- Какие… меры? – спросила Крупская.
- Какие будет необходимо. Вплоть до вот таких, - в руке у меня появился автомат УЗИ, и я выпустил очередь в потолок. Крупская от неожиданности подскочила в кресле, а Ленин только улыбнулся.
- Вот видишь, Наденька, какой у нас телохранитель! С ним ничего не страшно! И все же я попросил бы вас, Вадим Васильевич, воздержаться от применения оружия. Кроме самых крайних случаев. Вы только подумайте, какой будет резонанс, если…
- Обещаю, Владимир Ильич, мне и самому ни к чему такие осложнения, вы же понимаете, о чем я? Мое начальство не одобрит…
- А потолок испортили, Вадим Васильевич! – упрекнула Крупская, приходя в себя.
- Ничего, Надежда Константиновна, это легко исправить, - ответил я, и дырки в штукатурке исчезли.
Теперь и она улыбнулась – начала привыкать к чудесам.
- А можно вас спросить, Вадим Васильевич, простите женское любопытство... Вот вы такой молодой человек, а столько умеете. Это у вас в будущем все такие?
- Нет, Надежда Константиновна, да и я не такой молодой человек, как кажется. Мне уже за 80 лет, между прочим.
- Невероятно! Как хотелось бы дожить…
- Да нет, не советую. У нас там тоже масса проблем, знаете ли. Но кое-какие проблемы Владимир Ильич собирается устранить, к общему благу.
Мы помолчали.
- Ну что же, давайте прощаться. Мне пора!
Крупская встала:
- Вадим Васильевич, вы столько для нас сделали! Не знаю, как вас и благодарить!
- Не стоит благодарности, Надежда Константиновна, это ведь не для вас, а для блага всего человечества, простите великодушно за высокий стиль! До свидания, Владимир Ильич!
- До свидания, дорогой мой, до свидания! Спасибо за все.
- Ну, я пошел! – и я исчез. Точнее, стал невидимым и неслышимым и отошел в уголок. Стену времени, естественно, убрал – из кухни сразу стал слышен звон посуды. Не забыл и про третье кресло – оно исчезло.
Крупская и Ленин сидели в креслах и смотрели друг на друга. Потом Ленин улыбнулся и положил ладонь на ее руку. Я не стал смотреть продолжение, и отправился к себе. Но перед этим разместил во всех комнатах домика, под потолком, видеокамеры высокого разрешения размером со спичечную головку, с непрерывной записью.
* * *
Вызов пришел уже через день, к вечеру (я временно синхронизировал свое реальное время со временем 1924-го года). Я обул кроссовки, так как по-прежнему ходил босиком, и появился рядом с Лениным (вызов пришел с его аппарата).
Ленин и Крупская стояли на кухне дома в Горках, и были, по-видимому, очень взволнованы. Я понял, в чем дело, когда заметил большого серого кота, лежавшего на полу без признаков жизни. На кухне никого больше не было, и я стал видимым.
- Здравствуйте! Я вижу, события развиваются именно так, как мы предполагали, Владимир Ильич. Здесь был Сталин? Или кто-то другой?
- Именно Сталин! Был утром, мы долго разговаривали, затем, уже к вечеру, заехал снова, потом прошел на кухню, напился воды и только что уехал. Какое счастье, что Наденька налила воды коту, а больше никто не пил из графина…
- Бедный Дымок! Мы обязаны ему жизнью! – промолвила Крупская, со слезами на глазах глядя на кота.
- Вадим Васильевич, а вы бы не могли…
- Попробую, Владимир Ильич.
Я присел на корточки и сосредоточился на коте. Так, отравление цианидом, около трех минут назад. Еще не поздно, даже не надо возвращаться в прошлое. Восстановить все органы и ткани, удалить посторонние CN-группы! Удалить цианид (это оказался цианистый калий) из желудочно-кишечного тракта! Готово.
Кот шевельнулся, взмахнул хвостом, поднял голову. Потом встал, и, как ни в чем не бывало, стал тереться о ноги Крупской, громко мурлыкая. Крупская обессилено опустилась на табуретку, Ленин стоял, нахмурившись, заложив пальцы рук за края жилета, и смотрел в пол.
Я люблю кошек, поэтому не упустил случая – взял кота на руки и стал его гладить, что он снисходительно мне позволил, и даже потерся о мою ладонь головой. Я передал кота Ленину.
- Ну, вот и началось! – сказал он, также поглаживая кота. – Что будем делать?
- Решать проблему, Владимир Ильич. Пойдемте в комнату, но сначала…
Я внимательно оглядел кухню, вылил отравленную воду из графина в раковину (там оказалось около десяти граммов цианистого калия – достаточно, чтобы отравить примерно сто человек), тщательно прополоскал графин и поставил его на стол. Больше нигде ничего подозрительного я не обнаружил, кроме блюдечка с водой, которое я тоже тщательно вымыл.
- Идите, товарищи, я последую за вами, не привлекая внимания, - сказал я, становясь невидимым.
Они направились в комнату Ленина, и, войдя, оглянулись. Я вошел следом, показался им, тотчас закрыл дверь, поставил стену времени и снова раздобыл третье кресло. Мы сели.
- Вадим Васильевич, а вам не трудно каждый раз создавать вещи заново? – спросила Крупская. – Ведь, наверное, это требует затраты сил?
- Нет, Надежда Константиновна, сил не требуется, затрачивается иная энергия.
- Как это все-таки необычайно!
- Согласен с вами. Но давайте займемся делом. Хотя я вновь остановил время и спешить нам некуда, но все же… Как вы думаете, Владимир Ильич, что следует предпринять? Но сначала расскажите, как вчера все прошло, по плану?
- Да, Вадим Васильевич, в точности! Я разделся и лег в постель. Они появились около одиннадцати, и Семашко с ними. Приступили к осмотру. И тут, на предложение присесть на кровати, я встал, развел руки в стороны и стал балансировать на одной ноге. Вы бы на них посмотрели! Им самим чуть не стало дурно! Ну, я им объяснил, что вчера вечером произошел кризис, расписал, что будто что-то взорвалось в голове, а потом внезапно вернулась речь и я стал владеть телом, как раньше. Они все же продолжили осмотр, провели всякие свои тесты, пробы и прочее, и вынуждены были признать, что не находят никаких отклонений от нормы. Но если бы вы слышали, в каких осторожных и расплывчатых выражениях все это говорилось! Как они настаивали, чтобы я оставался в постели, отдыхал, а они проведут анализы, дадут мне препараты брома, снотворное, и будут долго лечить, чтобы закрепить выздоровление… Ну, в конце концов, я рассердился, и, как предсовнаркома – меня ведь никто не снимал с должности, верно? – предложил Николаю Александровичу немедленно доставить меня в Москву. Он даже возражать не стал, у него в автомобиле, вместе с Надеждой Константиновной, мы и добрались. А вся профессура осталась тут, я их специально не стал брать, чтобы не было лишнего шума. И перед отъездом официально заявил, что всю ответственность, как предсовнаркома, принимаю на себя. А своей охране категорически приказал временно отключить телефон и никуда не выпускать медиков до моего возвращения.
- А дальше?
- А дальше мы с охранником прошли с черного хода, я зашел в зал заседаний, на сцену, так сказать, и, как ни в чем не бывало, уселся в президиуме на свободное место. Как раз Сталин делал доклад, что-то по национальному вопросу, кажется – это ведь его конек! В зале сразу прошел шепоток – меня заметили, узнали: «Ленин, Ленин!». Люди стали вставать, проходить вперед. Сталин, увидев, что его никто не слушает, оглянулся – и обалдел! Но этот шельмец, вынужден признать, великолепно владеет собой. Он тотчас сориентировался, прервал доклад и направился ко мне. Я встал ему навстречу, а он поздравил меня с выздоровлением – как только догадался! – и предложил залу меня приветствовать, а сам обнял при всех и чуть ли не расцеловал! Вот уж, доподлинно, поцелуй Иуды! Но я не дался, а лишь пожал ему руку, прошел на трибуну и обратился ко всем товарищам, сказал, что усилиями врачей выздоровел и готов приступить к своим обязанностям, но пока еще не окреп, и направляюсь обратно в Горки, а через несколько дней выйду на работу. Однако меня долго не отпускали, такая началась овация, даже неудобно! Но мне все же удалось ускользнуть, и Николай Александрович, которого я попросил остаться в машине с Надеждой Константиновной и шофером, отвез нас домой. Вот, собственно, и вся история.
- А когда Сталин к вам приехал?
- На следующий день, то есть сегодня утром – конференция ведь завершилась накануне. Делал вид, что очень рад моему возвращению, если бы я не знал про него то, что знаю, то, наверное, даже поверил бы. Мы долго обсуждали текущие дела, итоги конференции, сроки моего возвращения и очередного съезда. Потом он уехал и сказал, что еще заедет вечером, привезет мне материалы конференции, но я полагаю, честно говоря, что он поехал, чтобы порыться в моих архивах, пока есть такая возможность. Ну, да там ведь нет ничего важного, я теперь знаю намного больше, чем он может вообразить… Вечером он снова приехал, привез материалы, мы проговорили часа два про планы текущей работы. Потом он распрощался, я его проводил до автомобиля, но тут он заявил, что хочет пить и вернулся на кухню, а я, естественно, за ним не пошел. Вышел он буквально через минуту, сел в автомобиль и уехал. Еще и пожелал мне доброго здоровья, подлец! Потом мы направились в дом, Надя тоже выходила его проводить, по дороге она налила воды коту… Он только хлебнул, как тут же упал и испустил дух. Ну, я немедленно нажал кнопку – как вы и говорили, аппарат всегда был при мне. Вы появились в тот же миг, мы даже опомниться не успели. Дальше вы все видели.
- Итак, возвращаюсь к своему вопросу, что будем делать дальше?
- Сложный вопрос, Вадим Васильевич! Нет сомнений, что он подсыпал яд, когда возвращался на кухню, но доказательств – то никаких! Да еще и воду вы вылили…
- А зачем нам вода, Владимир Ильич, если есть вот это? – я вызвал на экран монитора, появившегося на столе, изображение с камеры, установленной на кухне, начиная минут за десять до моего появления.
На экране сначала ничего не происходило, но через несколько минут дверь отворилась, и вошел Сталин. Тщательно закрыв за собой дверь, он достал из кармана стеклянный пузырек и высыпал его содержимое в графин, затем слегка взболтал воду и немедленно вышел в коридор. Еще через несколько минут появились Ленин и Крупская, она налила воду в блюдечко, кот подошел и начал жадно лакать. Действие было мгновенное – уже спустя несколько секунд кот лежал на полу без признаков жизни, а Ленин почти без задержки вытащил из кармана аппарат персонального вызова и нажал кнопку. Демонстрация произвела огромное впечатление, особенно на Крупскую, которая видела такую технику впервые в жизни.
- Да, это не то, что наше кино! – воскликнула она. – Против таких доказательств нет оправдания, но ведь не покажете вы их следователю…
- Совершенно верно, не покажу, нам надо соблюдать секретность. Да и кто же решится арестовать Сталина, даже на основании таких неопровержимых улик?
- Что же делать? – озадаченно спросил Ленин.
- А вот что. Один писатель из нашего будущего, Анатолий Рыбаков, в романе «Дети Арбата» вложил в уста Сталина слова: «Есть человек – есть проблема». Впоследствии эту фразу стали приписывать самому Сталину, чем Рыбаков немало гордился. Вот по этому рецепту мы и будем действовать.
- Вы собираетесь его застрелить? – воскликнула Крупская.
- По возможности, нет.
- Как же вы поступите?
- Я появлюсь у него вместе с Дзержинским, он ведь председатель ОГПУ, а значит, это дело – в его ведении, в форме сотрудника ОГПУ, и арестую Сталина, предварительно предъявив ему в качестве обвинения все, что нам известно. Он, думаю, будет сопротивляться, и тут уже масса всяких возможностей…
- Вы что же, хотите раскрыть карты перед Феликсом Эдмундовичем? – воскликнул Ленин. – Он, конечно, честный человек, но не думаю, что это разумно.
- Зачем же, Владимир Ильич? – улыбнулся я. – Его совсем не обязательно вводить в курс дела, ему мы отведем роль статиста, вот так примерно. – И тотчас в углу комнаты появился Дзержинский, в шинели, сапогах и фуражке. Он стоял и внимательно смотрел на Ленина. Ленин и Крупская вздрогнули и переглянулись.
- Это не настоящий Дзержинский, разумеется, а только его образ, - объяснил им я. – Но Сталин-то этого знать не будет. А разговаривать с ним буду я, от имени ОГПУ.
- И вы думаете, что Сталин вот так просто даст себя арестовать? Имейте в виду, у него всегда имеется пистолет в кармане. А если он начнет стрелять?
- Пусть попробует, Владимир Ильич! Это значительно упростит дело.
- Как так?
- Убить он никого не сможет, зато поставит себя в совершенно безвыходное положение. А дальше – по обстоятельствам.
- Вы, конечно, сразу же остановите время, как только к нему войдете?
- Разумеется.
- Ну, полагаюсь на вас, Вадим Васильевич! Удачи! Миндальничать не стоит.
Поскольку Сталин только недавно уехал, я не стал торопиться, и мы еще успели вместе поужинать, пригласив на этот раз к столу и Марию Ильиничну, которая уже была в курсе многих наших секретов.
* * *
Я застал Сталина в кабинете Ленина. Он сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, которые кучей лежали перед ним, кое-что откладывал в сторону. Меня, конечно, он увидеть не мог. Дверь была заперта, из замка торчал ключ. Я подошел к двери, беззвучно вытащил ключ и положил в карман, затем переместился в коридор. Было уже очень поздно, и в здании, по-видимому, никого не было, кроме охраны. Я создал рядом Дзержинского, сам облачился в форму ОГПУ и ключом отпер дверь. Мы вошли.
Сталин резко вскинул голову на звук отпираемой двери и вскочил. Я достал из кобуры наган, одновременно создав вокруг себя непробиваемую, но совершенно невидимую эластичную оболочку, поглощающую кинетическую энергию, и поставил стену времени, а также не забыл поместить в углу, под потолком, видеокамеру. На лице Сталина лишь на миг появилось замешательство.
- Здравствуйте, товарищ Дзержинский! – спокойно сказал он. Тот не ответил и только кивнул мне. Я выступил вперед с наганом в руке:
- Товарищ Сталин, вы арестованы!
- Что это за цирк? – спросил он. – Кто ты такой?
- Старший следователь ОГПУ Пронин! - представился я, вспомнив легендарного майора из анекдотов.
- А почему я тебя не знаю?
- А я подумал было, что мы знакомы, товарищ Сталин, судя по тому, что вы обращаетесь ко мне на «ты», - ответил я, подпустив в голос иронии. – Но это неважно, мы уже познакомились, не правда ли? Итак, повторяю, вы арестованы за попытку отравления товарища Ленина, которая произошла около трех часов назад.
- Что за чушь! – сказал он, опускаясь на стул.
- А вот, не угодно ли посмотреть?
На столе возник монитор, а на нем появился уже знакомый сюжет из кухни дома в Горках. Сталин, не отрываясь, смотрел на экран, и, казалось, он полностью поглощен зрелищем, но я отлично видел, как его рука медленно, почти незаметно, скользит к правому карману пиджака. Когда на экране прошли последние кадры с умирающим котом, Сталин выхватил маленький карманный браунинг и начал стрелять. Три пули, направленные в меня, разумеется, не дали никакого эффекта, и лишь с негромким стуком упали на пол. Сталин, не медля ни секунды, дважды выстрелил в Дзержинского, тоже безуспешно – пули, пройдя сквозь его изображение, исчезли в стене времени за его спиной. Дзержинский укоризненно покачал головой, а я сказал:
- Итак, товарищ Сталин, вы оказываете сопротивление сотрудникам ОГПУ?
- Ты – сам дьявол! – воскликнул он, теперь уже не стараясь сохранять спокойствие.
- Вам виднее, товарищ Сталин, вы же учились в духовной семинарии! Обращаю ваше внимание на то, что у вас остался еще один патрон, это может помочь вам избежать ареста.
Но Сталин опустил пистолет.
- А, оказывается, вы еще и трус? Надеетесь выкрутиться? Тогда придется вам помочь.
Его рука с пистолетом против воли, нарочито медленно, поднесла пистолет к виску и остановилась. На лбу его выступили капельки пота.
- Ну-с, небольшое усилие с вашей стороны! Предоставляю это сделать вам самому.
Выхода у него не было, и он это понял.
- Постойте! Пронин, или как вас там… Я хочу только знать, кто вы, и что все это значит?
- Зачем это вам перед смертью? – спросил я. – Не задерживаете действие, прошу вас!