- Похоже, они все-таки наелись свинцом. - Пробормотал Гущин.
- Утомила меня эта партизанщина, - Буркнул Гарткевич. Бегаем как бабы по деревне. Хлопнули друг друга тряпками по рожам, да разбежались. Ни фронта нормального, ни позиций, ничего.
- Да уж, не война, а польский бардак. - Прошептал Медлявский.
Все они, тем или иным способом думали об одном и том же. Никому не нравилась эта война. Впрочем, Медлявский вспомнил ту 'Великую Войну', и понял, что в то время офицеры ругали её не меньше. Никому не нравилась та война, что жарила тебя именно сейчас.
- Однако, тише господа, - приказал Медлявский. - Слушаем.
И они услышали. Стрельба была частой, заполошной, и... раздавалась у них за спиной. Там, где шел основной конвой.
- Дьявол! - Рявкнул, подскакивая на колено и разворачиваясь назад Гарткевич.
- Это конвой! - Высказал очевидное Гущин.
Все переводили друг-на друга растерянные лица.
- Встали! Бегом! - Рявкнул Медлявский.
Бежали по тропе медленной трусцой. Быстрее было нельзя, сдохнешь в тяжелой одежде и валенках. На ходу растягивали башлыки, раскрывали верхние крючки полушубков.
'Кто там?.. - думал Медлявский, - Другая банда?.. Или те же, чей передовой дозор мы сбили сейчас?.. Они ткнулись в нас, и могли сделать в лесу крюк 'косым маршем'... Они нас обхитрили... Нет... мы все сделали правильно... Просто нас слишком мало... Черт побери того, кто сунул нас сюда!'
- Стрельба была все ближе. Сухие, хлесткие винтовочные выстрелы. На их фоне тише, другим тоном, сыпало другое оружие, - Медлявский узнал голос Маузеровских пистолет-карабинов. Наверняка - прапорщика Эфрона. И судя по тому, как тот швырял боеприпасы, - положение было отчаянным.
Распаренные, будто в бане, они вывалились к конвою. Деревья разошлись, и они увидели цепь навьюченных лошадей. Солдаты-поводыри лежали и стояли за деревьями, по левую руку от лошадей, и палили куда-то влево. Некоторые уже застыли в снегу неживыми грудами полушубков. Показалось, что видит торчащие из сугроба ноги Гиммера, в британских штанах... Маузеры Эфрона громыхали где-то впереди. Медлявский окинул коновой глазами, но не смог найти Гиммера. Заметил только унтера Овчинникова, который ютясь у дерева, пытался отдавать какие-то приказы, судорожно сжимая в руке наган.
- Так, господа. - Медлявский поднял левую руку, словно закрывая товарищам путь. - К конвою не побежим. Нечего нам лезть на пристрелянную позицию. Обойдем слева, и ударим нападающим во фланг. Зажмем их угловым огнем.
- Не попасть бы под огонь своих, - буркнул Гарткевич.
- Вот поэтому, вглубь и не суйтесь. Ну, пошли!
Пыхтя, и стараясь смирить дыхание, они забрали влево от конвоя. Медлявский шел впереди. Вряд ли, в такой густой тайге нападающие дальше чем в 50-70 метрах. Все, - можно свернуть параллельно конвою... И они действительно вышли на врага. Выстрелы выдали тех раньше, чем увидел глаз. Фигуры в тяжелой одежде, при стоящих рядом лошадях. Они прятались за деревьями, и стреляли в сторону конвоя. Три. Пять. Дальше, кто-то еще.
- Гарткевич, - распорядился Медлявский. - Причеши! Гущин - левее!
- Минуту... - Гарткевич, встал на колено, пытаясь выровнять дыхание.
Медлявский поднял карабин. Навел одной из фигур в центр - бок, под поднятую руку, чуть выше косого патронажного ремня. - и нажал спуск. Человек выпустил приклад своей винтовки, однако, второй рукой удержал её за цевье, и нелепо балансируя с разведенными руками, рухнул в снег.
Затарахтел пулемет Гарткевича. Дерево рядом с еще одним взорвалось щепой. Человек тут же упал - обученный - завертел головой, и схлопотал еще одну пулю. Может, постарался Гущин.
- Обошли! Справа! - Заголосил кто-то. - Пулемет!..
Кто-то уже спрятался за деревом, переориентировавшись в сторону троих офицеров. Раздался выстрел. Взвизгнуло выше голов. Еще. Глухо застонал ствол.
- Без паники! - На миг перекрыл все незнакомый командирский голос. Первый эскадрон! Заходи с фланга! Окружай! Второй эскадрон, - отсекай, чтоб не убежали!
Медлявский про себя испуганно крякнул. - 'Два эскадрона?! Тут же одернул себя. - Да нет, где же тут силы огня на два эскадрона? Лукавит красный. На испуг хочет взять. Чтоб дрогнули и побежали. Ну, на тебе, красный черт! Я сегодня тоже щедрый!'
- Пе-еррвая рр-оота! - Завопил Медлявский - Пулемет на позицию! Вторая рота! Заходи во фланг, чтоб ни одна сволочь не ушла!
Гарткевич прекратил стрелять, и посмотрел на Медлявского осоловелыми глазами. Вообще, в лесу все как-то настороженно притихло. Грохнуло лишь два редких выстрела.
- Что ты трындишь, вошь колчаковская? - Донесся из глубины леса командирский бас. - Откуда у тебя две роты?
- А у тебя-то откуда два эскадрона, красный олух?! - Отозвался Медлявский. - Урежь осетра! Пулеметы-ы, огонь!
И повернувшись к Гарткевичу шикнул.
- Ну чего вылупились, прапорщик! Огонь!
- Куда? - Уточнил несколько изумленный Гарткевич.
- Хоть куда!!! Весь магазин по фронту, до железки.
- Слушаюсь! - Гарткевич повел плечом. В лесу загрохотал свинцовый дождь.
- Медлявский! - Раздался на надрыве связок голос унтера Овчинникова! -Штабс-капитан, вы?
- Я! - Завопил Медлявский. - Мы слева от вас! Обошли этих гадов! Щас окучим пулеметом!
- Славен бог! Сейчас мы их прижмем! - Уже теряя голос на сиплоту, орал Овчинников. Ребята! Цепью! Вперед!
'На кой вперед? - мелькнуло в голове у Медлявского. - Он схлопнет нашу систему огня, и подведет солдат нам в сектор...'
- Братва! - Решительно завопил незнакомый командирский бас. - По коням! Отход!
В лесу замелькали тени. Гарткенвич сменил магазин, и давал туда короткими очередями.
- Не потеряй два эскадрона!.. - на излете выдохнул Медлявский, но из-за стука пулемета его вряд-ли кто услышал. Его потряхивало. Руки и ноги от возбуждения тряслись.
Лес гудел удаляющимся топотом копыт.
***
Они отогнали красных. Но здесь, в этой лесной войне, где не было фронта, и не было участков, которые нужно захватить, победа или поражение определялась тем, кто потерял больше солдат. И если в первых стычках победа была за отрядом, то на последней, красные все отыграли, может даже с лихвой. Медлявский оглянулся на идущий за ним конвой. Они потеряли почти половину солдат-поводырей. Многим лошадям приходилось идти самим 'по-табунному', и пока спасала только выучка коньков. Даже переправа по замерзшей реке прошла спокойно. Но стоило случиться ситуации, когда нужна рука на поводе - например близкая волчья стая, или иной лошадиный страх, -кони побегут, и некому будет их остановить...
Медлявский машинально хлопнул себя по планшетной сумке Гиммера, которая теперь была у него. Скоро надо опять остановиться на привал. Людям надо согреться и поесть горячего. Обходя идущих по снегу лошадей, к Медлявскому в голову конвоя подъехал Гущин. Пристроил своего коня рядом.
- Как Гиммер? - Спросил Медлявский.
Там, в прошлом бою, Медлявский не ошибся, когда увидел Гиммера лежащим в сугробе. Позже выяснилось, что его выбили в самом начале нападения, он получил две пули в грудь, и не успел отдать ни одного приказа. Теперь Он, и еще несколько раненных ездовых, ехали на привязанных к лошадям самодельных волокушах, в конце колонны.
- Плохо, - дернул плечом Гущин. - В городе, при врачах, может выходился бы. А здесь... не жилец. - Гущин оперся рукой на луку седла. - Хорошо еще, что у нас достаточно лошадей. Кстати, вы заметили, в бою почти не постреляли наших лошадей? Попали только в трех, скорее всего случайным порядком. Как вы себе это объясняете?
- Очень просто, - Медлявский наклонился в седле, уберегаясь от тяжело нагруженной снегом еловой лапы, повисшей у него на пути. - Они знают, что мы везем. И собираются увезти наш груз, куда нужно им. А как это сделаешь без лошадей? Поэтому и стреляют осторожно. С их точки зрения, лишние здесь только мы.
- Именно что знают, - согласился Гущин. - Если бы тот проклятый ящик при погрузке не рассыпался. А так, о нашем грузе наверно и в Петрограде шепчутся. Как все бестолково, прямо нет слов!
Некоторое время ехали молча.
- Послушайте, Андрей Севастьяныч, - с каким-то внутренним трудом заговорил Гущин. - С выходом Гиммера, вы как старший, встали на командование. Хочу спросить, - что вы думаете делать? Положение у нас аховое.
- Сам знаю.
- Нас было слишком мало еще до начала движения. Секретность нарушена. Враг... не уверен что он сбежал, может быть снова идет по нашему следу, и ждет момента. Штабс-капитан Гиммер получил пулю только потому, что у нас даже не было людей, чтоб пустить боковое охранение. Нас послали на убой. Создается впечатление, что этим - Гущев вскинул глаза наверх - не жалко ни нас, ни нашего груза. Какая-то чудовищная, совершенно невероятная нераспорядительность!
- Что же вы предлагаете Эдуард Васильевич? - Медлявский повернулся в седле к Гущину.
- Еще одна такая стычка. Любая стычка. И нам всем конец. - Закусил губу Гущин. - У нас нет ни единой возможности для исполнения возложенного на нас приказа. Мы не дойдем.
- Я все это знаю. Так все же, что вы предлагаете?
- Надо... Надо избавляться от груза! - Вскинул на него глаза Гущин. -Спрятать, захоронить! Отметить место, и уходить. В нашем положении нас никто не осудит.
- И куда прикажете спрятать? - Дернул щекой со шрамом Медлявский. - Под елочку положить, с запиской: 'подарок Мороз Иваныча'? Или ямку в земле копануть? Так у нас малые пехотные, и две большие саперные лопаты. Даже лома нет. А земля промерзла в камень. А красные как? Мы положим, а они через полдня возьмут?
- А может, они совсем отстали?
- А если нет? То-то обрадуются.
- А черт бы его побрал, это золото, - Гущин потер лицо. Мы с вами, как пират из старого романа. Корабль разбило, а тот тонет, и пытается плыть с сундуком. Только сундук тяжелее. Иногда надо просто бросить, и отпустить.
- Вы хоть представляете, сколько стоит, что мы везем? Это часть государственной казны. И я не отдам её красным.
- Да ведь погибнем, Андрей Севастьяныч, - с какой-то усталой определенностью сказал Гущин. - Без всякой пользы погибнем. А золото красные так и так возьмут. А не красные, так кто-то еще. Мало что ли шаек по лесам шастает? Разве не глупо? Ну возьмут они это чертово золото! Ну так наши потом отобьют. Мало оно из рук в руки ходило? Золоту все равно. Его никто не бьёт, ему всякий хозяин рад... О наших жизнях речь. Умрем -так без пользы. А выживем, - так, может, еще послужим отечеству. Я вот иногда еду, и думаю: - открыть эти чертовы ящики, по горсти в каждый карман, и... А лошадей постреляем, - пусть красные его на своем горбу из тайги вывозят.
- Больше при мне попрошу таких разговоров не заводить, - холодно отчеканил Медлявский. - При повторении буду вынужден рассматривать по закону военного времени.
- Да я... - Замялся Гущин, - Я же Андрей Севастьяныч, только...
Окончить Гущин не успел. Ветви впереди зашевелились. Медлявский дернул руку к кобуре своего 'Кольта', но узнал черный с серым офицерский полушубок. Это был прапорщик Эфрон, посланный в головной дозор.
- Что случилось, Прапорщик? - Медлявский настороженно поддернул к себе на грудь карабин.
- Вам нужно это увидеть, господин штабс-капитан. - Голос у Эфрона был слегка... необычным. - Признаюсь, такого я не видел.
- Что там?
- Там впереди крепость.
- Что? - Медлявскому показалось, он ослышался.
- Старая крепость. - Повторил Эфрон. - Вам нужно взглянуть самому.
***
Все-таки у Эфрона был изумительно острый глаз. Это действительно была крепость. Но крепость настолько поглощенная природой, слившаяся с ней, -что можно было проехать буквально в ста метрах, и принять её за часть ландшафта. Лес здесь стоял свободнее, потому что заросли елей сменили сибирские кедры. Окоем чуть раздвинулся, и в однообразии леса стали видны две доминанты. Первой была скала, которая хоть и невысоко, но поднималась над окружающими деревьями, будто остров в бело-зеленом море. Вторая -крутой холм, метрах примерно в пятиста. Этот залешенный соснами холм, и венчала крепость.
Коновой оставили внизу у подножья холма. Наверх пошли Медлявский, Эфрон и Краузе. Сперва казалось, что на вершине холм теряет свою природную гладкость, и часть его как-то неестественно выдается вверх. Ближе стало понятно, что там, наверху, находится мощный насыпной вал, высотой больше чем в два человеческих роста. А поверх вала шла деревянная стена-частокол, из огромных бревен. Темные, заточенные на конус верхушки стволов не принимали на себя снег, и потому сразу явно обнаруживали человеческую руку. По углам крепостных стен, находились 'башни' - с натяжкой так можно было назвать эти чуть приподнятые и закрытые навесам площадки за все тем же частоколом, в которых когда-то видно переживала непогоду во время дежурств стража. Ясно было видно, что крепость давно покинута. Прямо на валу, разрушая его, уже выросли деревья, причем не только малые ели и сосенки, но и несколько больших, возрастом во много десятков лет. Не было видно людских следов. Холм был занесен снегом. На ближайшей башне снег лежал внутри крыши, давно провалив сгнивший навес.
- Занятный форт... - пробормотал пробираясь по снегу Краузе. - Смотрите, господа, ров!
Действительно, крепость окружал ров, так же не уберегшийся от деревьев, и потерявший глубину.
- Все по правилам фортификации, - заметил Эфрон. - Возвышенность, вал, ров... Облей зимой стены водой, чтобы вал встал в лед, - и в свое время крепостица выдержала бы любую осаду.
- Да, все сделано по уму. - Согласился Медлявский, вертя головой. - Но по правилам какого века? Крепость не подземная. Явно не рассчитана на защиту от мощной артиллерии. Это даже не 19й век...
- Сколько ж ей лет? - Неизвестно кого спросил Краузе.
- Кто знает... - Покачал головой Медлявский. - Обойдем вокруг. Попробуем найти вход, господа.
Со входом повезло, пошли в нужную сторону, и он обнаружился сразу за поворотом. В центре этой стены были ворота, с небольшим навесом над частоколом над ними. Ворота стояли настежь открытыми, распахнутыми внутрь, во двор. Одна из створок давно просела и перекосилась под собственным весом. Вторая вообще частично развалилась, и лежала на земле.
- Странно, - заметил Эфрон. - Как раз перед входом ров совсем теряет глубину...
- Потому что здесь похоронен подвесной настил, - объяснил Медлявский. - Он вставал через ров, когда надо было проехать, а будучи поднятым, дополнительно прикрывал собой ворота. А теперь вон, лежит внизу... Проберемся внутрь, господа. Может быть, это место будет хорошей стоянкой.
Помогая друг-другу, чтоб не скользить по снегу, спустились в утративший свое значение ров. Поднялись с другой стороны, и вошли в оставленные открытыми ворота. Двор был пуст, занесен снегом, больше у стен, меньше по центру. Деревья смогли одолеть стены, и несколько кедров и елей росло внутри периметра. Оплывшие вырезы в теле вала показывали, где шли лестницы на площадки у стен. Никаких построек во дворе не было. Однако, ближе к центру двора виднелась яма, с остатками накрывавших её некогда бревен. А обвалившийся навес, от которого остались только столбовые бревна и контур крыши, уводил под укрепленную деревом арку, в самом земляном валу. Ход был почти по колено занесен снегом.
- Медлявский подошел, достал запрятанный под полушубком, чтоб не вымораживать батарею, электрический фонарик, и посветил в арку. Желтый луч заметался
- Ход во внутренние помещения, или потерна... Не разобрать...
Он задумчиво похлопал по держащему арку дереву.
- Думаете зайти внутрь? - Скептически поджал губу Эфрон. - Помилуйте, штаб-капитан, здесь все ветхое. Не дай бог эта галерея сядет вам на голову.
Медлявский сильно ударил кулаком по арке. Дерево отозвалось твердо. Он оглядел двор, кое где-дерево человеческих построек сдалось, видны были белые разводы и черная гниль, схваченные до лета морозом. Но основной частокол стоял. И он, и перекладина арки были неестественно серо-желтого цвета. В свое время их чем-то пропитывали, выстаивали на совесть. Он еще раз ударил по арке, в другом месте, - и снова кулак встретил твердую преграду.