– Пятьсот, – спрашиваю, – за всю вязанку хватит?
– Да ты чё! – вздрагивает. – Я тебе и за триста отдам! Нам только подлечиться.
.Хмыкнул, сунул ему пятисотрублевую купюру, выхватил окуней и – вместе со Славкой галопом к вагону: поезд, по моим расчетам, уже через пару минут должен был отправляться.
Слава Богу, кажется, пока успеваем.
. Славян сразу помчался в купе, я же притормозил рядом со скучающей разбитной проводницей:
– Пару затяжек, – спрашиваю, – еще успеваю?
– Да дыми, – машет рукой. – Вон, видишь, красный пока горит. Случилось у них там впереди что-то, еще минут пять-десять дополнительных простоим, передали. Ничо, нагоним потом.
Отдышался, полез в барсетку за сигаретами.
В принципе, конечно, можно сказать, – повезло…
… Домой, думаю, что ли, тогда позвонить, пока на станции мобильный работает?
Отошел немного в сторонку, достал телефон, набрал номер.
Жена откликнулась сразу.
– Что, – спрашивает, – алкаши? Проснулись?!
– Угу, – хмыкаю. – На Волховстрое стоим. Пиво покупаем.
– Вы там смотрите, – беспокоится, – не перебирайте.
Я вздыхаю.
– Да ладно, – говорю, – Инг. Взрослые уже мальчики. Разберемся. Ты мне лучше скажи, как там вы с котами? Не скучаете?
Инга фыркает в трубку так, что я ее аж подальше от уха убираю.
Чисто на всякий случай:
– Я еще не успела, – смеется. – А коты так вообще еще дрыхнут, не просыпаясь. Кот в твоем кабинете, на подоконнике, на солнце. А девочка тут у меня, в гостиной, на подушке устроилась. Даже не обращает внимания на рёв моторов: я тут квалификацию «Формулы-1» пересматриваю, в редакции попросили материал написать.
– Ну и ладненько, – вздыхаю во второй раз. – У нас тоже все хорошо. Я, кстати, побегу, наверное, а то поезд скоро отправляется.
– Давай, – фыркает. – Вали. Вечером мне откуда-нибудь из Медвежьегорска набери. А то потом у вас опять связи неделю не будет. Чмоки.
И – отключается.
Вот, блин, на фиг, думаю, и поговорили.
Покачал головой, поискал глазами урну на перроне.
Не нашел.
Плюнул, отщелкнул окурок на пути и, подмигнув проводнице, не торопясь было собрался полезть обратно в вагон.
Ладно, думаю.
Проехали…
…Фактически у входа в тамбур курил тонкую коричневую сигарету такой красавец, что я чуть не поперхнулся.
Высокий, худощавый, мужественно-светловолосый, с щеголеватой бородкой, в очках с тонкой металлической оправой, в высоких замшевых песчаного цвета бер-цах и защитного цвета гортексовской бандане, повязанной на манер шейного платка. Я как-то в своих драных джинсовых шортах и шлепанцах на босу, естественно, ногу даже почувствовал себя как бы немного бедным родственником.
А ведь – тоже рыбак, наверное, думаю.
Вон как роскошно бандану-то повязал.
Как в кино.
Но больше всего, признаюсь, восхитили именно бер-цы: это как же надо себя любить, чтобы зашнуровывать эту красоту всего лишь для того, чтобы пять минут неспешно покурить на перроне?!
Нда…
. В свободной от пижонской сигареты руке красавец небрежно держал небольшой лоточек со свежеприобре-тенными золотистыми копчеными сигами. На неискушенный нюх пахли они обалденно, конечно, даже характерный чуть кисловатый аромат «жидкого дыма» как-то не очень ощущался.
– Что, – хмыкает, кивая на связку моих сушеных окуней, – ничего поприличнее не нашли, или денег не хватило?
Я нервно сглотнул.
Вот ведь мать.
.Чуть отодвинул красавца плечом, грузно полез мимо него и проводника в тамбур.
– Сортир, – оборачиваюсь, – в конце вагона, по коридору. В этих новых поездах от РЖД они достаточно чистые. Только чересчур долго не занимайте, вы тут, знаете ли, не один…
…В купе уже вовсю радовались жизни и пили пиво.
Не торопясь и с подобающим случаю наслаждением.
Я бросил связку окунишек на столик, сгреб с него запотевшую бутылку, прижал ее сначала к разгоряченному лбу, потом молниеносно вскрыл при помощи зажигалки и, естественно, – присоединился.
– Валерьяныч, – укоризненно тянет Глебушка. – Вон, на столе ножик швейцарский лежит. А из него торчит разложенная открывалка. Ну и зачем?
– Извини, – отрываюсь от горлышка. – Не разглядел.
.Мимо купе тем временем продефилировал недавний красавец, распространяя вокруг ароматы копчения, и скрылся, судя по всему, в соседнем с нашим купе.
Так вот кто, думаю, мне утром под Питером заснуть-то не давал.
Неудивительно, в общем-то.
Глеб тоже проследил за его удаляющимися замшевыми берцами, задумчиво покачал головой и покрутил пальцем у виска.
– Питер, – жму плечами, – похоже. А это не всегда только город, это – иногда еще и диагноз.
Славка неприлично заржал.
Ну, да и Бог с ними со всеми, в принципе.
Со всеми.
Я сделал еще глоток.
– А не усугубить ли нам, братия? – интересуюсь. – Я здесь с утра где-то виски видел ирландский. А вот как вечером его пили, что-то и не помню ни фига.
Глава 7
… Вот почему так получается, что по дороге на рыбалку мы всегда пьем?!
Ведь взрослые, самодостаточные люди.
Вполне себе, кстати, даже и успешные.
А иной раз, – ну, прям как дети малые.
Колеса – стук.
Рюмка – звяк.
Водка – бульк.
Да.
… Пиво быстро наскучило, и разговор пошел, как водится, философский.
У людей, живущих в плотном информационном потоке, вообще, как я все чаще замечаю, не остается толком и тем-то, чтобы вот так вот неспешно поговорить о чем-нибудь общем и бесконфликтном.
Рыбалкой это, в принципе, лечится.
Но не на первый день.
. Увы.
Я вот раньше всегда недоумевал: что заставляет умных, мыслящих людей торчать днями жопой, простите, в небеса на приусадебных участках. А недавно неожиданно поймал себя на мысли, что получаю удовольствие, поливая на даче посаженные в прошлом году там яблони и черешню.
Поэтому тут, думаю, дело, конечно, не в каком-то стремлении «опроститься», а просто – есть все-таки что-то такое глубоко неправильное в городах.
Еще раз: рыбалка это, в принципе, лечит.
Может, поэтому и ездим на нее, как только есть такая возможность.
Но пока – ладно.
Пока еще можно немного и поговорить…
– А еще у нас на нашем оренбургском заводе недавно смешная история была, – продолжает тем временем Глеба. – Главный инженер, понимаешь, на своих сослуживцев обиделся. Воруют, видишь ли, не по чину. Ну, нас и отправили туда с аудиторской проверкой.
.Колеса – стук.
Рюмка – звяк.
Водка – бульк.
И только чайная ложка в тонком стакане с подстаканником дребезжит как-то совсем даже и не по делу.
– Пойду-ка я, – вставая, хлопаю себя по карманам, потом-таки обнаруживаю сигареты на столике, – покурю.
– Ты же только что дымил, Валерьяныч, – отвлекается на секунду от глебушкиной истории Славка. – Хорош здоровью вредить.
Я вздыхаю.
– Так ведь хочется, Слав.
Он на секунду задумывается.
– Аргумент.
.За окном тамбура был дождь.
Мелкий.
Летний.
И – лес.
Низкое небо царапали проносящиеся верхушки сосен, бежали мимо бесчисленные речки, речушки, ручейки.
Карелия.
Уже Карелия.
Бог ты мой.
.Докурил, вернулся в купе.
Там по-прежнему спорили и выпивали.
Все как всегда.
– А мы, – говорю, – кажется, уже в Карелию въехали…
– Ну да, – смотрит на часы Славка. – Жди. В Карелию. Мы еще даже до Лодейного Поля не добрались, так что пока по Ленинградской области шпарим. Или Санкт-Петербургской теперь?! Хрен их, простите, разберет.
Жую губами.
Прикидываю.
– Успокойся, – говорю. – Ленинградской пока еще. Хотя, конечно, если честно, то и вправду, дурдом.
– А Карелия когда начнется, – неожиданно влезает Глеб, – перед Свирью?
Славян отрицательно качает головой.
– Не-а. Свирь тоже еще Петербуржская. Тьфу, Ленинградская, конечно. А вот после нее уже сама Карелия и начинается. Ох, как же там хорошо.
Согласен, думаю.
Хорошо.
Да и сам ты, Славка, – парень, в общем-то, неплохой.
– Наливай, – говорю, – географ. Выпьем за твои познания.
– Да я, – смущается, – честно говоря, перед поездкой специально карту смотрел. Просто интересно было.
– Ты не рассуждай, а исполняй, что тебе говорят старшие товарищи, – Глеб лезет в походный холодильник с продуктами, – я пока закусь организую. Допустим, порежу языка. Домашний, сам варил. А ты давай, наливай-наливай.
.С очередной рюмкой пришлось, правда, повременить.
Ждать.
Пока Глеб аккуратно выкладывал отварной язык из фольги, пока резал ломтиками черный хлеб и соленый огурец.
Пока вываливал на отдельное пластиковое блюдце одинаковыми горками злой белый хрен и густую деревенскую горчицу.
Пока вскрывал небольшие пластиковые контейнеры с тертыми, с чесночком, свеклой и морковью, заправленными сыром и майонезом.
Чуть водка не остыла, а мы со Славяном слюной предательской не изошли.
Но зато потом…
– Ну, – говорю, – парни. За Север! Разное тут у нас с вами бывало, конечно, но хорошего все-таки больше. Много больше! За новую встречу с ним и за то, что ее-таки не удалось избежать. Прозит!
Выпили.
Закусили тающим во рту языком со злым, острым хреном.
Полюбовались на проплывающие за окном тоскливые и дождливые северные пейзажи.
И что же нас так сюда, в эту нелюдимую хмарь? так тянет-то все-таки, думаю?!
Ну, ведь не тропики вообще ни разу.
Не устремленные в поднебесье Альпы, с их звонкими ручьями, в которых мы как-то года три назад ловили той же компанией пятнистую осторожную форель.
Просто – Север.
Каменистый.
Чаще унылый, чем радостный.
С комарами, гнусом, редким на топких Кольских болотах лесом и злыми худыми медведями.
А ведь не поедешь – год потом будешь переживать.
Лицензионная семужья рыбалка в этих местах – короткая.
Можно и не успеть.
Нда…
– Валерьяныч, – хрустит зеленым луком Глеба, – а ты, кстати, как, в этом году нахлыст опробовать не решил?
Я жму плечами.
– Да черт его знает, – морщусь, – взял на всякий случай двуручник. И набор мух прикупил. Съездил перед этим, опробовал его на прудах, на форели. Вроде бросок нормальный идет. Дальше надо на речке тренироваться уже. Но тут как пойдет, если на блесну будет хорошо ловиться, то даже и не знаю. А если нет – буду, конечно, пробовать…
Глеб согласно кивает.
– Я тоже, – соглашается, – двуручник взял с собой на всякий случай.
Я фыркаю.
– Ты, – прошу, – уж не путай. Ты все-таки более-менее опытный нахлыстовик. И я, убежденный спиннин-гуй, а нахлыстовик чуть ли не первогодок.
Ларин философски улыбается.
– Все мы когда-то что-то начинали. Спиннингист ты, конечно, очень сильный, тут я не спорю. Но нахлыст – это, брат, все-таки высший пилотаж.
Я соглашаюсь и киваю Славяну на пустые рюмки, чтобы не отвлекался и разливал.
А то разучится еще, понимаешь.
.Через некоторое время разговор закрутился вокруг приманок.
Глеба у нас, понятное дело, предпочитает мух.
Ну, а поскольку руки у него из какого надо места растут, – делает их сам. У него в доме, – а он у нас за городом жить предпочитает, – целая мастерская оборудована.
Славка, хоть и тоже предпочел бы жить за городом, вынужден жить в Москве.
И не то чтобы тут вопрос денег, славянова квартира, думается мне, подороже глебушкиного дома стоит. Просто образ жизни такой: Славка вообще, несмотря на происхождение и всю, даже чуть показушную, тягу к деревенскому, – самый, наверное, городской из нас изо всех человек.
Он постоянно чуть настороже.
Ему всегда очень важно, что о нем подумают и какого мнения о его нескромной персоне будут окружающие.
Ловить он предпочитает на тяжелые блесны и джиг и обладает страшным, нечеловеческим терпением, часами впустую «обстреливая» с мощной палки тяжелое тело реки джиг-головками в ожидании пятнадцатиминутного выхода судака.
Ловит он при этом, надо отдать должное, очень и очень здорово. Возможно даже, хоть и тяжеловато в этом признаться, лучше, чем мы все вместе взятые.
Я же – на удивление всеяден.
У меня есть и квартира, и дом в ближнем Подмосковье, и жить мне нравится почти одинаково и там, и там.
Мне одинаково нравится тяжелый джиг и работа деликатными палками.
Вон даже нахлыст начал осваивать, на старости-то лет, блин…
– Может, – поднимаюсь, – парни, я пойду, чайку закажу? А вы тут приберетесь пока. Хорош уже язык глебушкин водкой-то запивать, скоро все купе хреном с чесноком провоняет. А если кто хочет чем еще кроме чая продолжить, то вон, у меня в сумке сверху еще две бутылки вполне пристойного вискаря. Односолодовый, кстати. И торфяной.
Глеб смотрит на меня почти с восхищением и тянет большой палец вверх.
– Во, – кивает. – Ну, что тут еще-то можно сказать?! Мужик!
Глава 8
… На подъезде к Свири дождик неожиданно закончился, и купе залило солнцем. На перроне, когда мы туда наконец-то вылезли, тоже было солнечно, но все-таки довольно ощутимо прохладно.
Дул легкий ветерок.
Славка и Глеб, как только вышли, сразу же, как на пожар, схватились за мобильные телефоны.
Я немного подумал и тоже набрал жену.
– Что, – интересуется, – неужели уже в Петрозаводске?
– Да нет, – смеюсь. – Просто Свирь, стоим здесь долго. Вот, вышел на перрон покурить, решил набрать.
– Делать тебе, – хмыкает, – нечего.
– Нечего, – соглашаюсь.
– Ну да, – вздыхает. – Ты же в поезде едешь. А я сижу, статью заканчиваю. Потом еще к ней фотографии отбирать.
– Понятно, – вздыхаю в ответ. – Все-таки два журналюги в одной семье – это некоторый, так сказать, перебор.
– Не льсти себе, – ехидничает. – Ты уже давно не журналюга. Ты – лицо из телевизора. И интервью ты, кстати, уже давно не берешь, а даешь.
Я сглатываю.
– Проехали, – говорю, – любимая.
Она на секунду замолкает.
– Да, – сглатывает в ответ. – Извини.
Некоторое время молчим.
– Ладно, – вздыхаю. – Я же говорю, проехали…
Она вздыхает в ответ.
– Нет, я все понимаю. – Я прямо вижу, как красиво она кривит губы в телефонную трубку. – И что так надо. И что деньги из воздуха не берутся. И что мужик не может вечно быть даже очень удачливым щелкопером. И то, что ты по-прежнему отлично пишешь. Но в редакции ты, по-моему, был куда более счастливым человеком. Потом этот чертов бизнес. Про твои сегодняшние дела я и не говорю.
Я чувствую, что еще немного, и она расплачется.
Вот ведь черт.
– Ингусь, – хмыкаю, – ты, по-моему, больше меня по этому поводу переживаешь. Береги себя. Главным для меня все равно было книжки писать, а не статьи. А этого у меня никакое мое нынешнее место работы не отберет.
Она, кажется, немножко успокаивается.
– Книжки, – тянет. – Книжки – это да, это хорошо. Ты когда в последний раз текст-то в издательство сдавал?
– А вот это – не надо, – смеюсь. – Это в данном случае не главное. Я и сейчас с текстом ковыряюсь с новым, где-то как раз на середине. Да, идет туговато. Но – идет.
– Ну, и слава Богу, – вздыхает. – Ладно. У меня все в порядке, у котов тоже. У тебя, судя по всему, аналогично. Поэтому я пошла работать дальше. А ты иди дальше бухай, пока такая возможность есть и меня нет рядом.
– Это, – соглашаюсь, – одно из редких преимуществ твоего отсутствия, да. Пойду воспользуюсь.
– Пока, – смеется.
– И тебе, – ухмыляюсь, – тоже, пожалуй, не хворать.
.Вот ведь, думаю, блин.
Ну, да ладно.
Жизнь…
…Поискал глазами бабульку на перроне, что-то неожиданно и дико захотелось местных пирожков с рыбой.
И – ни одной.
Пришлось направиться к проводнице, уже другой, не той разбитной красотке с двумя золотыми фиксами. Та, видимо, спать ушла, благополучно сдав смену вот этой вот немного сутулой тетеньке с поникшей фигурой и неисправимой усталостью в самых уголках глаз.