- Самое интересное, - скривил улыбку на одну сторону лица Иван, что им не повезло буквально на пару дней.
- Почему?
- Так, Колчак именно в Нижнеудинске лишился власти. Буквально через несколько дней, после прибытия. Если бы отправка конвоя по каким-то причинам задержалась, судьба экспедиции могла пойти совсем по-иному.
- Тогда они бы не было нашего клада, - протестующе заметил Павел.
- Точно. А он - есть, - я довольно потер ладоши. - Но какого лешего мы приехали в Омск, а не в Нижнеудинск? - Я вопросительно поглядел на Павла.
- Надо было не через Питер, а через Москву ехать, балда - Вмешался Иван. Там поезда по прямой до Владика шпилят. Если бы ты сразу показал карту, мы бы все сделали гораздо быстрее.
- Да, сразу, - Паша ужался. - Должен же я был на вас посмотреть.
- Не доверял, до конца, значит. - Я посмотрел на него с прищуром.
- А ты бы такое сразу доверял? С Ваней я был знаком, на тебя в пути посмотрел.
- И чего?
- Нормально. Я в людях разбираюсь.
- Польщен, - фыркнул я. - Ладно, займитесь чем-то полезным. Мне теперь нужно сравнить нашу древнюю рукопись с современными планами. - Я пододвинул к себе рюкзак, и залез в планшет. Надо привязаться с учетом изменений местности...
Много времени мне не потребовалось. Иван успел принять душ, Паша готовился его сменить, когда я оторвался от электронных карт на планшете.
- Так, братцы, - дело упрощается. - Относительно недалеко от точки теперь есть какой-то поселок. Называется 'Алгатуй'. На старой карте его нет вообще, видимо уже появился при советской власти. Сейчас там какой-то угольный разрез.
- Э! Они не могли там наш клад выкопать? - Встревожился Паша, завинтив от тревоги в руках полотенце.
- Я же сказал, относительно недалеко. Это значит ближе всех других. А пешком ты еще офигеешь тащиться. Тут Тайга, знаешь ли... От Нижнеудинска до Алгатуя идет местная железка. Это нам все сильно упрощает.
- Значит, - на Алагатуй?! - Ероша влажные после душа волосы, провозгласил Иван.
- Да, ближайшим транспортом. - Согласился я. - А пока бы, схарчить чего, а мужики?
Мужики поддержали.
- Пожрать, я сейчас организую, - пообещал Иван, и повернулся к Павлу. - А ты давай пока, в душ. А после еды, давай еще раз, во всех подробностях, чего тебе рассказывал прадед. Вдруг чего еще важное вспомнишь?
***
Мороз стоял лютый. Крупья снега под ногами не сминались, а хрустели, будто битое стекло. Гулять в такую погоду было удовольствием сомнительным. И тем не менее, на улицах было полно народа. Городок был переполнен людьми. Красные напирали, будто поршень шприца вколачивая в тонкую 'иглу' сибирской железной дороги всех от них бегущих. Части русской армии, союзники, мирное население, - все бежали на север, заполонив дороги, станции и полустанки. Бардак был дичайший. Местные жители рвали с беженцев бешенные деньги за постой. Беженцы проклинали, но платили - куда деваться? Часто их проклятия сбывались раньше, чем сами они могли предположить - в дом вваливались военные, и вышвыривали на улицу и постояльцев и хозяев.
У Медлявсого с Гущиным было где преклонить голову. Их вагон был прицеплен к одному из литерных эшелонов Верховного. Конечно это был не пульмановский пассажирский вагон, в основном эшелоне Колчака. А всего лишь грузовой четырехосный, - но по нынешним временам, и это было много. Беда была в том, что эшелоны верховного правителя, уже почти неделю как застыли на месте. Чешские союзники - заслуживали ли они такого слова? - объявили район от Новониколаевска до Иркутска операционной зоной своего отступления. Свои эшелоны они пускали первоочередно, а поезда верховного стояли. Ситуация была взрывоопасной. Нередко вспыхивали драки, переходящие в стрельбу, между русскими и чехо-словаками. Верховный отдал приказ проявлять сдержанность, - потому что чехи формально все еще были союзниками. А неформально, по-военному, - на этом участке у них было полное преимущество.
Медлявский и Гущин выбрались из вагона, просто чтобы согреться. Запасы дров к буржуйке таяли, вагон выстывал. Долгая неподвижность вводила в оцепенение и ум и тело. Вот они и вышли, движением разогнать в жилах кровь. Чтобы не бродить бесцельно, спросили у местного, нет ли в городке какой достопримечательности? Мужик в треухе объяснил, что достопримечательность в городе есть, в виде арки построенной в честь наследника престола царя Николая. А еще есть базар, ныне шумный... Царя нет, а арка есть, - заметил Гущин. Давайте приобщимся к местным памятникам, а Медлявский?.. Увольте, уж лучше к базару...
Ни до арки, ни до базара офицеры, впрочем, не добрались. На улице, рядом с торговой точкой у костерка в бочке, столкнулись с безобразной сценой: -Торговка молоком не могла сойтись в цене с беженкой. Беженка, интеллигентного вида дама, с муфтой для рук, упирала на распоряжение о предельной цене. Торговка задирала. Беженка, пригрозила обратиться в милицию, за спекуляцию. Рядом тут же действительно объявилось два милиционера. По их рожам было видно, что они более озабочены не охраною законности, а возможностью пощупать кошелек торговки. Но баба-торговка пошла на характер: - 'раз власть цену ставит, пусть-д-ка она молоко и делат!' Баба выставила нагретый бидон из тулупа, сильно толкнула ногой, тот рухнул - и побежало молоко по грязному снегу, отдавая тепло густым парком. Вслед за бидоном тут же рухнула и сама торговка - без передних зубов, - только кровянка по снегу брызнула. Это вдал проходящий мимо солдат, - как увидел бегущее молоко, побелел. 'Люди на холоде и голоде дохнут, а - ты!'.. Товарищи солдата тоже навалились. Били ногами, прикладами. Торговка верещала звериным воем. Кто-то из солдат сдернул со спины винтовку, снял с дула перевернутый по-транспортному штык, и зажав его в руке сунулся в кучу-малу. Животные стоны торговки переросли в утробный хрип. Окрестные бабы гомонили. Милиционеры оттягивалась от драки подальше, старясь слиться с бревенчатой стеной жилого дома.
- Прекратить! - командирским голосом рявкнул Медлявский, выпустив тепло из горла, осевшим дымным парком. - Он сбросил рукавицу, повисшую на ремешке, и оставив руку в тонкой вязанной перчатке, вытянул из кобуры 'Наган'. -Прекратить, я сказал!
Медлявский вытянул руку вверх, и нажал на спуск - сухо и хлестко грохнул в морозном воздухе выстрел.
Солдаты бившие торговку обернулись. Было в их позе что-то от хищников, застигнутых за трапезой. - Стерегись, офицерьё! - крикнул один. И всей толпой они рванулись в ближайший проулок, снимая с плачей винтовки. На утоптанном снеге, в уже подмёрзшем молоке осталась лежать неподвижная торговка, свернутая в калачик штыковым ударом. Беженка в шляпке застыла статуей, белее снега, полуприкрыв лицо руками с муфточкой. Со стороны послышался свист - по дальнему концу улицы бежал чехословацкий патруль. Милиционеры отлепились от стены, и приняв распорядительный вид двинулись к трупу.
- Проверьте бабу, может жива, - Приказал Медлявский милиционерам.
Милиционер, коротко наклонившись над телом, вытер руки.
- Отмучилась...
- Милиционер Кружкин, - прибросив руку к козырьку, обратился к Медлявскому второй, тот что был ближе, - Акт бы составить, ваше благородие.
- Узду в пизду, тебе, - Кружкин. - Отозвался на предложение из-за спины Медлявского Гущин, демонстративно не засовывая в кобуру свой небольшой 'Сэвэдж'. - Ты скотина, порядок охранять поставлена, а не к стенкам жаться. И без твоих актов жить душно. - Пойдемте, Андрей Севастьяныч, - он обернулся к Медлявскому.
- Но как же - Замялся Медлявский. - Порядок требует...
- Где вы видите порядок? - Поморщился Гущин, глядя на приближающийся патруль. - Вам угодно пообщаться с чехословацкими лыцарями? - Уходим, я вам говорю.
Гущин схватил Медлявского под локоть, и протиснувшись мимо дамы с муфтой, - пардон мадам! - увлек его через толпу, в проулок противоположный тому, где скрылись солдаты.
- Главное, - непонятно кого в этой ситуации жалко, - продолжал рассуждать Медлявский, пока они пробирались между двумя глухими стенами в проулке. Из-за холода он был так закутан в башлык, что черты его лица полностью скрывались, кроме торчащего носа и заиндевелых усов. - Солдаты озверенели. Но эта дура тоже хороша. Выливать молоко...
- Верно говорят, 'жадность крестьянская', - согласился Гущин. - Это она за какие-никакие деньги не хотела отдавать. А представляете, - если фуражировка? Не зря Верховному пришлось продолжить продразверстку. Эти нас скорее голодом уморят, чем от себя лишний кус оторвут. - Он помолчал несколько шагов. - Заметили, какой части были солдаты?
- Нет, - мотнул головой Медлявский. - У Унтера звание на рукаве. Беспогонники. Явно из дальних частей. Куда теперь?
- Черт нас дернул на эту прогулку, - Поправляя папаху выдохнул Гущин. -Давайте уж обратно к составу.
- Согласен, поручик. Пойдемте.
***
Станция жила. Горели разведенные железнодорожниками костры, для прогревки состава. Горели костры в бочках, у которых грелись патрули и часовые. Готовились пропускать очередной чехословацкий состав. Союзники высовывались из вагонов, и переговаривались с часовыми на похожем, - и все же чужом языке. Гущин с Медлявским миновали здание станции, и выйдя на пути, пошли к обходным колеям. Русские эшелоны загонные на обходную колею, выглядели как гигантские замерзшие змеи. Картину оживляли только дымки, вырывающиеся из труб вагонных печурок. Пути никто не расчищал, за неделю они обледенели, и закрылись снегом. Железнодорожных рабочих не хватало. Миновали эшелон Верховного. Там горели окна, и хотелось верить, что правитель там находит какой-то выход из сложившейся ситуации... Часовые в тяжеленых постовых шубах, стоявшие у вагонов, напоминали детских снеговиков; - занесенные снегом, и расширенные внизу. При приближении офицеров они отдавали честь. Снег при этом сыпался с папах, и становились видно что верхушка, иначе 'дно', у папах красное, - отличительный признак конвоя главкома.
Миновали главный поезд. У второго состава вагоны пошли попроще, обычные грузовые. И папахи у часовых были обычного, армейского цвета. Отдали честь проходившему мимо грузному полковнику. Состав растянулся, а их вагон был почти в самом конце. Крики стали слышны еще на подходе. В середине состава, кроме часовых, в ряд смирно, была поставлена команда солдат, перед которой выхаживал коренастый, широченный в плечах старший унтер.
- Как?! - Вопил унтер дико пуча глаза, на одного из рядовых. - Как я тебя спрашиваю?! Образина мразоскотская! Свиное рыло!!! Как можно вставить в винтовку пачку не той стороной?! Конструктор специально для таких ущербанов как ты сделал на её верхней стороне оребрение! О-ре-бре-ни-е! Это значит, что она морщинистая как харя твоего забулдыги-отца, и старый зад проститутки, которая была твоей мамашей! Макака! Чурбаноголовая! -Лицо рядового было уже влажным от слюны, которой брызгал начальник. - На кой мне во взводе тупарь, который не может запомнить, чем отличаются два конца у железки?! На кой ты в армии?! Пока ты в строю, весь взвод в опасности! Вся, так твою, Россия-матушка в опасности; боже нас храни!!! У тебя дети есть?! - Неожиданно взвизгнул унтер, не снижая тона.
- Что? - Ошарашенно вякнул Рядовой.
- Дети! Есть у тебя, козлина?!
- Я... - Рядовой отчаянно цеплялся за австро-венгерскую винтовку, которая видимо, и была причиной всех его текущих бед.
- Что ты бормочешь, чушкарь! Я задал вопрос!!! Следует отвечать, "да" или "нет", рядовой!
- Нет, господин старший унтер-офицер!
- И не будет!!! - Зловеще пообещал унтер. - Такой как ты в первую брачную ночь даже срамное место у девки не найдет! А если отыщешь, - случайно! -все равно вставишь свою крохотную висюльку не тем концом! Одна радость, что ты плесень сырая, не сможешь размножаться! Ты слишком туп даже для этого! У таких как ты дети всегда на соседа похожи! Раньше деревенские девки баловались с ослами, - так и то из их отпрысков можно было сделать нормальных солдат! А тебя мамаша не иначе понесла от лягушачьей икры! Жаба ты!.. Пупырчатая! - Унтер был красным как свекла. Наверно нормального человека от такого напряжения давно бы хватил удар...
- Что за неукротимый идиот? - Шепнул Гущину на подступах к строю Медлявский.
- Наверно у него очень здоровые сосуды, - вяло отметил Гущин.
- Но пока ты здесь, под моим началом, - продолжал голосить унтер, наседая на рядового - я заставлю тебя быть добросовестным, исправным солдатом! Если у тебя в черепушке куча дерьма вместо мозгов, ты у меня будешь делать вид, будто твоей коровьей лепешкой можно думать! Какой стороной нужно вставлять в винтовку пачку?!
- Э... Правильной стороной, господин старший унтер-офицер!
- Я тебя в нужнике утоплю, рядовой!!! Ты что издеваешься, остолоп?! Что значит "правильной", вошь казарменная?!
- Той... которой... втыкать без... ореберения!..
- Втыкал ты на гражданке в древесное дупло! Потому что нормальная девка от тебя как от оспы бежит, слякоть! Пачку в винтовку следует что?! -Заглубить! Заглубить в приемное гнездо магазина! Каким концом?!
- Без ореберения, господин старший унтер-офицер!
- Без! Ореберения!!! Оребрение ты должн чувствовать сверху, положив на пачку свою ладонь. Даже у такого как ты, руки не могли загрубеть настолько, чтоб не чувствовать разницу; - хоть ты до основания свой вялый хобот сотри, рукоблуд! Конструктор специально позаботился, чтобы солдат мог даже наощупь найти нужную сторону пачки, хоть в темноте, хоть после попойки! Он только не мог знать, что винтовка попадет в руки к пеньку в поганках вроде тебя! Если еще раз вставишь пачку не той стороной, я тебе её в рот загоню! Так чтоб ты из неё все патроны проглотил и сзади по одному выстрадал!!! Ты меня понял, Васюков?!
- Так точно, господин старший-унтер офицер!
- Щас саданет, - лениво отметил Гущин.
- Ну а вот тебе для памяти, корыто ты скотное!.. - Унтер придвинулся, и коротко, с точно отмеренным усилием вложил рядовому под дых. Шинель не спасла, рядовой крякнул на выходе, и сгорбился.
- Смирно рядовой! - Заорал унтер, свирепо потрясая усами.
Рядовой с трудом распрямился, опираясь на винтовку, , и подергиваясь, заставил себя стоять смирно. Унтер снова придвинулся, придирчиво оглядел. Дернул ремень, поправляя подсумок.
- Голову выше! - Рявкнул унтер. - Живот втяни! Прибери зад! Что ты его растопырил, как жена лавочника?! Бурдюк! Штафирка! Я недостаточно уделял тебе времени, Васюков. Но теперь-то уж...
Зловещее обещание унтера осталось незаконченным. Краем глаза он увидел подходящих офицеров. - Смирна-а! - Словно фигурка на постаменте, будто подсолнух к солнцу, унтер повернулся к офицерам, и отточенным идеальным движением отдал честь. Во всем виделся кадровик старой, довоенной, школы. Как называли их на военном жаргоне - 'отчетливый'. 'Странно, что его не повысили до обер-офицера, когда мы угробили почти весь свой состав в Великой Войне', - подумал Медлявский.
Медлявский и Гущин небрежно сбросили снег с папах.
- Унтер, как фамилия? - Спросил Медлявский.
- Старший унтер-офицер Погорелов, ваше благородие! - отбил безупречную скороговорку унтер.
Медлявский оглядел застывших солдат. Лица были коровьи, тупые. Может быть, даже слишком тупые. А в глазах тлел злой огонек.
- Вольно.
- Вольна-а! - Эхом гаркнул унтер.
- Занимаетесь с личным составом? - Уточнил Медлявский.
- Так точно, ваше благородие! - Кивнул Погорелов. - Извольте, выдали нам австрийские винтовки, где их только достали на нашу голову. Так у них вместо обоймы - пачка. Вставишь не там концом - и затык. А эти, деревенские... Попризывали сброд на мою голову.
- Да... А без лупцевания, не пробовали?
- Как же? - Растерялся унтер. - Ведь дисциплина! Не доходит до них, без мордобоя. Сколько раз объяснял, - а этот снова винтовку в клин. Только кулаком слово и подпихнешь.
Медлявский вздохнул. Определить грань просто проходя мимо было нельзя. Не зная, что и как происходило до этого. Это мог - и должен был - знать непосредственный командир унтера. Некоторые рядовые, призванные из деревень, и правда были непроходимо дремучи, - спасибо отечественному 'просвещению'. Искать командира и пытаться выяснить у него, что из себя представляет Погорелов, - глупо. Но в голове стояли сказанные когда-то ему - тогда еще сопляку - слова штабс-капитана Дымова: - попробуйте понять солдата; это не так трудно. Дымов был мертв, наверно уже года четыре как. Медлявский уже успел сравняться ним в звании...