- Все новое поначалу часто воспринимается или как фокус, или даже как чудо. Можешь заказать следующий объект для переноса, но и по размерам, и по массе не превышающий эти банки.
- Кстати, неужели нельзя было выбрать что-нибудь более полезное?
- Так ведь не последний же у нас день на станции, успеем еще. В общем, заказывай.
- Ты в шахматы играешь?
- Так себе, ни на какой разряд не тяну, даже на юношеский, если они есть в шахматах.
- Я примерно так же, поэтому давай попробуем исправить эту недоделку, ведь никаких игр на станции нет. Шахматы нужны с фигурками на магнитах, естественно.
- Попробую завтра, но не уверен, что получится. Но послезавтра - почти наверняка. А пока, раз уж у нас по расписанию все равно отдых, давай потренируемся голосовать.
- Неужели этотактрудно? - не понял Юрий.
- Не знаю и не уверен, что у меня сразу получится в невесомости попасть бюллетенем в щель нашей избирательной урны. А действо будет проходить в прямом эфире и поэтому должно смотреться безукоризненно. Кстати, лично у тебя сколько времени отнимало исполнение обязанностей депутата?
- Четыре часа в месяц, в сессию больше. Аты за кого голосуешь, если не секрет?
- Понятия не имею. Спасибо, что напомнил, надо посмотреть, а то, действительно, может получится неудобно. Вдруг кто спросит, мало ли.
Уже на третьи сутки полета, то есть почти сразу после выборов, на Земле заметили, что система коррекции ориентации станции включается чаще, чем предполагалось. Пока разница между расчетами и фактическим положением дел не выходила за допустимые пределы, но нам поручили разобраться.
- Что-то ее слегка подкручивает, - заметил Гагарин, изучив архив телеметрии. - Утечка?
- Не думаю. Слушай, а это не мы? Дай-ка я посмотрю. Точно! Причем даже не мы, а ты. Коррекция требуется сразу после твоих занятий на тренажере. А после моих - только через два раза на третий.
- Ну, что ты слегка халтуришь, я уже заметил. А почему у Николаева с Севастьяновым ничего такого не было?
- Да потому, что у них не было самого тренажера. А здесь он мало того что есть, но еще и прикреплен к стене, то есть довольно далеко от центра масс. Ты раскачиваешь тренажер, он раскачивает станцию.
- Отвинтить его, что ли?
- Ага, а потом снова привинтить, но не напрямую, а через демпферы.
- Из чего мы их сделаем?
- Из того, что пришлет Земля во время очередной трансгрессии. Мне кажется, что хватит воздушных шариков, только не круглых, а колбасок, и в тряпочных чехлах. Презервативы, наверное, тоже сойдут, особенно баковские.
- Нет уж, лучше шарики, а то потом будут постоянно спрашивать, зачем нам тут понадобились изделия номер два. Остряков в отряде хватает.
Ну да, получив шахматы, Юрий наконец поверил, что прибор, который я назвал «трансгрессором», действительно работает.
- Получается, в принципе можно вообще обойтись без транспортного корабля? - спросил он.
- Если полкило раз в трое суток хватит, то, наверное, можно. Но это не наш случай, беспилотный «Союз» привезет чуть больше тонны.
Космических грузовиков «Прогресс» еще не было, и к нам должен был прилететь доработанный «Союз». То есть наш, на котором мы сюда прибыли, надо будет отстыковать, на его место встанет грузовик, и потом наш корабль пристыкуется уже к нему. А после нашего отлета домой грузовик так и останется на орбите в качестве лабораторного модуля станции. Эрзац-модуля, если уж говорить прямо, так ведь «Салют» - это не «Мир» и годами висеть на орбите не сможет.
- Я не про сейчас, а про будущее, - уточнил Юрий.
- Ну, теоретически в будущем вообще возможно все что угодно. Но пока - пол кило за раз, и все. И то не очень часто, поэтому, если тебе чего-то не хватает, огласи весь список заранее.
На пятые сутки полета с Земли стартовал «Союз-Б7», так назывался грузовик, а на шестые он приблизился к «Салюту» на пятнадцать километров. Дальше уже начиналась наша работа.
Гагарин перешел в «Союз-10» и отстыковался, а я остался на станции. Управлять стыковкой грузовика предстояло мне. Или, если быть уж совсем точным, только что полностью протестированному бортовому компьютеру «Салюта» под моим неусыпным наблюдением. Это устройство содержало узлы из обоих веков и пока работало без нареканий. Во-первых, его элементы из будущего все-таки были уже не ширпотребом.
Во-вторых, даже ширпотреб не будет отказывать на третий день работы - если, конечно, он применяется грамотно. И, наконец, все было спроектировано так, что даже при полном отказе всей электроники из будущего местная могла продолжать работать в режиме бортового контроллера - правда, с довольно скромными возможностями.
Теоретически мое положение сейчас было более опасным. Случись что, и «Союз-10» сможет сесть, в том числе и на ручном управлении, а ни «Салют», ни «Союз-Б7» для посадки вообще не предназначены. С другой стороны, даже если со стартом резервного «Союза-11» произойдет задержка, я смогу ждать спасения на орбите как минимум полгода, и это не учитывая посылок из двадцать первого века. Утверждение же, что столь долгий одиночный полет может привести к необратимым изменениям в психике, меня даже не смешило. Очень, знаете ли, трудно почувствовать себя одиноким в компании Антонова. Да и связь с Землей тоже никуда не денется.
Электроника провела стыковку безукоризненно, но медленно - грузовик прилип к станции через два с небольшим часа после начала маневров. Гагарин пристыковал к нему наш «Союз» минут за сорок. Правда, с небольшим ударом в последний момент.
- Чего твоя ЭВМ так долго телилась? - поинтересовался он, когда мы после воссоединения сели (на самом деле, разумеется, повисли) завтракать.
- В программе в качестве определяющего параметра стояла экономия топлива, - объяснил я. - Поставили бы время - она бы справилась куда быстрее. Но это надо еще посмотреть, сколько там сэкономилось и стоило ли оно того.
До этого момента я был не так чтобы уж очень загружен работой, но после прибытия грузовика началась пахота. Почти весь его груз состоял из электронных блоков, подлежащих испытанию в космосе, и здесь Гагарин мог мне помочь, только что-то подержав или подав нужный инструмент. И где-то на третьи сутки этого аврала он поинтересовался:
- Вить, с тобой все в порядке?
- Вроде да, а что?
- Да ты как-то странно подергиваешься во сне. Я вообще сначала подумал, что у тебя судороги.
Так как мысли мои были в основном о том, откуда в цепи питания блока номер двенадцать взялись выбросы - «иголки», которых на Земле не было, то я чуть не ляпнул «понятия не имею, это все Антонов», но вовремя спохватился.
- Тренировки мускулатуры. Я сплю, организм сам отрабатывает программу, а то днем мне как-то не до физкультуры.
- Это как?
- При помощи аутотреннинга - ты же знаешь, я в нем постоянно совершенствуюсь.
- В программе полета ничего такого нет.
- Но и прямого запрета нет тоже. Я же просто не знал, получится у меня или нет.
На самом деле получалось не у меня, а у духовного брата, я спал в человеческих условиях, в двадцать первом веке и на диване, а не на потолке жилого отсека станции. Антонов же в это время поддерживал организм в тонусе.
Гагарин хмыкнул. Ну да, его можно понять - сегодня напарник сучит ногами во сне, а вдруг завтра отчебучит что-нибудь наяву?
- На Земле посмотрим, кто будет лучше себя чувствовать после полета - я со своими нестандартными методами поддержания тонуса или ты со стандартными, - предложил я.
- Ладно, долго ты тут собираешься пахать-то?
- Как сейчас - наверное, еще сутки. А потом буду только смотреть, как себя ведут мои блоки.
- Ну, за сутки, может, еще и не успеешь рехнуться. А то как зарылся в этих проводах, так вообще ни одного анекдота не рассказал, даже бытового, не говоря уж о политических.
В ответ я немедленно описал шесть основных противоречий социализма. Наверное, многие помнят:
Первое - безработицы нет, но никто не работает.
Второе - никто не работает, но планы выполняются и перевыполняются.
Третье - планы выполняются и перевыполняются, но в магазинах ничего нет.
Четвертое - в магазинах ничего нет, но у всех все есть.
Пятое - у всех все есть, но все недовольны.
Шестое - все недовольны, но все голосуют «за».
Судя по тому, как смеялся Гагарин, он этого анекдота раньше не слышал. А отсмеявшись, спросил:
- Вить, ты не боишься, что нас слушают на Земле?
- Все, что передает станция, я контролирую. Теоретически где-то может быть спрятан маленький магнитофон, но как он поймет, когда писать, а когда нет? Да и пленка сама собой в спускаемый аппарат не загрузится. Но даже если бы слушали, тоже ничего страшного. На меня и так стучит, наверное, больше десятка человек, и это только те, кто на регулярной основе.
- Неужели и близкие тоже?
- Нет, дальних хватает.
- Слушай, а можно спросить - почему тебе все сходит с рук? Кого другого за такое давно бы задвинули за сто первый километр, если не дальше.
- Юр, все очень просто. Члены Политбюро - люди пожилые и с далеко не идеальным здоровьем, больно уж у них работа нервная, да и пить им приходится столько, что я бы от таких доз давно сдох. И перед ними стоит очень простой выбор. Или воздать Вите Скворцову по заслугам, а потом маяться - кому по всяким кремлевским больницам, а кому и прямиком на кладбище. Или принять его таким, каков он есть, и быть настолько здоровыми, насколько это вообще возможно в их возрасте.
- Так, значит,ты все-таки настоящий экстрасенс?
- Конечно. При тебе же Беляева поставил не только на ноги, но и в строй!
- Ну, он вроде как сам выздоровел...
- Сам он уже полгода как помер бы, там все было очень серьезно.
- Если это правда, то можешь при мне хоть всю партию матом крыть, я никому ни полслова.
- И зря. Мне-то ничего не будет, а ктебе начнут относиться с подозрением. И вообще, вон на том блоке светодиод мигает красным, а должен зеленым. Держи тестер и каждые пять секунд транслируй показания, а я полез туда.
Нештатная работа блока считывания магнитной памяти (да, тут была и такая, на трех с лишним тысячах ферритовых колечек, перевитых проводами) стала последним, что мне пришлось исправлять. А потом от меня требовалось только по очереди тестировать блоки и убеждаться, что все прекрасно работает. В процессе чего я сначала насвистывал, а то как-то незаметно начал напевать:
- Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе...
- Что это ты поешь, никогда такого не слышал? - удивился Юрий.
- Да вот, пытаюсь между делом песенку сочинить, - опомнился я. - Пока застрял на первой строчке. Может, подскажешь рифму?
- Кактам у тебя - земля в иллюминаторе? Ну, например, летим ктакой-то матери.
- Отличная рифма, но, по-моему, ее лучше использовать немного иначе. Скажем, «как сын грустит о матери».
В общем, к концу условного дня мы с Юрием смогли сочинить песню до конца. Одному-то мне заниматься таким бесстыжим плагиатом было бы неудобно, а в соавторстве с первым космонавтом - оно вроде как и ничего.
Глава 26
Я даже не подозревал, что встречать нас соберется столько народа, но быстро сообразил - они же сбежались на Гагарина. Уже начиная от Лумумбария, то есть Университета Дружбы народов, встречающие стояли вдоль Ленинского проспекта сплошной стеной и не в один ряд.
Юрий, получивший за полет генерал-майора, был в парадном мундире, а я, как и положено сотруднику органов - в штатском. Мне, кстати, звания не подкинули, я как был, так и оставался майором.
С Верой мы сразу после посадки договорились по телефону, что встречать меня она не поедет, а я, естественно, сразу по окончании торжественных мероприятий еду домой. Пережили три недели разлуки, как-нибудь переживем и еще несколько часов. Хотя, конечно, так надолго мы не расставались с момента возвращения Скворцова из армии.
Юрий ехал на месте рядом с водителем, причем, естественно, стоя, и почти всю дорогу с рукой у козырька. А я - сзади. Так нас разместили для того, чтобы не очень бросалась в глаза разница в росте - мои метр восемьдесят пять против его метра шестидесяти пяти.
- Зря, - улыбнулся Юрий, когда ему об этом сообщили, - пусть бы народ порадовался, до чего дошла наша советская наука. Уже таких здоровенных лбов в космос запускаем и, главное, ухитряемся их еще и вернуть оттуда.
Полет для него все-таки не прошел бесследно - сразу после посадки он и ходил неуверенно, и вид имел довольно бледный, то есть кровь отливала от головы. Но быстро пришел в себя, а я вообще благодаря неусыпным трудам Антонова чувствовал себя почти нормально. Единственное, сила земной тяжести поначалу показалась мне несколько чрезмерной, как будто я вернулся не на родную планету, а на какой-нибудь Сатурн.
- Да, твой аутотренинг - это вещь, - с долей зависти сказал Гагарин, когда мы только выбрались из «Союза». - Научишь?
- Попробую, но вообще-то тебе уже поздновато, начинать надо в детстве. Я вон жену, тогда еще невесту, начал учить с четырнадцати лет, и все равно оказалась поздно, она вроде научилась, но немного не тому.
Ну да, я ее учил управлять организмом, а она в конце концов научилась как-то прозревать будущее. Еще бы только понять, какое именно из возможных, и станет совсем хорошо. Как говорится, ученица превзошла учителя.
- Так вы что, с детства знакомы?
- Ага, с пятьдесят восьмого года были соседями по коммуналке. А в шестьдесят четвертом договорились пожениться, как только Вере позволит возраст.
- Да, с женами нам обоим здорово повезло, не так уж часто такое бывает.
На банкете в Колонном зале Леонид Ильич меня подколол:
- Вот так-то, Витенька, сам все насчет наград Брежнева в том мире иронизировал, а у тебя тут теперь золотых звезд аж в два раза больше, чем у меня.
- Вот за это вас и уважаю, - кивнул я, а сам подумал, что, действительно, эту тенденцию надо как-то преодолевать, а то на пиджаке скоро свободного места не останется. Хорошо хоть звезды разные, а то ведь дважды Героям положен бюст на родине, еще небось позировать бы заставили. Но все-таки здесь, как и на пути от Внуково, основное внимание было приковано не ко мне, а к Гагарину. Его, вон, опять какая-то кинозвезда поймала и целует. Неужели Гурченко?
- Она самая, - подтвердил Антонов, - но ты ему не завидуй. Вот я, например, абсолютно не завидую.
В общем, все не так плохо, решил я и приналег на форель, запивая ее «Боржоми». Эта минералка была одним из немногих продуктов, которые почти не отличались в двадцатом и двадцать первом веках и поэтому навевала светлые воспоминания о будущем.
- А форель тебе, значит, ничего не навевает? - счел нужным высказаться мой духовный брат. - Совсем зажрался в своем социализме, буржуй.
Домой я попал только довольно поздно вечером.
- Рассказывай, как там, в космосе! - потребовала жена. Предварительно, конечно, тщательно расцеловав.
- Вер, ну дай ты Вите хоть поесть-то, он там на этих тюбиках даже немного отощал! - попыталась защитить меня теща.
- Теть Нин, да я прямо с банкета, обожравшись. Больше, даже если через силу, все равно не влезет. Так что садитесь все, кому интересно, и слушайте. Итак, космос - это провода, блоки и отвратительное качество бортсети, из-за которых у меня чуть ли не четверть схем регулярно сбоила. А больше я там толком ничего и не видел. Даже на Москву сверху посмотреть не вышло, не говоря уж о Троицком. В общем, на Луне было куда интереснее.
- Ну как же, - усомнился дядя Миша, - мы же сами видели по телевизору, как ты с Гагариным в шахматы играл.
- Это и на Земле получилось бы неплохо, да и вообще я все время проигрывал. Зато в подкидного он у меня не смог выиграть ни разу, это ему не фигурки по доске двигать. Правда, по ящику наши карточные матчи не показывали.
- Ну вот, а ты говорил, что в космосе неинтересно, - подытожил тесть. - У нас в гараже-то забить козла хорошо если раз в неделю выходит.