И втретьих, нас обучали стрельбе из разных оружейных систем. Пользовали мы и старую добрую СВД (снайперская винтовка Драгунова), и современные виды оружия: ВСС (винтовка специальная снайперская) «Винторез», ВСК (войсковой снайперский комплекс), АС (автомат специальный) «Вал» и даже ВССК (винтовка специальная снайперская крупнокалиберная) «Выхлоп». Кроме того, нас учили оперативной стрельбе из короткого и полукороткого, скажем так, стволов: пистолеты, пистолеты-пулеметы, автомат АКСУ… Учили на совесть. Кто знает, какая у кого будет служба, из чего придется стрелять?..
Ну а лично меня военная судьба закинула почти на Северный Кавказ, в Ростовскую область, в гвардейскую мотострелковую бригаду. Сперва попал я в разведбат, но буквально через несколько дней бригадный особист, узнав, кто я такой, перетащил меня в свою службу, официально я стал числиться в управлении бригады.
Так потекли войсковые будни. Я пребывал тогда в чине ефрейтора, но, что там говорить, служба моя отличалась от службы обычного бойца. Прав оказался тот танкист-полковник: снайпер, да еще в контрразведке, – вольный стрелок… Это совсем не значило, что я бездельничал. Напротив, начальник скучать не давал, и я ежедневно оттачивал свою воинскую квалификацию. Начальник – тот самый особист, майор Яшин. Он и командир пресловутого разведбата, майор Прокопенко сошлись во мнении, что разведка и контрразведка бригады должны работать в полном взаимодействии, как левая и правая руки, оправдывая высокое звание гвардейцев.
И вот два майора нещадно гоняли подчиненных по окрестностям части, изощряясь в постановке боевых задач: разведчики должны были проникнуть на условный объект, а мы, контрразведка, стало быть, должны были это предотвратить. Кто кого. Соревновались с переменным успехом, но без ложной скромности скажу, что у меня кое-что получалось. Майор был мной доволен. И ближе к окончанию срочной службы присвоил сначала младшего сержанта, потом сержанта, после чего предложил остаться на контракт.
Я размышлял недолго. Но все же поразмыслил. Окинул мысленным взором пройденный путь. Убедился, что лингвистика осталась в далеком прошлом, хотя совсем интереса я к ней не потерял. Однако филологом себя уже не видел. А вот военным – да, это мое, это я понял совершенно точно.
И я стал профессиональным солдатом с перспективой роста в офицеры. Яшин мне все расписал веско:
– Послужишь сержантом, – убеждал он, – потом станешь прапорщиком. Это я через комбрига сделаю, будь уверен. Из прапора перескочить в офицеры – тоже вопрос технический. Ну а потом, если хочешь расти дальше, думай, как пробиваться в академию. Правда, с твоим незаконченным высшим это будет непросто. Но решаемо! Все в твоих руках.
Тут все без обмана, все так и могло быть. Но не стало.
Яшина вскоре перебросили на новое место службы – с повышением. Простились мы по-дружески, обменялись электронными адресами, и он убыл.
Пришедший на его место офицер оказался в сравнении с майором слабоват. Не скажу, что совсем уж никудышный, нет. Но до Яшина ему было, как до Москвы в лаптях. Ощутив это, я начал уже было подыскивать варианты перевода в другую часть… да только здесь судьба моя заложила очередной вираж.
Грянули украинские события 2013–2014 годов – Майдан и прочее, и эта страна, которая и прежде брела по дороге «незалежности», хромая, спотыкаясь и шатаясь, стала стремительно превращаться в какую-то одичалую хрень. Полыхнула Донбасская война, дунул «Северный ветер» —не стану разъяснять, что это такое, знающий поймет, а не знающий пусть сам ищет ответ. И вот однажды под вечер вызвал меня новый особист и, напустив таинственный вид, завел туманный разговор о том, как молодые Донецкая и Луганская республики нуждаются в военных специалистах… Тут я вежливо попросил его выражаться конкретнее.
Конкретно – мне предлагалось ехать повоевать в район Донецка. Чтобы делать это в статусе военнослужащего армии РФ – о том не могло быть и речи, требовалось официально уволиться из армии, поехать добровольцем… после чего меня без проблем должны будут восстановить в рядах Вооруженных сил. Более того, я не буду испытывать препятствий с продвижением по службе.
Не скажу, что я так уж клюнул на эту приманку, но в ходе беседы четко уяснил, что предложение мне сделано такого рода, от которого отказываться не стоит. И согласился.
Так я в первый раз уволился из армии.
О своем пребывании в Донбассе я вспоминать не люблю. Бывал там на разных участках линии фронта. Донецк, Горловка, еще ряд населенных пунктов… Скажу лишь, что война – страшное дело, а гражданская война – вдвойне. Однако не могу не заметить, что там я приобрел бесценный боевой опыт, бесценный в прямом смысле, как показало время.
Командировка моя длилась чуть меньше года. Вернулся – слово начальства оказалось твердо – спустя недолгое время восстановился на службе, стал старшим сержантом. Чуть позже – командиром отделения. Начальство завело и многозначительные разговоры об ордене Мужества, правда, не сейчас – по политическим соображениям.
С Яшиным, теперь уже подполковником, я связи не прерывал, переписывались по электронке, и не раз я получал от него ценные советы. Стал готовиться к прыжку в следующий армейский ранг, из сержантов в прапорщики…
Но не вышло.
* * *
Итак, я стал командиром отделения (комод – на армейском жаргоне) опять же в гвардейской бригаде – другой и в другом округе. На сей раз прочно основался в разведбате, и служба моя была не чисто снайперской. Приходилось исполнять разные задачи войсковой разведки, и это – век живи, век учись – тоже пошло на пользу. Я подтянул навыки в передвижении по местности, стрельбе из пистолета, владении холодным оружием, рукопашном бое… Вот только не думал, что последнее придется внезапно для себя применить в реале так скоро и с такими последствиями.
Наш прежний взводный стал ротным, а на его место прислали свежеиспеченного лейтенанта из училища. Генеральского сына. Командир батальона, узнав об этом, впал в беспокойное уныние, бормотал, почесывая в затылке:
– Вот, блин, не было печали… Что я с ним, чудаком, буду делать? Сопли ему вытирать? Анус, может быть?..
Само собой, я здесь довожу речь комбата до цензурного состояния. Говорилось все несколько иначе.
И ведь провидцем явил себя подполковник Астахов, он же комбат, – хлебнул печали. Правда, подтирать ничего не пришлось, даже напротив. Лейтенант вовсе не явил себя оранжерейным цветочком, на который плюнь, и он завянет. Наоборот, генеральский отпрыск ударился в другую крайность: как говорится, берегов не видел. Мат у него был через слово, взводу он стал «закручивать гайки», да не по делу, не со знанием психологии, а – раззудись плечо, размахнись рука, благо здоровьем бог не обидел.
Понять причины такого поведения нетрудно. Парень знал, конечно, что его считают избалованным папенькиным сынком, и изо всех сил стремился доказать обратное: что он настоящий армеец, военная кость. Не остался ошиваться где-нибудь в крупном штабе, поехал взводным в часть. Само по себе желание достойное, похвальное, но к нему бы ума побольше. А вот с этим у лейтенанта было грустно.
Он завел привычку появляться после развода в ротной казарме, осматривать кровати и тумбочки бойцов своего взвода, матерно придираясь ко всякой мелочи. Да ведь хоть бы ругаться умел остроумно! – иные офицеры такие виртуозы по данной части, что аплодировать хочется. Нет же, этот именно сквернословил, изливался бессмысленной словесной грязью, слушать тошно.
И вот в один прекрасный весенний день – действительно прекрасный, был конец апреля – я стоял в наряде дежурным по роте. Когда лейтенант ввалился в казарму, привычно облаяв дневального за какое-то нарушение формы одежды, не знаю уж, действительное или мнимое, я приветствовал его по всей форме, так как субординация выше личных отношений. Хороший ли, хреновый – начальник есть начальник.
Ну и полез начальник по тумбочкам – и как на грех обнаружил у одного из моих солдат полуоткрытую банку сгущенки.
– А!.. – распалился он праведным гневом. – Это кто тут такой любитель сладкого?.. Ага! Сержант! Это что, твой, б…, говноед?
– Я гвардии старший сержант, товарищ гвардии лейтенант, – сказал я очень спокойно.
– Чего?..
– Я напоминаю вам, товарищ гвардии лейтенант, что мое воинское звание – старший сержант.
Должен признать, что голос мой в эти секунды звучал уже издевательски-вежливо, тогда как глаза взводного округлялись, вылезая из орбит.
– Чего?!
– Ничего.
Тут, конечно, понеслось…
– Так… так… и еще вот так! Ты что, …твою мать, сержант, здесь самый умный, что ли?!
Я человек на редкость выдержанный, с очень прочными нервами – снайпер и должен быть таким, если не хочет сойти с ума. Но этот крендель уж постарался! Холодное бешенство закипело во мне от слов «…твою мать».
– Вы с моей матерью этого не делали, товарищ гвардии лейтенант. Во-первых, она далеко, а во-вторых, я бы вам этого не позволил.
Он побагровел:
– Че… Да ты, сержант, что, совсем ох…ел? Ты с кем говоришь, прыщ?
И сделал движение, имитирующее ударный замах руки.
Буду честен: наверное, он не хотел меня ударить. Но по глупости думал, что может пугать такими взмахами всякого, ничего не зная о жизненном, тем более боевом опыте визави.
Ну а мой опыт сработал сам, без малейшего участия разума. Я просто не успел подумать ни о чем, и мой мгновенный правый хук в челюсть стал сюрпризом и для взводного, и для меня. На! – и попал чисто, в самую точку, классика жанра. То, чего тренеры по боксу день ото дня добиваются от подопечных.
Лейтенантские зубы лязгнули так, точно он перекусил гвоздь. Коленки подломились, он рухнул навзничь, крепко треснувшись затылком о железную спинку нар.
На все это обалдело таращился дневальный, делая судорожные глотательные движения.
Я вполне оценил произошедшее.
– Ну, чего встал? – крикнул бойцу. – Бегом в санчасть, доктора сюда!
И стал оказывать нокаутированному первую помощь.
Забегая вперед, скажу, что ничего страшного с лейтенантом не случилось. Сотрясение мозга средней тяжести – у него, оказывается, были мозги… Правда, бригадные медики заявили категорически, что дней десять пациент должен пролежать в стационаре.
Меня же начальство с перепугу упрятало на гауптвахту. Такое ЧП не скроешь, информация ушла в округ, и пару дней я провел в тягостном неведении между небом и землей… Наконец, вызвали к Астахову.
– Ну что, Егоров, – избегая смотреть в глаза, произнес комбат, – дело такое…
Я узнал, что на уровне округа дело решили спустить на тормозах, не доводя до военной прокуратуры, – геморрой со следствием не нужен никому. Папа-генерал, насколько я понял, малость поскрежетал зубами, но тоже вынужден был не поднимать пыли: выявит следствие, что сынуля безобразно орал на подчиненных, да и рукоприкладством не брезговал… словом, решили все замять потихоньку.
– Но сам понимаешь… – набычась, выдавливал Астахов. – Ты и боец хороший, и комод тоже. Но извини… Ничего не могу поделать…
Я его понял. Наилучшим для меня исходом являлось увольнение по собственному желанию до истечения срока контракта. Комбат утешал, говорил, что года через два, когда неприятная история забудется, можно восстановиться… но я, во-первых, знал, что это на воде вилами написано, а во-вторых, даже если восстановлюсь, годы будут потеряны, – на колу мочало, начинай сначала… И я в полной мере осознавал, что жизнь моя вновь закладывает крутое пике, а что за ним – неизвестно.
И надо же так случиться, что в этот же вечер, вернувшись с «губы» в свою комнату в общаге и включив ноутбук, я обнаружил письмо от бывшего шефа, подполковника Яшина. Теперь выяснилось, что и подполковник он уже бывший, немного не дослуживший до полноценной пенсии, о чем он вовсе не жалел. И пояснял, почему: был приглашен на работу в службу безопасности известной мегакорпорации. Я поведал в ответ о своих злоключениях и тут же получил такое же приглашение уже от него. Давай, мол, увольняйся и дуй ко мне, в город Синеозерск. Без хороших денег не останешься. Очень хороших, подчеркнул Яшин в следующем письме.
ГЛАВА 3
В Синеозерске этом я сроду не был, хотя, конечно, знал о нем: крупный город километрах в трехстах к северо-востоку от Москвы. После войны там построили мощный нефтеперерабатывающий завод, вернее Комбинат, ставший градообразующим предприятием. Когда распался СССР, эта отрасль промышленности оказалась одной из самых «везучих» – бензин, солярка, керосин нужны всем и всегда, поэтому лихие девяностые синеозерчане проскочили сравнительно благополучно. СинНПК, а с ним и весь город выдержали бури тех лет… Ну а в новом веке он испытал, можно сказать, второе рождение.
Я этим, понятно, не интересовался, но волей-неволей слыхал. Среди прочих новшеств «нулевых» имело место создание специальных экономических зон, или кластеров, – и вот Синеозерск наряду с некоторыми другими городами стал точкой создания биохимического кластера. Туда охотно потекли деньги, возникли исследовательские центры, производства, то есть появились новые рабочие места. Все замечательно! Трубили об этом в СМИ с таким упоением, что я, человек от данной темы более чем далекий, знал, что есть у нас в стране такой инновационный проект.
И вот столкнулся с этим вплотную.
Уволили меня тихо-мирно, по-хорошему попросили не делать шумных проводов – я и не стал. Будущие звания, тем более орден, мне уже не светили, зато денег вместе с компенсацией собралось столько, что я проникся к себе некоторым посторонним уважением, смотря на себя чуть со стороны и видя в наблюдаемом почти олигарха. С этим чувством и прибыл в Синеозерск.
Опущу подробности. Приехал, нашел бывшего командира. Он обрисовал обстановку. И вот тут-то начали закрадываться в меня первые подозрения. Что-то здесь было не то, хотя внешне выглядело образцом экономического благополучия. Как, дескать, должно быть при разумно выстроенных инвестициях…
Фактически городом правила международная корпорация, производящая медпрепараты. Ей и принадлежало большинство производственных мощностей: несколько научно-исследовательских центров, объединенных с цехами, где выпускали всякие витамины, БАДы, спортивное питание и всякое такое. Кроме того, имелся ряд посреднических фирм, по сути, кормившихся при Корпорации (буду называть ее так), как рыбы-прилипалы при акуле. Это все понятно и нормально. Не совсем нормальное виделось мне в том, что городские власти выглядели не властями, а придатком к экономическому механизму. Казалось, их роль сводится к тому, чтобы безропотно узаконивать все, что необходимо Корпорации. А главное…
Главное – ее служба безопасности. Вот что меня поразило. Целая армия! Состоявшая, понятно, из разного рода отставных силовиков. Она легко подменяла собой и полицию, и вообще всю правоохранительную систему города. В ней, в этой частной военной компании, и занимал немалый пост бывший подполковник Яшин.
Встретил он меня радушно, однако вынужден был заявить:
– Ты знаешь, обстоятельства изменились. Я тебя планировал к себе в спецгруппу, но… сам знаешь, у генерала свои дети есть. Место занято. Но это ничего, пристрою. Не обидишься.
И пристроил в одну из тех самых посреднических фирм. Правда, тупо охранником, так что профессиональный опыт мой остался за кадром. Ну, грех жаловаться: платили отлично, а служба – не бей лежачего. Я, впрочем, сознавал опасность «зажиреть» на этой должности, отчего по мере сил старался поддерживать себя в форме. Не только физической. Старался наблюдать за происходящим, делать выводы. И день за днем постигал местные расклады.
Довольно скоро стало ясно, что Корпорации и ее ЧВК, стремившимся подмять и перекроить Синеозерск под себя, оказался не по зубам СинНПК, пионер здешней индустриализации. Его руководство уперлось руками-ногами, когтями-зубами, но Комбинат и себя отстояло. А попытки отжать Комбинат у Корпорации, конечно, были, в том числе и через высоких покровителей. Но – не вышло. Пришлось отступиться, скрипя зубами.