Джон поспешно отвернулся, вспомнив изломанное окровавленное тело на тротуаре. По большему счету чтобы просто занять чем-то руки, он взял письмо, лежавшее в стопке последним, и развернул тонкую бумагу.
28 октября 1956 года
Мой дорогой Реджи,
Целых десять лет я смотрел, как вы с Элеонорой создаете прекрасную семью — семью, которой, как я знаю, у меня никогда не будет. Я всегда желал тебе только счастья. Теперь, когда я уверен, что ты обрел его, я могу попытаться поискать покоя и для себя.
Смотреть, не обладая, мне больше не по силам. Я сумел полюбить Элеонору как сестру, но с каждым вечером, когда ты покидаешь меня, чтобы лечь к ней в постель, я ненавижу ее немного сильнее за то, что она забирает тебя у меня, пусть даже ты никогда мне не принадлежал.
Я никогда тебя не оставлю. А ты никогда не узнаешь, что я рядом, но так и должно быть. У тебя есть семья. Заботься о них, люби их и знай, что они намного удачливее остальных людей, потому что у них есть ты.
Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить.
Твой
Гарольд
— Господи. Боже мой, — прошептал Джон. Зажмурившись, он глубоко задышал. Не это ли ждало его через несколько лет? Черт, да так уже было. Увековечивая в своем блоге шерлокову гениальность, он совершенно забросил собственную жизнь ради того, чтобы жить в тени человека, которого любил, будучи всегда незаметным, заслоненным работой, заменившей Шерлоку целый мир.
Поднявшись из-за стола, Джон широким шагом пересек комнату. Ему нужно было встать, начать двигаться, заняться чем-нибудь, кроме размышлений о Шерлоке-чертовом-Холмсе и том, до чего надежно тот удерживал Джона в его личном маленьком аду.
Это расследование… оно сводило его с ума. Он окончательно утратил контроль над чувствами к Шерлоку и теперь, если не отступит, отыскав подходящую дистанцию, то в итоге во всем ему признается, и все будет кончено. Шерлок и так с неохотой терпел сдержанную, материнскую нежность миссис Хадсон, никому больше не позволяя приблизиться к себе. Джон был его другом, коллегой и врачом, но даже если бы он просто намекнул, что желает чего-то большего, то все бы разрушил.
Ему необходимо прогуляться.
Точно на автопилоте Джон натянул носки и кроссовки, думая только о том, чтобы сбежать, вернуться к старой привычке подолгу гулять, чтобы прочистить голову. Он старался не думать, сколько миль проходил каждый день, пока не было Шерлока. С горечью вспомнилось, как несколько видевших его тогда друзей поздравили его с тем, что из-за этого он находился в лучшей физической форме, чем когда-либо прежде.
Пробормотав под нос проклятье, Джон схватил куртку и, не оглядываясь, вышел.
~~~
Большая кружка кофе с парным молоком, двумя кусочками сахара, посыпанная сверху шоколадной стружкой и дополненная маффином с шоколадом: вкусный завтрак. Парацетамол: возможно, лишнее, учитывая привычку Джона, собирая с собой аптечку, класть туда среди прочего хирургические нити и дозы эпинефрина, морфина и адреналина на случай экстренных ситуаций. Ведерко со льдом, полное, но по какой-то дурацкой причине без ручки, из-за чего Шерлоку пришлось пнуть дверь Джона, вместо того чтобы постучать в нее.
Когда его встретило полное молчание, он ударил еще раз.
— Джон! — на всякий случай позвал он.
Никто не отозвался. Тогда Шерлок поставил на пол картонную подставку с кофе и отвратительно устроенное ведерко. Система электронного управления запирала двери в номера автоматически, но у него имелась магнитная карта, которая дала бы ему войти внутрь, если бы Джон не стал опускать засов и задвигать щеколду. Поскольку Джон всегда очень ответственно относился к вопросам безопасности, Шерлок не думал, что на самом деле сумеет попасть в номер иначе, кроме как перебравшись со своего балкона на балкон Джона, для чего требовалось перелезть через край — что он стал бы делать только в том случае, касайся дело жизни и смерти — но щелчок, с которым открылся бы автоматический замок, привлек бы внимание Джона, даже если бы тот спал.
Однако загорелась зеленая лампочка, замок щелкнул и дверь подалась под тяжестью лежавшей на запоре руки Шерлока.
Значит, Джон вышел. Должен был выйти, иначе дверь была бы заперта до конца.
Подняв подставку с завтраком и ведерко, Шерлок занес все внутрь. Покрывало было наброшено на простыни, но застилать постель как следует Джон не стал. На письменном столе виднелся раскрытый дневник Гарольда Лэтэма. Все письма были небрежно отодвинуты в сторону, а книга лежала открытой на сохранившихся в конце страницах.
Обыскав номер, Шерлок обнаружил слегка влажные полотенца в ванной, сухую зубную щетку на столике с вмонтированной в него раковиной и вчерашние боксеры Джона в сетчатом мешке, в который он обычно убирал грязное белье во время поездок. На безопасной бритве имелись мельчайшие частицы волос, но крем для бритья не трогали целых двенадцать часов, а то и дольше. Итак, Джон принял душ, скорее всего, сразу после того, как отправил Шерлока спать. Оделся. Прочел неотправленные письма Гарольда Лэтэма.
А потом ушел.
Гадая, не отправился ли Джон просто за кофе, Шерлок послал ему сохраненное в шаблонах сообщение:
Где ты? ШХ
Практически сразу же на прикроватном столике завибрировал телефон Джона. Шерлок пораженно уставился на него, а все мысли в голове на мгновение замерли, пока он осознавал невероятную истину: Джон вышел без мобильника.
А затем краткий ступор оставил Шерлока. Бросившись на кровать, он отбросил подушки, разыскивая пистолет Джона. Его там не оказалось, а значит, скорее всего, Джон забрал его с собой.
А значит что?
Шерлок уселся на разворошенной постели и принялся оглядывать комнату, проигрывая в голове всевозможные сценарии. К счастью, никаких признаков насилия видно не было, иначе он подумал бы, что Джона увели силой, и, скорее всего, сделал это тот, кто стоял за всеми теми убийствами в Лэтэм-холле. В конце концов, они ничуть не скрывали своего расследования.
Но если бы Джон ушел по собственной воле, он взял бы телефон с собой. Он никогда не оставлял мобильник и сто раз ругал Шерлока за то, что тот забывал о телефоне, если что-нибудь его захватывало. Средства связи, говорил Джон, гораздо важнее оружия.
Возбуждение. Утомление. Физическая боль. Шерлок подумал о синяке, но его взгляд упал на принесенный из Лэтэм-хауса дневник. Джон не поддался бы физической боли, а если бы и отправился в больницу из-за какого-нибудь запоздало проявившегося повреждения, то сообщил бы об этом Шерлоку. Итак, это было вызвано чем-то более эфемерным. Основанным на эмоциях.
Шерлок приблизился к столу и принялся внимательно все изучать. Письмо, лежавшее сверху, было последним, датированным тем же числом, что и сегодня — двадцать восьмым октября — но только пятьдесят шесть лет назад. Это было неотправленное любовное послание с очень тревожным настроем. Обнаружь Шерлок его современную версию, он немедленно посчитал бы его автора потенциальным подозреваемым в убийствах тех агентов. Любовь в нем граничила с одержимостью.
Джон посочувствовал Гарольду Лэтэму? Друг потрясающе умел проникать в эмоциональное состояние незнакомцев, что давало ему бесценную способность смягчать возникающие острые углы между Шерлоком и запутанными особенностями человеческой природы. Он всегда куда лучше разбирался в эмоциях, чем Шерлок, замечая мельчайшие признаки всех тех эфемерных чувств, не поддававшихся логике — любви, верности, доверия.
Протянув руку, чтобы отложить письмо в сторону Шерлок замер. Мог ли Джон понять, какие на самом деле чувства он испытывает к нему? Джон знал? Он не мог знать. Просто не мог. Шерлок был экспертом по утаиванию всевозможных вещей от Джона. Если бы Джон знал, он бы что-нибудь сказал про это. Если только его молчание не было попыткой вежливо позволить Шерлоку думать, что его обман не раскрыт — нечто вроде решения «давай будем не обращать внимания, пока само не пройдет».
С самого возвращения Шерлока Джон старательно избегал отрицать, что они пара, как будто боялся возникновения между ними любой отчужденности. Точно он предпочитал позволить всем считать, будто они вместе, если это будет значить, что тогда он сумеет быть достаточно близко от Шерлока, чтобы его обезопасить. Или же он ждал, что Шерлок сам опровергнет все эти домыслы? Не пришлось ли ему бороться эти несколько лет с медленно нарастающей горечью от небрежного равнодушия Шерлока к предположениям об их взаимоотношениях?
Не выдал ли Шерлок свои чувства через собственное же бездействие?
Паника. Ускоренное дыхание и сердцебиение. Если Джон знал, и если этот внезапный уход был его эмоциональной реакцией — самым чистым неприятием, какое Шерлок когда-либо видел — то тогда Джон, вполне возможно, оставил его. Больше они не будут хохотать над тем, как весь мир строит предположения, будто они пара, и не важно, чего может втайне желать Шерлок. Внезапно соседствовать с его открывшимися, обнажившимися эмоциями стало неудобно, и теперь никакие извинения уже не сумеют исправить вред, причиненный их дружбе.
От внезапной злости на самого себя Шерлок скомкал и отбросил письмо, желая, чтобы он действительно обратил внимание на читаемое, пока изучал дневник, чем просто пролистал его в поисках любого упоминания о том, что у Гарольда Лэтэма мог быть незаконнорожденный сын. Тогда он бы никогда не отдал дневник Джону. Он бы сжег его на проклятом балконе, прежде чем дал Джону посмотреть.
Опустив глаза, он уткнулся взглядом в книгу, раскрытую на сказании о Гильгамеше и Энкиду — Гильгамеше, великом герое, все видевшем, все познавшем и постигшем все сокровенные тайны вселенной, и Энкиду, человеке, созданном богами, чтобы быть его соперником, его противником во всем, но в итоге ставшем его самым лучшим другом и самой преданной любовью.
Конкретно эта страница описывала смерть Энкиду и реакцию Гильгамеша
Шерлок откинулся на спинку с такой силой, что кресло откатилось на несколько дюймов. Он идиот. Совершенный идиот! В школе он изучал такое количество классических произведений, что просто не сумел полностью удалить их. Он знал этот миф и полностью проигнорировал его важность, только лишь мимоходом отметив, что книга была издана в 1929 году и, вероятно, потому стала своеобразным тайником для всех этих писем.
Даже если эти письма не толкнули Джона на нечто ужасное, хотя такой вывод был бы абсолютно верен, они должны были бы вернуть воспоминания, до сих пор кровоточащие глубоко внутри них обоих. Со стороны Шерлока было абсолютно безответственно позволить, чтобы Джон даже видел все это.
Время, подумал он, вспоминая первые недели после своего возвращения, когда Джон постоянно повторял, что ему нужно время. Возможно, именно в этом Джон нуждался и сейчас. То, что он ушел, намеренно не оставив об этом сообщения и не взяв телефон, означало, что ему необходимо побыть наедине со своими мыслями.
Он вернется.
Так что Шерлок собрал письма и книгу, твердо повторив, что Джон вернется. Он всегда возвращался, и в этот раз нет никаких причин, чтобы было как-то иначе.
________________________________________________________
От переводчика.
[1] «Эпос о Гильгамеше» цитируется в переводе Н. Гумилева.
========== Глава 9 ==========
Понедельник, 24 сентября 1956 года
— Войдите! — крикнул Реджи, едва в дверь его кабинета постучали. Затушив сигарету, он встал и встревоженно посмотрел на доктора Паттерсона. Этот человек был семейным врачом Стюартов уже четыре года, и Реджи привык полагаться на его уверенное, успокаивающее присутствие всякий раз, как у его детей поднималась температура или открывался кашель, или когда у Элли начались головные боли. Но Гарольд всегда был просто воплощением здоровья, кроме тех случаев, когда он слишком уж напивался. Правда, тогда все, что ему требовалось, чтобы прийти в себя — хороший, крепкий кофе, и вот он уже снова оказывался в полном порядке.
— С ним все нормально, — произнес доктор Паттерсон, взмахом руки предлагая Реджи сесть обратно.
— Ох, слава богу, — Реджи опустился на сиденье, вытряхнул из пачки еще одну сигарету, после чего предложил другую доктору Паттерсону.
Тот, кивнув в знак благодарности, принял ее, дал Реджи прикурить, после чего сел напротив.
— Мне не следовало бы обсуждать это с кем-либо, кроме его родственников, но я знаю, что, кроме вас, у него никого нет.
— Все, что в моих силах, чтобы помочь ему…
— Во-первых, не возражаете, если я задам вопрос-другой?
— Что угодно.
Кивнув, Паттерсон с зажатой между губами сигаретой откинулся на спинку, затем положил на край письменного стола записную книжку и достал из кармана ручку.
— Вы замечали его в таком состоянии прежде?
— Нет, никогда, иначе я сразу же позвонил бы, — немедленно ответил Реджи. — Что вызвало…
— Мы к этому еще вернемся, — Паттерсон взял сигарету между пальцами и коротко, ободряюще улыбнулся Реджи. — Такое впечатление, что он выпил настой из грибов и трав — нечто вроде чая, хотя я никогда прежде не видел ничего подобного.
Реджи вздрогнул и закрыл глаза.
— Вероятно, это какое-нибудь средство народной медицины из самой глухой Африки или другая дрянь в том же роде.
— Вообще-то оно могло убить его. Вы спасли ему жизнь, мистер Стюарт, — Паттерсон поднял взгляд от записей. — Вы сказали, что обнаружили его в таком состоянии в спальне…
— Я пошел туда, чтобы поговорить с ним по поводу его чертовой коллекции предметов вуду, — с горечью ответил Реджи. — Филипп залез в сундук с этим барахлом, а затем прокрался прошлой ночью в спальню Мэри. Испугал бедняжку до полусмерти. Она была до того напугана монстрами под кроватью, что не заснула до тех пор, пока Элли не приготовила ей горячий тодди. Оставив Элли разбираться с Мэри, я послал Филиппа в постель, после чего пошел поговорить с Гарольдом.
— Большая удача, что вы так сделали, — одобрительно произнес Паттерсон, делая заметку в книжке. — Позвоните мне на работу, если Мэри через пару дней так и не сможет уснуть. Выпишем вам что-нибудь посильнее, чтобы помочь ей.
— Благодарю, — Реджи глубоко затянулся и выпустил тонкую струю дыма. — А Гарольд?
Паттерсон со вздохом почесал голову ручкой.
— Само собой разумеется, он должен прекратить. Больше никаких травяных лекарств и прочих шаманских штучек. Непосредственной угрозы нет, но все это… что ж, они могут захватить разум, изменить поведение человека.
— Что? — встревоженно переспросил Реджи.
Паттерсон кивнул.
— Все в итоге сводится к мозгу, мистер Стюарт. Вся эта суеверная чушь про магию и вуду — всего лишь примитивный способ объяснить то, что мы только теперь начинаем изучать с помощью нейробиологии. Есть одно очень передовое исследование на эту тему доктора из Нью-Йорка, Сандора Радо. Он называет это шизотипическим расстройством личности.
У Реджи перехватило дыхание.
— Это звучит…
— Это звучит хуже, чем есть на самом деле, — мягко произнес Паттерсон. — Заболевание выражено крайне слабо. Определенные социальные фобии — привычка Гарольда сбегать со всякого рода вечеринок и встреч. Его интерес к примитивным религиозным предрассудкам — в случае мистера Лэтэма, это воплощение его поиска закономерностей и большего смысла в случайных событиях. К счастью, думаю, мы достаточно рано это заметили, чтобы не возникло нужды прибегать к каким-либо лекарственным способам лечения или электрошоку.
— Боже мой!
Наклонившись к пепельнице, Паттерсон потушил сигарету.
— Как я сказал, мы успели вовремя, мистер Стюарт. Просто приглядывайте за ним. Он сейчас вне опасности…
— Я не могу, — перебил Реджи и виновато вздрогнул. — Элли и я… в следующем месяце будет десять лет, как мы поженились. Мы едем в Париж на три недели, чтобы отпраздновать.
— Три недели… Ну что ж, через три недели у нас должно появиться более точное представление, нужно ли помещать его в лечебницу или он все еще в своем уме.
~~~
Понедельник, 29 октября 2012 года
Джон вернулся только после десяти вечера, мягко прикрыл дверь, не давая ей хлопнуть. Шерлок лежал в темноте в соседнем номере и прислушивался к тому, как Джон прошел по комнате, затем встал под душ, что по вечерам делал крайне редко. Шум воды раздавался достаточно долго, чтобы решить, что Джон, скорее всего, отогревается после того, как бродил под дождем. Последние два дня плечо время от времени напоминало ему о себе, а горячая вода, вероятно, унимала боль. После душа Джон почистил зубы, что означало, что он уже поужинал, а затем, привычно повозившись, лег в постель, а значит, синяк болел не настолько сильно, чтобы сковывать движения.