убийство способны отнюдь не только наши заключенные.
– Однако ваши заключенные – единственные из тех, кого я знаю, кто на деле доказал эту свою способность, – нашелся Амарок.
– Вы весьма недвусмысленно выразили свое отрицательное отношение к нашему пребыванию здесь. – Как обычно, Фицпатрик очень четко выговаривал каждое слово в сказанном. – Вы не желаете нас у себя видеть. Но вам не удастся свалить вину за происшедшее на Ганноверский дом.
Дальше так продолжаться не могло. Эвелин решила прервать перепалку, пока их разговор не зашел слишком далеко.
– Мы устроим внеочередную перекличку. Вот и все.
Внимание Фицпатрика переключилось на нее.
– Ну, конечно, как-то надо же ублажить сержанта. Почему бы и нет? Нам не о чем беспокоиться.
И, повернувшись, он направился к выходу. Но Эвелин окликнула его.
– Все остальное в порядке?
– Разумеется. – По тому, как он взглянул на сержанта, было ясно, что его следующие слова предназначаются именно Амароку. – Ганноверский дом с первого дня своего существования является образцовым учреждением.
Враждебность, заметная в жестах и движениях Амарока, заставила Эвелин в мыслях вернуться к тому, о чем она думала, выходя из своей комнаты прошлым вечером. Да, он действительно чертовски привлекателен, но во всем остальном он бесконечно далек от нее. У него совершенно иные взгляды на жизнь, и ему неприятно присутствие Ганноверского дома в их городке.
– Пожалуйста, прости доктора Фицпатрика, – сказала Эвелин, когда тот ушел. – Знал бы ты, каких трудов стоило нам организовать Ганноверский дом. Конечно, он будет всеми средствами защищать свое детище.
– Твой Фицпатрик – напыщенное дерьмо, – пробормотал в ответ Амарок.
Эвелин боялась, что и к ней Амарок относится примерно так же. Как и другие жители этих мест. Для них она тоже чечако. Сделав вид, что не расслышала его оскорбительный комментарий, Эвелин повела сержанта в свой кабинет.
Как и у других ассистентов, у Пенни в приемной части учреждения имелся свой крошечный кабинетик. Заметив Эвелин и Амарока, Пенни, говорившая в этом момент по телефону, помахала им рукой. Эвелин помахала ей в ответ, а сама задалась мысленным вопросом, заметила ли ее ассистентка, что она пришла на работу в той же одежде, что и накануне. Эвелин не могла избавиться от чувства, что вчерашний костюм как бы намекает на ее близкие отношения с Амароком.
В чем бы ни уличала ее совесть, сейчас ей приходилось беспокоиться о гораздо более существенных вещах, нежели случайная связь с более молодым мужчиной, пусть даже в Хиллтопе он важное должностное лицо, с которым ей придется довольно часто сталкиваться.
– Я позвоню старшему надзирателю и попрошу его провести перекличку. – Она выдвинула стул из-за стола. – Садись. Мы очень скоро получим ответ на твой вопрос.
Амарок никак не отреагировал на ее предложение. Вместо того чтобы сесть, он стал прохаживаться по кабинету, что еще больше нервировало Эвелин.
– Это Брианна?
Закончив набирать номер, она подняла голову и увидела, что он держит фотографию, на которой она была со своей младшей сестрой.
– Да. Мы с ней ездили в Италию, когда я закончила дипломную.
– И куда конкретно?
– Рим, Флоренция, Венеция, Милан.
– Вы ездили только вдвоем?
– Да.
Краем глаза она заметила какую-то записку у себя на столе. По почерку, «как курица лапой», она поняла, что оставил ее Фицпатрик. «Что, черт возьми, происходит с Энтони Гарза? Ты с ума сошла? Почему ты не хочешь полностью представить всю его историю?»
Наверное, как раз это и хотел обсудить с ней ее коллега, когда они столкнулись с ним. Но сейчас ее занимал вовсе не Гарза. Сейчас ей нужно поручить старшему надзирателю провести перекличку. И попытаться выяснить, как Хьюго удалось сделать столь точное предсказание.
По телефону ей никто не ответил, поэтому она продолжила свой разговор с Амароком.
– Мы провели там две недели. Это была сказка. Ты там бывал?
– Нет. – Он ограничился коротким ответом, из чего она заключила, что он никогда не выезжал за пределы Аляски.
Скомкав записку Фицпатрика, она бросила ее в корзину для бумаг.
По какой-то причине старший надзиратель Феррис не брал трубку, а использовать для вызова рацию ей не хотелось.
– Ты ведь училась в Гарварде?
Эвелин не помнила, чтобы когда-нибудь говорила с Амароком о своем образовании. Они не так уж много времени провели вместе.
И ей не хотелось обсуждать это сейчас. Она боялась показаться снобом, особенно после того высокомерия, которое продемонстрировал Фицпатрик. Но если она вообще откажется отвечать, Амарок решит, что за ее молчанием что-то кроется.
– Да, – ответила она.
– Я так и думал. – Он присвистнул. – Значит, выпускница Лиги плюща.
Ей только показалось или в его голосе действительно прозвучала нотка сарказма?
– Для моих родителей образование очень многое значило.
Она снова попробовала набрать номер старшего надзирателя.
– Но чтобы позволить себе такой университет, нужно быть по-настоящему богатым. Или ты подрабатывала во время учебы?
– Я, конечно, подрабатывала, но основную часть платы вносили они. Они состоятельные люди, но я не назвала бы их богатыми.
Амарок усмехнулся и вернул фотографию на комод.
– А есть какая-то разница?
– Небольшая, но есть.
Где же, черт побери, Феррис?
– Я поражаюсь, что после нападения ты нашла в себе силы вновь сосредоточиться на учебе.
Его слова ее смутили, она вспомнила прошедшую ночь. Хотя он и был терпелив, вряд ли ему доставило удовольствие то, во что вылилась их встреча.
– Преодолеть последствия того нападения было совсем не просто. Но учеба в университете держала меня в напряжении и отвлекала от мрачных мыслей. Она дала мне цель в жизни, помогла справиться.
– Тебе хотелось залезть в душу того парня, который напал на тебя.
– Мальчишки.
Она уже была готова взять рацию, как вдруг услышала в телефонной трубке голос. Однако ответил ей не старший надзиратель.
Ее звонок наконец-таки был переадресован Диду, помощнику Ферриса. Конечно, это не Феррис, но хотя бы кто-то все-таки отозвался.
Когда Эвелин объяснила ему, что ей нужно, он попросил ее подождать, а сам и отправился на поиски Ферриса. Ждать пришлось довольно долго.
– Что-нибудь случилось? – спросил старший надзиратель, когда наконец взял трубку.
Эвелин рассказала ему о случившемся в городе убийстве. Он же заверил ее, что никто из обитателей Ганноверского дома не мог выйти за его стены. Эвелин немного успокоилась, но все равно попросила его провести перекличку.
– Никаких проблем, – ответил он. – Через пятнадцать минут все будет готово.
Долгую паузу заполнила напряженная тишина. Потеряв интерес к скудному набору личных вещей, которые хранила в своем кабинете Эвелин, Амарок подошел к окну.
– Как ты ухитряешься это делать?
Она примостилась на самом краешке стула.
– Делать что?
– Общаться с подонками, с которыми ты проводишь практически день и ночь?
– Я тебе уже говорила. Я ищу ответы. И не только для себя, но и для других жертв.
Амарок поморщился.
– Безумие объяснить невозможно.
– Эти люди не безумны. Они страдают нарциссизмом и всячески выставляют напоказ свое презрение к обществу. Некоторые в подобном поведении доходят до крайности, но как с юридической, так и с психологической точки зрения они абсолютно вменяемы.
– С моей точки зрения, любой, кто способен убить другого человека и разрубить его на куски, – как то, что я видел сегодня утром, – ненормальный.
Эвелин сложила руки на коленях.
– Они лишены не рассудка, а совести. Я не занимаюсь психически больными людьми. Мои пациенты не из числа тех, кто слышит голоса, призывающие их убить кого-то, тех, кто не видит разницы между добром и злом. Мои пациенты просто начисто лишены способности понимать эмоции других людей и вступать с ними в психологический контакт. Они делают то, что им выгодно, что доставляет им удовольствие, и не чувствуют никаких угрызений совести. Проблема заключается в том, что психопатов в окружающем нас мире гораздо больше, чем мы думаем.
– Ты уже говорила мне, что они составляют четыре процента от всего населения. Но мне трудно в это поверить. Будь это так, вокруг нас ходили бы толпы серийных убийц.
– Нет, к счастью, далеко не каждый психопат – серийный убийца. Есть такие, кто не нарушает закона. Однако при этом их не очень заботят вопросы нравственности. Как правило, они закоренелые лжецы и манипуляторы, часто жестоко обращаются с собственными женами, хамят, способны заниматься различного рода аферами, воровством, нередко становятся насильниками. В любом случае они все несут с собой боль и страдания. Психопатия – очень сложная проблема. Мы еще многого о ней не знаем.
– И ты считаешь, что каждый день иметь дело со своим прошлым – это единственный способ решить твою проблему?
Ей и раньше приходилось иметь дело с теми, кто критиковал ее жизненный выбор. Да и Амарок не в первый раз высказывает критику в ее адрес.
– Но в ком еще такая работа способна вызвать больший интерес, пробудить большую энергию? Кроме того, по моему мнению, всегда лучше смотреть в глаза собственным страхам.
– Даже несмотря на то, что ты подвергаешь себя опасности?
Если верить часам на стене, с момента, когда она разговаривала со старшим надзирателем, прошло десять минут. Но Эвелин уже начинала нервничать.
Теперь, оказавшись в своей стихии, она засомневалась, следует ли ей обращать внимание на сержанта и его скептицизм. Он вызывал у нее самые разные и довольно противоречивые реакции. Несмотря на ту пропасть, которая их теперь разделяла, было трудно забыть о прошлой ночи и о том мощном чувстве, которое охватило ее, когда они впервые коснулись друг друга. Ей уже хотелось испытать это снова.
И это желание тревожило ее не меньше всего остального.
– Кто-то же должен делать эту работу, брать на себя риск, – ответила Эвелин. – Нельзя же постоянно исходить из того, что это сделает за тебя кто-то другой.
– Но такую работу мог бы взять на себя мужчина.
В отличие от большей части остальной Америки, отношение к женщинам здесь, на Аляске, оставалось крайне патриархальным.
– Значит, ты такой же сексист, как и большинство здешних мужчин.
– Я рассуждаю с чисто практической стороны. Парни, с которыми ты работаешь, должны понимать, что в случае сопротивления они столкнутся с теми, которые не уступают им по силе.
– Практическая сторона в данном случае далеко не всегда самая важная. – Она заложила за ухо выбившуюся прядь. – Вспомни о том вреде, который причинил Джаспер, возможно, за прошедшие двадцать лет. И который он, вероятно, до сих пор причиняет. Он же все еще на свободе… где-то.
– Значит, ты как бы наделяешь себя полномочиями.
Она почувствовала, что он разглядывает ее шрам.
– Называй как хочешь.
– Они действительно всерьез ищут этого подонка?
– Они делают все, что от них зависит. Я постоянно интересуюсь у детективов о ходе расследования. Не даю им сидеть сложа руки. И не только с прошлого лета. Всегда. Однако уже в течение довольно длительного времени у них нет никакой новой информации.
– А если нанять частного детектива?
Эвелин невесело усмехнулась.
– За прошедшие годы я уже нанимала целую армию детективов. Но никто из них не сумел отыскать ничего существенного. Тот, который работает на меня в данный момент, считает, что после нападения, совершенного прошлым летом, Джаспер уехал из Бостона и направился на Арубу. Но ему так и не удалось ничем подтвердить свою гипотезу.
Амарок повернулся к ней. Желтоватый солнечный свет подчеркивал его профиль.
– Ты пыталась связаться с его родителями? Наверняка в первый раз он сбежал только благодаря их помощи? Он же был совсем мальчишкой, он не мог скрыться, полагаясь только на собственные возможности.
Эвелин тоже так считала. Так думали и в полиции. Однако детектив, которому было поручено расследование ее дела, не смог это доказать.
– Всегда хорошо иметь богатых родителей. Но они же не пожелали общаться со мной тогда, не станут и сейчас.
– Под «богатыми» ты имеешь в виду «зажиточных» или «состоятельных»?
Он подначивал ее, но она проигнорировала его иронию и ответила прямо:
– Под «богатыми» я имею в виду богатых, намного более богатых, чем мои родители.
Она не сомневалась, что родители Джаспера помогли ему в ту первую ночь выбраться из страны или как минимум за пределы штата.
Было трудно понять, что думает Амарок. Он так пристально всматривался в ее лицо, что она была вынуждена отвернуться.
– Если ты не возражаешь, я хотел бы посмотреть твое дело, – сказал он.
Он просил ее об этом прошлым летом, и она отказала.
– Просто из любопытства?
Эвелин выровняла стол, чтобы не встречаться с ним взглядом, но он подождал, пока она снова обратит на него внимание.
– Назовем это профессиональным интересом.
– Извини, – Эвелин откашлялась, – но я не хотела бы, чтобы ты знакомился с моим делом.
Сержант нахмурился, ему был явно неприятен ее отказ.
– Это почему же?
– Мужчина, которого я любила, перерезал мне горло и оставил умирать. Никогда в своей жизни я не была до такой степени уязвима. Это делает подробности происшедшего очень… очень личными, я не могу подобрать более точного слова. – Совсем личным происшедшее сделали те сексуальные пытки, которым ее подвергли, но она решила не говорить об этом. Зачем еще больше разжигать его любопытство? – Мне ни к чему, чтобы подробностями того, что со мной произошло, развлекались случайные полицейские.
Амарок посуровел.
– Значит, вот кто я такой? Случайный полицейский?
Вряд ли. Она не могла смотреть на него, не вспоминая прошедшую ночь. Но в этом-то и состояла проблема. Он заставил ее желать того, что ей не суждено было получить. Вот почему она постаралась поскорее ускользнуть после их короткого романа год назад.