– Но это опасно, – с сомнением проговорил Сю, глядя на Абарая недоверчиво. – Если попадемся…
– Ну, влетит мне от капитана, – ухмыльнулся Ренджи. – Судя по всему, не очень-то и влетит.
– А если нет? Он же принципиальный. Если Каноги раздует скандал, он не станет тебя защищать.
– Это пожалуй, – согласился Ренджи. – Если бы это можно было сделать так, будто он ни при чем, он бы защитил, пожалуй. Но если дело получит огласку, нипочем не станет пачкать репутацию. Ну так мы не будем попадаться, только и всего!
– Нет, я не могу тебя втягивать, – покачал головой Сю. – Если я один попадусь, я хоть выскажу ей все, что ей надо знать. Погибну героем, – он усмехнулся. – Но я не имею права…
– Слушай, герой, я уже так и так соучастник, – прервал его Абарай. – Я все знаю и вроде как покрываю. Уже виноват. Так что кончай расшаркиваться, я знаю, на что иду. Я тоже хочу ей всыпать. И точка.
– Это так неожиданно… – Кирихара озадаченно почесал затылок, но наконец решился: – Хорошо. Вместе, так вместе. Сделаем, что задумали, для начала, а там, если захотим, можем придумать и что-нибудь повеселее.
– Наконец-то, – проворчал Ренджи.
– Нет, лейтенант! – Послышался где-то поблизости испуганный писк. – Не делайте этого!
Заговорщики, подпрыгнув, заозирались. В открытом окне ближайшего склада показалось перепуганное личико.
– Подслушиваем? – Грозно осведомился Абарай.
– Вовсе нет! – Всполошилась девчонка и вспрыгнула на подоконник. Теперь Ренджи признал в ней Такато Каори. – Я просто тут… Я мимо проходила.
– Тогда откуда знаешь, что мы собрались делать?
– А я и не знаю, – Каори отчаянно покраснела. – Я только случайно… Я самый конец…
– Врунишка, – резюмировал Ренджи. – Подслушала, а теперь врет.
Лицо девчонки вдруг приобрело выражение суровой решимости. Она спрыгнула с подоконника на тротуар и встала против лейтенантов, сжав маленькие кулачки.
– А вы не должны этого делать. Это опасно. Вас накажут. Вас, может быть, даже выгонят. Я не могу позволить…
Абарай в изумлении уставился на наглую мелочь, которая пытается им командовать.
– И что же ты предпримешь? – Поинтересовался он. – Пойдешь и наябедничаешь?
– Вовсе нет, – твердо ответила Каори. – Я не хочу, чтобы вас наказали. Я никому ничего не скажу. Но я вас умоляю: откажитесь. Не делайте этого!
Лейтенанты переглянулись. Неудобно вышло. Эта малявка слышала то, что ей слышать было не положено. И что теперь с ней делать? Приводить в исполнение задуманный план уже не представлялось возможным, ведь она вполне может их выдать. И даже если просто расскажет Каноги о сговоре, скандал последует незамедлительно.
– Вот что, – сурово сдвинув брови, объявил Ренджи. – Тебя это все не касается. Иди немедленно куда там тебе положено, и ты ничего не слышала.
– А мне никуда не положено, – нисколько не смутившись, возразила девчонка. – Я не на дежурстве.
– Тогда марш домой!
– А вы все равно сделаете, что собирались?
– Ну само собой! – разозлился Абарай. – Ты же не думаешь, что можешь тут командовать?
У Каори даже губы задрожали от обиды. Она так старается защитить его, а он даже не замечает! Эти мужчины, они всегда все делают по-своему. И она бессильна что-то тут изменить. Все, чего она хочет, это чтобы он не подвергался опасности, чтобы оставался лейтенантом в ее отряде, а он, балбес, вот так запросто рискует своим положением!
– Тогда я вам помогу, – решилась она.
– Что? – Изумились оба лейтенанта хором.
– Я с вами участвую, – повторила Каори. – Помогу с этим розыгрышем. Втроем будет еще смешнее, да и не так опасно.
Ренджи и Сю снова переглянулись. Прочитали в глазах друг у друга одно и то же: особого выбора у них нет. Девчонка уже все знает. Безопаснее будет сделать ее соучастником, чем обидеть отказом. Отвергнутые женщины страшнее любого пустого.
– Ладно, – согласился Абарай. – Уговорила. Ты участвуешь.
***
Возвращаясь с собрания, Каноги искренне раскаивалась, что проговорилась. Не следовало рассказывать, будто кто-то ее преследует, остальные капитаны теперь невесть что о ней подумают. А может, и не лейтенант. Да нет, больше-то некому. Он с самого дня поступления на службу начал над ней измываться. Но за что?
В какой-то момент ей вдруг пришло в голову, что Кирихара может быть просто в нее влюблен. Это могло бы быть вполне разумным объяснением. Некоторые влюбленные, не знающие, как привлечь к себе внимание, порой вытворяют невообразимые вещи.
Мысль, что лейтенант может влюбиться в капитана, ни на секунду не показалась ей странной. В конце концов, это даже почти принято. Положение лейтенанта вообще предполагает очень личную преданность. И если в этих должностях люди разнополые (да что там, порой и однополые!), нередко имеет место безнадежная влюбленность, а то и настоящий роман. Такие связи редко предавались огласке, еще реже из них получался семейный союз, тем не менее, на уровне некой традиции, об этом некоторым образом все знали. Так получалось с древних времен. Уважение к капитану – вменяется в обязанность лейтенанту, обожание – поощряется, влюбленность – не осуждается.
Нет, Каноги не стала бы отвечать Кирихаре взаимностью, но по крайней мере все стало бы понятным. И можно было бы сказать ему, чтобы он перестал вести себя, как идиот. Что все, на что он может рассчитывать, это должность лейтенанта. И ведь толковый парень! Работу понимает и выполняет отлично, иначе бы Каноги, непрерывно выискивающая помарки у подчиненных, давно могла его вышвырнуть. Он хорош, достаточно хорош, чтобы не давать формального повода для отставки или понижения.
Были еще некоторые дела в других местах, так что Каноги вернулась в штаб только ближе к вечеру. Лейтенант был на месте, тихонько что-то писал в своем углу, вежливо поприветствовал капитана и снова уткнулся в бумаги. Каноги прошла к столу и совсем было собиралась сесть, как вдруг взгляд ее зацепился за чужую кружку, стоящую прямо на папках. Она вгляделась внимательнее. Небольшая чайная чашка с черным иероглифом на боку, с синей каймой, небольшой скол на ободке со стороны ручки. Определенно, чужая кружка.
– Кирихара, откуда это тут взялось?
Сю поднял голову, недоуменно поглядел на чашку, потом на капитана.
– Не знаю. А разве не ваша?
– Нет. Кто, интересно, может забывать кружки в моем кабинете?
Кирихара поглядел ей в глаза ясным, честным взглядом.
– Понятия не имею. Я ее вообще не замечал, пока вы не сказали. Может, все же ваша?
***
Глупость это была, конечно, и мелочь, и какое бы дело до чашки, неизвестно кем забытой, вот только вечером, когда Каноги отправилась к себе в комнату (у нее была привычка ночевать в казармах), очень похожая кружка оказалась стоящей на подоконнике. Мичико даже вздрогнула в первый момент, как увидела ее, но потом сама себя одернула. Подумаешь, одинаковые чашки. Расплодились они, конечно, в странных количествах, и непонятно, кто их оставляет в самых неподходящих местах, но ведь это только чашки. Потом она подошла ближе… На ободке имелся знакомый треугольный скол. Чашка была та самая.
– Что за ерунда? – Проговорила Мичико вслух. – Это что, подарок?
Она усмехнулась. Ей вдруг подумалось, что она, может быть, была не так уж неправа насчет лейтенанта. А вдруг он правда просто хочет привлечь к себе внимание? Подсовывает ей эту кружку так настойчиво. Вдруг действительно подарок? Каноги решительно сунула чашку в шкаф.
Утром она нет-нет, да и взглядывала на лейтенанта испытующе, но тот вел себя так, будто не имеет ни малейшего представления ни о чем. Особенно, конечно, о кружке. Каноги не стала донимать его расспросами. Ясно ведь, что отопрется.
Теперь у нее по плану была внеплановая проверка патрулей. Каноги любила нагрянуть внезапно, чтобы не расслаблялись. Разумеется, о том, что смотр запланирован, не знал никто, кроме нее самой. Лейтенанта она взяла с собой. Каноги не слишком доверяла Кирихаре в таких делах: еще, чего доброго, предупредит бойцов, что грядет проверка. Вдвоем они вышли из штаба.
…Кружка стояла на перилах. Синяя каемка, черный иероглиф, скол на ободке. Каноги остановилась в недоумении и какой-то безотчетной тревоге. Лейтенант был рядом с ней. Он был с ней все утро. Он не мог поставить эту штуку сюда.
– Кирихара, что это такое? – Спросила она ледяным тоном.
– Что? – Сю как будто вернулся с небес на землю, заозирался, пытаясь сообразить, о чем речь, потом, наконец, увидел. – А, да. Стоит. Странно, кто ее тут оставил? Может, кто-то из дежурных?
– Это та самая чашка, что вчера стояла у меня на столе, – сообщила Каноги.
– Думаете? – Невинно переспросил Кирихара. – Да нет, вряд ли. Как бы она здесь оказалась? Просто похожа.
Просто похожа, повторила про себя Каноги. Разумеется, просто похожа. Хотя в глубине души она точно знала, что чашка та же самая.
А потом эта чашка стояла на окне. Они просто шли по улице, и одно из окон казарм было открыто, и чашка стояла там. Каноги не стала останавливаться, чтобы разглядеть ее, хотя соблазн был велик. Ни разу до сих пор ей не попадались такие кружки, и вот они буквально на каждом шагу. Это уже само по себе было бы странно, но она была уверена, что и на этой кружке имеется скол. Но она прошла мимо, только воскликнув про себя: «Что же это здесь творится?!»
Покончив со смотром, Каноги отпустила лейтенанта, точнее, отправила его доделывать документы, а сама решила немного пройтись в одиночестве. Чтобы просто немного подумать о том, не начала ли у нее крыша съезжать от слишком упорной работы. Потому что вот сейчас с этой кружкой точно не мог быть Кирихара. Или же это все просто совпадение?
На крылечке уютно расположился лейтенант Абарай. Сидя в полном одиночестве, он неторопливо потягивал чай из кружки с синей каймой. Каноги остановилась.
Ренджи, заметив ее, отставил кружку в сторону, вскочил и почтительно поклонился.
– Добрый день, капитан.
Каноги не ответила на приветствие. Ее взгляд приковал небольшой скол на ободке со стороны ручки.
– Абарай, – медленно проговорила она, – что это за кружка?
Ренджи посмотрел на чашку так, будто впервые ее увидел.
– Не знаю. Меня просто угостили чаем, вот я и…
– Значит, это не твоя? – Перебила его Каноги.
– Нет. – Ренджи пожал плечами. – Она, наверное, с этой кухни.
Каноги подняла глаза. В самом деле, они стояли на пороге столовой ее отряда. Тем не менее, за все время ее службы она ни разу не видела такой чашки в этой столовой.
– Ну что ж… – проговорила Каноги, понятия не имея, что под этим подразумевает. И двинулась дальше.
Едва она свернула за угол, Ренджи выплеснул на тротуар воду (да, в чашке была обычная вода, где бы им взять горячий чай так спешно?) и махнул рукой. Немедленно из кухни выскочила Каори. Ренджи вручил ей чашку.
– Дуй к Кирихаре.
– Да, лейтенант! – Радостно отрапортовала девчонка и поспешно убежала.
Шутка начинала ей нравиться. Во-первых, у капитана Каноги делается такое смешное, растерянное лицо! А во-вторых, ей, Каори, приходится постоянно быть где-то поблизости от лейтенанта Абарая. Они уже несколько раз передавали эту чашку из рук в руки, изымая ее с того места, где она находилась, выслеживая, куда направляется Каноги, предугадывая и подсовывая чашку туда, где та непременно ее заметит. А лейтенант Абарай, когда он так близко, выглядит совсем по-другому. Очень простой в общении, не зазнается, не требует постоянно, чтобы Каори обращалась к нему по форме, и если она, увлекшись, забывает вежливые обороты, не делает замечаний, а обращается так же запросто. И все равно он очень сильный. Вблизи это особенно заметно. В груди девочки поднималась нераспознаваемая пока ею самой нежность. Нечто подобное происходило с ней впервые в жизни, ничего удивительного, что она не могла распознать первые признаки того, что происходит однажды со всеми молодыми девушками.
***
Мичико казалось, что она сходит с ума. Чертова чашка попадалась ей всюду, куда бы она ни пошла! И самое главное, никому больше не казалось это странным. Лейтенант, которого она уже несколько раз допрашивала, в упор отказывался видеть в этой чашке одну и ту же. Ну да, есть сходство, говорил он. Ну да мало ли похожих кружек есть в мире. И главное, он отказывался признавать странным то обстоятельство, что ей, Мичико, в принципе постоянно попадаются на пути кружки.
Много ли надо, чтобы заподозрить себя в сумасшествии? Достаточно убедиться, что другие люди видят этот мир не так, как ты. Лейтенант явно воспринимал все совершенно иначе. Но Каноги не могла сдаться просто так. Она не выпускала из виду Кирихару, – кружка появлялась. Вспомнив, что однажды видела этот предмет в руках лейтенанта Абарая, Каноги послала одного из бойцов, чтобы отвлечь и его. Кружка возникла вновь. Оставалось предположить, что все это не является заговором против нее. И что у нее, видимо, что-то не в порядке с головой.
Кажется, это превратилось у нее в манию преследования. Иначе отчего бы она, тщательно скрыв реяцу, вдруг двинулась, крадучись, вслед за своим лейтенантом.
Так она их и обнаружила. Кирихара, Абарай и еще какая-то неизвестная девчонка укрылись в переулке, и в руках у них была та самая злополучная чашка. Они смеялись, разговаривая, и Каноги с двух слов поняла, что они обсуждают, куда бы эту штуку на сей раз запихнуть. Бешенство охватило Мичико. Да как они смели!
Она шагнула вперед, но учуяли они ее за секунду до этого – по вспышке реяцу. Девчонка пискнула и полностью скрылась за широкой спиной Абарая. А лейтенанты обернулись и замерли растерянно и обреченно.
– Кирихара! – Сквозь зубы прорычала Каноги. Абарай ее в этой ситуации интересовал мало, третья сообщница – и того меньше. Эти двое – случайный эпизод. Можно было считать доказанным главное: все эти годы ее преследовал именно Кирихара. – Как это все следует понимать?
Сю понял, что допрыгался. Позорным поражением завершилась его месть, он погиб, но погибать он намеревался под фанфары. Он всегда знал, что однажды этим кончится, и в планах его не было извинений или объяснений. Кроме одного: за что.
– Все верно, капитан, – сказал Сю. – Это моя работа.
У него под ложечкой разливался холод, внутренности сжимались в тугой комок, но усилием воли лейтенант заставил свой голос не дрожать. От того, как он будет держаться сейчас, зависит, каким его запомнят. И что будет написано на его эпитафии.
– Но… – Вот голос Каноги дрожал. Правда, больше от ярости. – Но за что?!
– Нельзя быть такой занудой, капитан.
– Занудой?! – Мичико задохнулась от возмущения.
– Именно так, – твердо заявил Сю. – Неужели вы не замечаете, что вас все ненавидят? Коллеги смеются над вами и втайне жалеют. Ваше фанатичное следование букве регламента отдает умственной отсталостью. И ладно бы еще вы предавались этому извращению в одиночку. Но вы же и остальных изводите.
– И что?.. – пальцы Каноги задрожали, и она стиснула кулаки. – Что, по-твоему, я делаю не так?
– Да все! – С отчаянной смелостью обреченного рубанул Кирихара. – По-вашему выходит, что боец Готэй – это функция, бездушная машина, которая вся, с ног до головы, посвящена только одному: исполнению устава. Вы полагаете, что у синигами нет ни чувств, ни пристрастий, ни дома, ни личной жизни. Наверное, у вас действительно ничего этого нет. Иначе бы вы знали, что после выполнения обязанностей офицера наступает свободное время. – Тут Сю окончательно воодушевился, и его понесло. – Люди книжки читают, друг с другом встречаются, умные беседы ведут. У них бывают увлечения. Вы задумывались, что некоторые из ваших офицеров пишут стихи? А кое-кто рисует, между прочим. Но вам же наплевать на такие вещи, потому что их нет в уставе.
– Дисциплина необходима! – Взвизгнула Каноги уже истерично.
– Я разве спорю, – по мере того, как капитан теряла над собой контроль, тон лейтенанта становился все более деловитым. – Все правильно: пришел человек утром на службу, встал на пост, и пусть соблюдает. Но вы от него хоть вечером отцепитесь. Ему домой надо. И какая вам разница, как он туда идет? А к другим отрядам вы зачем цепляетесь? Вот уж до кого вам не должно быть дела. Других капитанов зачем воспитываете?