— Хорошо, Гарин. Как еда сегодня?
— Очень вкусно. Хороший черный хлеб, советую попробовать.
— Да, но сначала нужно закончить с этими показаниями.
— Марков сказал, что вы хотели, чтобы я снова передал вам данные?
— Если будете так добры, товарищ Гарин.
Гарин посмотрел на часы.
— Цикл уже почти окончен. Проблемы?
— Мы об этом не узнаем, пока не получим все данные. Но уже можно начинать отключение. Двадцать пятый уже выведен, и изначальные двенадцать апостолов пока что спокойно молятся. Выводите оставшиеся двенадцать стержней и начинайте отключение. Марков может пойти перекурить.
— Так точно. Я иду прямо туда.
Гарин выскользнул в дверь и побежал к испытательному стенду, вставил свою ключ-карту и подождал, пока не загорелся зеленый индикатор. Он открыл дверь, отметив, что в зале погас свет.
— Марков, твоя очередь, — сказал он. — Хлеб сегодня ничего, но не раньше, чем мы проведем отключение. А мне потом еще два часа сопоставлять результаты.
Он вошел в контрольный центр, ощущая, что что-то не так. Затем он понял, что что-то действительно не так. Его пальто пропало. На пульте не было ничего, ни книги, которую он читал, ни кружки с чаем, ни ручек. Журнала Маркова тоже не было. Более того, исчезли кресла. Что за ерунда?
— Марков?
Гарин наклонился, чтобы посмотреть за монитор, но там никого не было. Да куда же он делся? Добрынина хватит удар, если он узнает, что Марков самовольно ушел с поста. Рядом с контрольным пунктом не было туалета, но, возможно, Марков выпил слишком много чая и был вынужден удалиться? Однако он мог понять отсутствие книг и журналов, но куда делись кресла? Добрынин с них шкуру спустит. Человек должен был отслеживать весь процесс процедуры технического обслуживания ядра. Гарин покачал головой и посмотрел на мониторы, испытав облегчение, когда не обнаружил никаких тревожных индикаторов.
Марков, вот идиот, подумал он. У него будут реальные проблемы, если я скажу Добрынину о том, что он ушел со своего поста. А что он сделал с креслами? Гарин протянул руку и включил последовательность полной остановки системы, глуша реактор. Еще одна секция из двенадцати стержней опустилась в активную зону, замедляя реакцию до незначительного уровня перед окончательным отключением.
Раздался сигнал селекторной связи. Он подошел и нажал кнопу.
— Говорит мичман Гарин, испытательный стенд.
— Гарин? Отправь ко мне Маркова с накопителем перед тем, как он уйдет на обед. — Это был Добрынин.
Гарин осмотрелся… Накопителя тоже не было.
— Товарищ лейтенант…. — Начал он. — Маркова здесь нет, и накопитель тоже исчез. Должно быть, он забрал его с собой. — Он терпеть не мог кого-то закладывать, но это нужно было сказать. — Его здесь не было, когда я пришел сменить его.
— Нет? Да я его в кипятке сварю!… Где он, это же никуда… Ладно, забудь. Просто завершай процедуру отключения. Я буду через несколько минут. Найду его — в унитазе утоплю!
— И еще… — Гарин стиснул зубы и сказал. — Кресла пропали. Оба. — Он ощутил себя полным дураком, но что еще он мог сказать?
— Кресла пропали?
Кресла пропали, накопитель пропал, куртки Гарина тоже не было на вешалке у стены, изчезли книги и журналы и даже кружка Маркова с чаем. Марков пропал без вести, и это был последний раз, когда его видел кто-либо на Земле.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ
«А если Завтра не настанет, если оно исчезнет неведомо куда? Если время остановится? И Вчера — то самое Вчера, где многие из нас сбились с пути, — вдруг окажется впереди, там, где мы ожидали увидеть завтрашний восход?»
ГЛАВА 10
Доктор Золкин был первым старшим офицером, появившемся на месте происшествия вслед за двоими матросами и старшиной второй статьи. Около люка собрались еще три или четыре матроса, которых он быстро отогнал прочь. Заглянув внутрь, он увидел, что еще несколько матросов пытаются поднять с койки тело и быстро вошел, закрыв за собой люк.
— Оставьте его, пожалуйста, — сказал он, шагнув в сторону койки и присматриваясь к телу. С одного взгляда ему стало все понятно. Он приоткрыл веко, отметил темную борозду на шее, проверил пульс и обратил внимание на пятно на штанах в районе паха. Это был матрос Волошин, обратившийся к нему несколько недель назад с жалобой на преследующие его кошмары, в котором прямо на него пикировал японский самолет. Золкин прописал ему усиленное питание и отдых, а также выдал пару таблеток аспирина вместе с легким успокоительным, отправив в пустую каюту на офицерской палубе, где было тихо и спокойно. Это случилось несколько недель назад, но теперь Волошин вернулся обратно. Дневальный проводил уборку кубрика и обнаружил Волошина повешенным на металлической балке у стены. Он был уже холодным.
— Когда вы его нашли?
— Десять минут назад. Он был там, — старшина указал на балку и Золкин тяжело кивнул.
— Понятно. Принесите носилки и доставьте тело в лазарет. Я должен буду произвести вскрытие.
— Есть.
— И, я думаю, будет лучше, если вы не станете распространяться об этом, — предостерег доктор. — Мы проделали долгий путь за последнее время, все на пределе.
— Дело не только в этом, товарищ капитан второго ранга.
— Да?
— Волошин получил плохие известия.
— Какие?
— О его жене, товарищ капитан. Он позвонил домой, но никто не ответил. Во второй раз трубку поднял какой-то мужчина. Он спросил о ней, но тот ответил, что не знает ее.
— Понятно… — Сказал Золкин, поднимая медицинскую сумку. — Думаете, Волошин решил, что жена ушла от него к этому человеку?
Двое matros заметно поежились, а старшина продолжил:
— Дело не в этом, товарищ капитан. Волошин отправил семью во Владивосток за две недели то того, как мы вышли из Североморска. У них была квартира, прямо здесь, в Ленинском районе. Мы пошли туда с ним вечером, но…
— Но что?
— Там ничего не было, товарищ капитан. Квартира должна была быть в доме номер двадцать, но нумерация была неправильной. Были дома девятнадцать, двадцать один и двадцать три.
— Вы уверены, что искали на правильной стороне улицы?
— Разумеется, товарищ капитан. Но такого дома не было, нигде на улице. Ничего не понимаю. Мы проверили адрес по номеру телефона, и он оказался на другом конце города, Партизанский проспект 20. Однако нам нужно было здание на улице Невельского. Его это очень расстроило, товарищ капитан.
— Могу себе представить.
Золкину хотелось бы думать, что они просто ошиблись адресом. В конце концов, Волошин только что перебрался в новый город, за много тысяч километров от холодного северного Североморска. Было легко заблудиться в лабиринте незнакомых улиц и строений. Однако чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что дело было не в том, что он забыл свой новый адрес, а в том, что он утратил надежду на то, чтобы начать здесь новую жизнь.
— Понятно. Я разберусь. Убедитесь, что его доставят в лазарет немедленно. — Он подошел к бельевому шкафу, достал оттуда чистую простынь и накрыл Волошина, соблюдая некую торжественность. Он потянулся за медицинской сумкой, когда в проходе появился высокий офицер в сером пальто с серебряными пуговицами и полосами капитана на рукавах. Человек быстро осмотрелся и остановил взгляд на докторе, понимая, что тот был старшим по званию из присутствующих.
— Что случилось?
Золкин окинул его взглядом. Он не знал этого человека, и потому представился формально:
— Капитан второго ранга Золкин, начальник медицинской части корабля.
— Этот человек болен?
— Прошу прощения, с кем я говорю?
Человек показался раздраженным, его глаза сузились, а на лице появилось надменное выражение.
— Волков, — сухо сказал он. — Капитан Волков, разведка ВМФ.
— В таком случае, я капитан Золкин, — доктор улыбнулся, протягивая ему руку, которую Волков пожал без особого тепла. — Пойдемте, — сказал Золкин. — Теперь, когда мы, капитаны, представились друг другу, лучше будет поговорить в моем кабинете. У этих людей своя работа. Пройдемте, капитан Волков? — Он указал на открытую дверь. Волков нахмурился, но вышел.
— Вы не ответили на мой вопрос, доктор, — сказал он, когда они вышли в коридор.
— Болен? Нет, капитан. Это человек мертв.
— Мертв?
— К сожалению, да. По предварительным выводам, это было самоубийство, но, разумеется, я должен буду провести вскрытие и составить отчет.
— Кто-то из остальных как-то причастен?
— Нет, разумеется. Они просто вахтенные, которым поручена уборка офицерских помещений. Они нашли его.
— Это был офицер?
— Нет. Это был матрос Волошин. Видимо, он получил плохие известия о своей семье.
— Что он здесь делал?
— Это будет долгая история, товарищ капитан.
— Понятно… Буду ждать отчета, доктор.
— Отчета? Вы новый офицер командного звена, получившего назначение на корабль, товарищ Волков?
— Я уже сказал, что я из разведки флота. Управление инспекции.
— Не помню, чтобы я должен был представлять отчеты в инспекцию флота. Я полагал, вы занимаетесь главным образом системами и вооружением кораблей.
— Боюсь, что наша сфера интересов намного шире, доктор, хотя не думаю, что должен обсуждать это с вами. Просто предоставьте мне заключение и, разумеется, копию всех ваших медицинских карт.
Золкин поднял брови.
— Не хочу доставлять вам проблемы, капитан, но они были уничтожены во время инцидента. Думаю, вы уже слышали. Да, ничего не работало должным образом и технический персонал еще не успел предоставить мне новый компьютер. Я сохранил некоторые записи на бумажных носителях, разумеется, все выписанные рецепты и перечень использованных лекарственных средств. Но у меня нет электронных записей, за исключением документации по пострадавшим в результате инцидента и других травмах, полученных членами экипажа.
Они остановились у лестницы, и было понятно, что Волков не был рад это услышать.
— Нет медицинских карт? — Сказал он с намеком на упрек в голосе. — Это неправильно, доктор. Я мог бы выдвинуть против вас обвинение в служебном несоответствии.
— Могу заверить вас, капитан, что мои обязанности заключались в первую очередь в помощи людям, обращавшимся в мое отделение. Кроме того, я внес все основные записи в медицинский журнал, который буду рад предоставить после утверждения вышестоящим офицером.
— Я являюсь таковым, доктор. Не создавайте себе проблем, обращаясь к адмиралу.
— Вы теперь в структуре командования на этом корабле? Кто вас сюда перевел, Волков?
— Не притворяйтесь дураком. Меня сюда не переводили. Я здесь, чтобы провести полное и тщательное расследование, и ожидаю полного содействия каждого члена экипажа, в особенности офицерского состава.
— Разумеется, я буду рад оказать вам содействие, капитан, но давайте делать все как положено. Мне нужно указание от капитана Карпова либо адмирала Вольского. После чего вы можете сколько угодно пытаться расшифровать мой почерк. Ведь все врачи печально знамениты именно этим, верно?
Золкин улыбнулся, указывая на трап.
— После вас, товарищ капитан.
Волков сжал зубы, потом смягчился и начал спускаться по трапу, бросив на Золкина гневный взгляд.
* * *
Адмирал Вольский закончил прием дел у командующего Тихоокеанским флотом Борисом Абрамовым. Теперь они оба сидели в кабинете в здании штаба флота в Фокино, небольшом закрытом городе в тридцати пяти километрах к юго-востоку от Владивостока. Вольский поставил чашку с чаем, глядя на синие крыши зданий на островах в заливе и задался вопросом, сможет ли он когда-либо вернуться на такое место, как Таити до конца жизни?
— Вот такая ситуация, Леонид, — сказал Абрамов. — Один старый крейсер типа «Слава», пять ржавеющих эсминцев, несколько фрегатов и десять подводных лодок с таким количеством протечек, что мы выдаем матросам жвачку, чтобы они всегда могли заткнуть их в случае надобности. Слава богу, они отправили нам «Кузнецова», а теперь и твой корабль. На флоте полный бардак, в особенности в связи с обстановкой в Японском море.
— Где сейчас «Кузнецов»?
— В данный момент на севере, проводит учения авиагруппы МиГ-29F. Мы бы до сих пор летали на старых Су-33, если бы Индия не перекупила их в 2012 году. Это дало экономию места, позволив разместить там тридцать шесть МиГ-29. Он должен был остаться в Североморске вместе с «Кировом», и сейчас это наш единственный авианосец.
— Они только что получили «Леонид Брежнев». Он сменит «Кирова». И они получат большую часть новых кораблей типа «Орлан»*. Но что твориться с Японией? Мы пять или шесть недель не имели связи с внешним миром и все пропустили.
- Все-таки, это довольно подозрительно. Если бы не тот факт, что НАТО стоит на ушах из-за того, что не смогли обнаружить вас до перехода на Тихий океан, с вас бы шкуру спустили. Сучков выходит из себя. Как вам это удалось?
— Сучков настолько стар, что уже не может мыслить ясно, — сказал Вольский. — Он вряд ли сможет что-то, кроме как рвать и метать прежде, чем навсегда встанет в сухой док. Теперь мы флот, друг мой. Ты, я и Тамилов на Черном море. Одному богу ведомо, кого они назначат на мое место на северном. А Сучков уже может сидеть в Москве и писать мемуары.
— Вы и Тамилов сможете вести дела, Леонид. Боюсь, что у меня не слишком хорошо с сердцем. Врачи говорят, что нужна операция.
— Ничего, выберешься, — браво сказал Вольский, но он мог видеть, что Абрамов также готовился отправиться в последний путь. Он был устал, бледен и по его глазам было видно, что он провел в море слишком долго.
— Что же касается того, как мы ушли незамеченными, это наш небольшой секрет. На «Кирове» есть несколько очень высококлассных специалистов. У нас было много проблем с электроникой после взрыва на «Орле», но нам удалось кое-что восстановить. Я поручил это лучшим, и мы применили новый набор протоколов РЭБ, который, к сожалению, был утрачен при инциденте с отказом ракеты, о котором я говорил ранее. Но как бы то ни было, этого оказалось достаточно, чтобы мы могли пройти северным путем незамеченными. Этому поспособствовала отвратительная погода и густая облачность.
— Удивительно. Я полагал, что у них всегда три подводные лодки сопровождают вас в любой момент времени.
— Возможно, так и было Борис, но на «Орле» произошел крайне мощный взрыв. Кто знает, что случилось с их аппаратурой? Я понимал, что это место будет кишеть самолетами, вертолетами и кораблями через сутки. Мы провели беглый осмотр района, но не нашли ничего, даже «Славу» — и поэтому я хотел увести корабль настолько далеко, насколько это возможно. НАТО проводила поисковую операцию к югу от Ян-Майена в следующие три дня, верно? Я направил корабль на северо-запад. Это последнее, чего они могли ожидать.
— Мне все еще трудно поверить. Вы тоже потеряли связь со «Славой»?
— Должно быть, произошел отказ систем.
— И радаров, и сонаров, и аппаратуры связи?
— Ты никогда не пробовал слушать океан после подводного ядерного взрыва?
— Ядерного?
— Мы полагали, что да, и, с учетом роста уровня радиоактивности, я принял решение увести корабль в более безопасный климат. Я предположил, что «Слава» сделает те же выводы и вернутся домой. Так гласили его приказы. Мы же участвовали в учениях транзитом, чтобы затем уйти на Тихий океан. Я сам издал этот план и решил ему следовать, — улыбнулся Вольский.
— Однако они не смогли обнаружить вас спутниками, по крайней мере, насколько нам известно.
— Хороший вопрос. Мы не знаем, что в действительности им было известно. Все, что мы знаем, это то, что они могли вести нас все это время, а теперь подняли шум, просто чтобы замести следы. Как бы то ни было, корабль прибыл сюда, и как только его залатают, «Киров» станет становым хребтом Тихоокеанского флота.
В отличие от западных стран, корабли в русском языке были мужского рода. Русские не могли думать о воплощении грубой силы и жестких форм как о чем-то женственном.