– Здравствуйте, – говорю, – я из вашего вагона пассажир, из шестого купе.
Она только кивает.
Знаю, мол.
Звуков издавать даже не удосуживается.
– Мы тут, – начинаю объяснять, – с товарищами каждый год на рыбалку ездим. Если получается, то вообще по два раза в год. И всегда покупали тут, в Свири, у бабушек пирожки с рыбой, уж очень они тут у них вкусные. А сейчас гляжу – что-то и нет никого.
Она снова кивает, поднимает на меня усталые и, когда-то, судя по всему, очень красивые глаза.
Наконец, заговаривает:
– Так гонять их стали. Сами раньше у них всегда затоваривались.
– А что так? – удивляюсь. – Эти-то кому помешать могли?!
Она только хмыкает:
– Так приказ. О запрете торговли на перронах. По всей России сейчас так будет.
– О как! – удивляюсь еще больше. – А что тогда мужиков на Лодейном Поле с их палеными сигами не гоняют?!
– Так им заплатить есть чем, – хмыкает еще раз.
Потом задумывается:
– Или начальник вокзала там не такой зверь.
Я только вздыхаю.
– Жалко, – говорю. И снова лезу в карман за сигаретами.
Она опять пожимает сутулыми плечами, и в этом пожатии – такая русская покорность судьбе, что мне даже как-то отчего-то становится стыдно, и я отхожу, как можно более деликатно прикуривая…
– Извините, – неожиданно слышу у себя за спиной.
И голос неожиданно как раз такой.
Извиняющийся.
Как и сами слова.
Хотя, в принципе, вроде как и мужской.
Я поворачиваюсь.
Дядька.
Где-то моего возраста.
Может, чуть помоложе: мне, если я не с бодуна, несмотря на определенную грузность фигуры, никто не дает моего почти что полтинника, все считают «мужчиной под сорок» в худшем для меня случае.
А вот похмелье – да, выдает.
Ну, да не в этом дело, – дядька, в принципе, как дядька: бесцветный, в джинсах и фирменной «шимановской» рыбацкой ветровке, с острым носом, давно наметившимся брюшком и серыми водянистыми глазами.
И к бабке не надо ходить, что из славного города Санкт-Петербурга.
Их типаж.
– Слушаю вас, – говорю. – Чем-то могу помочь?
Мужик мнется.
Ну, да мне, в общем-то, пофиг.
Мне торопиться некуда.
Стою.
Курю.
Жду.
– Видите ли, – рожает, наконец, – вы только что уж очень нелицеприятно высказались про копченую рыбу с Лодейного Поля. Вы уж простите, я невольно подслушал.
– Да делов-то, – хмыкаю. – Если б я от кого скрывался, то это другое дело. А так-то что. Слушайте на здоровье.
– Да нет, вы меня не так поняли, – улыбается уголком рта.
Ага, думаю.
Нет.
Я тебя именно что правильно и понял.
У тебя – свои профессиональные привычки.
У меня – свои…
– Я ваш сосед, мы в соседних купе едем. И вот поэтому меня так ваша реплика о копченой рыбе с Лодейного Поля и заинтересовала. У меня просто товарищ там целый лоток закупил, но мы их еще не начинали.
Я ухмыляюсь.
– Товарищ, – спрашиваю, – высокий такой, в желтых берцах и синем шейном платке?! Так я ему еще сразу после покупки адрес туалета подсказал. Так что, если еще не ели – это хорошо. Травануться, может, и не тра-ванетесь, но если желудки нежные, городские, то некий дискомфорт гарантирую. И дело тут даже не столько в «жидком дыме». Рыбу-то чер-те откуда везли, и чер-те как она хранилась перед горячим копчением. А копчение все-таки достаточной термической обработки, знаете ли, не дает.
– Но он же сказал, что у местных брал, – говорит растерянно.
Я всхохатываю.
– Местный, – говорю, – знаете ли, местному рознь. Там несколько больших фабричных коптилен или одна, но очень большая: хрен его знает, если честно. Но то, что рыба коптилась именно фабричным способом, причем самым варварским, с «жидким дымом», это – несомненно. Для опытного человека, по крайней мере. А этот «дым», знаете, чем в первую очередь плох?! Тем, что наглухо перебивает все запахи, в том числе и если рыба «с душком». А как она не будет с душком, если того же терпуга аж с Камчатки сюда везут?! Он вообще-то только на Дальнем Востоке водится. И как сюда попадает, логистику сами себе представить можете, наверное. И угрей здесь нет, они водятся южнее. Большое производство, короче. А «местные», которые по перрону бегают – это всего-навсего реализаторы. Причем, я так подозреваю, реализаторы в том числе и «брака», и «левака»: документы-то у них никто не спрашивает, и сан-контроля никакого. Так что эти дяди – это не бабушки с пирожками. Ну, – совсем…
Он аж побледнел.
– Там же, – взмахивает руками, – сейчас Алёна может проснуться! А она копчения очень любит. Побегу выкину, если успею. А если не успею, то так хотя бы предупрежу.
… Глядя ему в спину, я не то чтобы не завидовал этой Алёне.
Скорее сочувствовал.
Когда матерый дядька, да к тому же еще, весьма похоже, отягощенный достаточно специфической профессией, с таким жаром принимается о ком-то заботиться – тут жди беды. Причем, беды фактически неминуемой.
Я докурил сигарету, сплюнул в сторону урны, порадовался, что попал, и медленно побрел к тамбуру.
Скоро уже отправляться будем.
Пора…
Глава 9
… Прошел по узкому вагонному коридору, поминутно извиняясь перед отклячившими задницы попутчиками, заглянул в пустое купе. Мужики еще где-то слонялись по перрону.
Вышел в коридор, выглянул в окошко: точно, вон они, красавцы, – один по телефону разговаривает, другой в киоске что-то покупает.
И, готов спорить, что это – мороженое.
Или еще какие ватрушки.
Глеба и сладости – это вообще отдельная тема.
Он как-то у меня на дне рождения, к радости уж и не знавшей, как от него избавиться, жены, фактически в одиночку расправился с огромным подарочным тортом: и это после пары мисок ухи и хорошей порции шашлыка. Я, кстати, вообще последнее время день рождения, а он у меня зимой, предпочитаю за городом встречать, на даче: мужики у мангала кучкуются, под водочку, а девчонки у камина.
И всем хорошо.
Но Глебушка тогда – реально отличился, жена до сих пор восхищается.
Красавец.
– Извините, разрешите пройти, – снова слышу уже знакомый, слегка скрипучий голосок своего вокзального знакомого.
Ну да.
Вот всегда так: сначала, протискиваясь, возмущаешься откляченными задницами.
А потом доходишь до места – и немедленно отклячиваешь свою.
Нехорошо.
– Это вы меня извините, – отступаю обратно в купе. – Проходите, пожалуйста.
Он вздыхает.
– Не проснулась пока, слава Богу, – вздыхает неожиданно, чуть ли не на правах старого знакомого. – Алёна, в смысле, не проснулась. Успел выкинуть. Спасибо, что предупредили. А Геннадию, сейчас вернется, я задницу-то надеру.
Так, думаю.
Понятно.
Пижона зовут Геннадий.
Совершенно избыточная, конечно, на мой взгляд, информация.
– А вы, видимо, тоже на рыбалку едете, – спрашиваю, чисто из вежливости, чтобы поддержать разговор.
Куда они там и с кем едут, мне, разумеется, в принципе, по барабану.
И это еще очень мягко сказано.
Но он неожиданно радуется вопросу, как дитя конфете «Мишка на севере».
Ой, блин…
.. .Хорошая же у них там компания, если мужику и поговорить толком не с кем.
Дела…
– На рыбалку, – несколько раз мелко-мелко и немного суетливо кивает, – да. На семгу. Хариуса я уже как-то пару раз в Карелии ловил, приходилось. Однажды даже кумжу поймал! А вот за семгой впервые еду.
– Понятно, – киваю в ответ. – А берег какой? Белое, Баренцуха?
– Что-что, простите? – пугается. – Мы на речку едем, на Варзугу. Точнее, на один из ее притоков.
Я вздыхаю.
– Я имел в виду, какой берег Кольского полуострова, – говорю. – И в какое море речка ваша впадает. Ну, так-то понятно, что Варзуга – это южный берег, побережье Белого моря, Терской район. Мы, в общем-то, тоже в те места. В Кандалакше выгружаемся. И до Умбы.
– И мы тоже в Кандалакше выходим, – радуется. – Но в Умбе останавливаться не будем, дальше поедем.
Я фыркаю.
– Ну, – смеюсь, – мы тоже в самой Умбе блесны полоскать не собираемся, там уже давно все убито, хоть и места, конечно, живописные. Нет, поймать-то там рыбу при определенной терпеливости и нормальном уровне мастерства можно, вполне. Только на фига?! Такой интенсивности рыбалку я себе могу и где в Подмосковье организовать, хоть и не на семгу, конечно…
– А где ловить собираетесь? – интересуется.
– Да там же, – киваю, – на притоках Варзуги. Если конкретно, то на Инделе лагерем стоять будем. Но и на Пану заедем, разумеется. Спортивную лицензию на «поймал – отпустил» я на всякий случай на обе речки заказал. И на «изъятие», кстати, тоже. Мало ли что.
– Вот как здорово! – радуется. – Мы тоже именно в те края.
Потом неожиданно замечает, что по коридору от тамбура начинает пробираться все тот же пижонистый Геннадий, и хищно прищуривается:
– Вы меня извините, – скалится недобро. – Мы с вами попозже еще обязательно поговорим. А пока у меня сейчас будет разговор чуть менее приятный, но, увы, чуть более обязательный. Ну, напросился человек.
– Понимание, – киваю. – Я бы, наверное, тоже так вопрос бы решал.
Он вздыхает.
– Да уж, – фыркает. – Особенно если учесть, что вы этого придурка предупреждали. А я-то все думаю, на кого он жаловался, что ему «сосед нахамил». Спасибо вам, кстати. Меня вообще-то Олег зовут.
– Валера, – протягиваю ему ладонь. – Ну, да ладно, идите, разбирайтесь. Позже пообщаемся…
.. .Тут и мои придурки как раз очень вовремя подкатили.
Глебушка, естественно, с громадным пакетом мороженого, которое тут же и начал мне предлагать, даже, можно сказать, навязывать. Я, впрочем, на эту тему особо не заморачивался: то, что мы со Славяном не «поможем», эта сволочь, в общем-то, и в одиночку осилит без проблем, я уже рассказывал.
Делов-то.
Поэтому поковырялся в его пакете, покачал отрицательно головой и с удовольствием налил себе в вымытый стакан из-под чая еще на два пальца доброго торфяного виски, из того запаса, которым мы до прибытия в этот славный город Свирь самым что ни на есть решительным образом развлекались.
Впрочем, – какой уж тут на фиг «город».
Так, городишко.
Хотя название, конечно, – есть в нем что-то такое, очень правильное.
Плохое место таким красивым именем не назовут.
.Славка немного подумал, к кому из нас с Глебушкой присоединиться, и присоединился именно ко мне. Да и сам Глеб жестами, ибо рот был занят мороженым, показал, чтобы ему тоже набулькали.
Поезд, кстати, тронулся как раз в тот момент, когда мы сдвинули стаканы, и я увидел в этом какой-то определенный символизм.
.Славка проглотил налитое первым.
Одним большим, красивым глотком.
Скривился.
Потом выдохнул с удовольствием.
– Что, кстати, за черт тут с тобой лясы в коридоре точил?! – интересуется.
Я только плечами пожал.
– Да так, – говорю. – Мужик какой-то. Тоже, кстати, на рыбалку едут. И, похоже, тоже на Индель.
Славка морщится.
– Не приведи Господь, – делает длинный глоток минералки, прямо из горлышка, – с нами, в санькин лагерь. Он как раз говорил, что с нами на поезде еще какие-то попутчики из Питера прибывают. А мне его рожа протокольная что-то как-то сразу не глянулась. Нет, я, так-то, ничего против органов не имею. Просто урод какой-то. И все.
Я медленно киваю.
– Да нравиться там и вправду нечему, – говорю. – Там прямо на лбу большими печатными буквами написано «контора». Причем, не с земли, а со штанами, протертыми сидением в кабинетном кресле. Я их брата нижним чутьем чую, крови они у меня в свое время попили мама не горюй. Все приручить хотели, пока старшие товарищи не прикрикнули. Но хочу тебя расстроить, – они именно из Питера. Так что возможно все…
Глеб тоскливо вздыхает.
– Опять, что ли, морды будем бить, Валерьяныч?
– А вот этого, – хмыкаю, – как раз ни в коем случае не советую. Не тот типаж. Ну, если только уж совсем, сука, прижмет. Так-то потом отмажемся, конечно. Но будет неприятно, это я уж совершенно точно гарантирую.
Негромко и невесело смеемся.
Потом Славка с каким-то неожиданным, почти детским тоскливым всхлипом вздыхает.
Смотрит в окно на проплывающие все быстрее и быстрее лесные опушки.
– Может, – говорит с надеждой, – все-таки пронесет.
… Разумеется, – не пронесло.
Ну вот, как чувствовал.
Идиотизм.
Лузер-шоу как оно есть.
Вся эта троица: «гебешник», пижон Геннадий и пока еще неведомая Алёна, как выяснилось уже в Петрозаводске, ехали именно с нами.
И – более того.
Саня, наш «встречающий», или, как мы его называем, «егерь-распорядитель», директор небольшой местной туристической фирмы, их еще и в нашу группу включил: но это выяснилось уже позднее, по прибытии в саму Кандалакшу. Когда нам всем это сам Саня, сразу же по прибытии, радостно и объяснил: за них, за этих ребят, оказывается, просил какой-то его старый знакомый рыбак. Разумеется, все из того же самого славного города на Неве.
Вечно, кстати, от этих питерских одни исключительные неприятности…
…Я это по работе знаю.
Ага.
Но это, повторюсь, – только в Кандалакше прояснилось.
А так, в Петрозаводске – только поморщились слегка.
Ну, бывает.
. А заодно сразу же после Петрозаводска выяснилось, кто такая «спящая Алёна».
И вот тогда-то во всей этой нашей истории и началось самое интересное.
Да.
Глава 10
…Я, на самом деле, всегда вот боялся именно таких теток: им, фактически, невозможно ни в чем отказать.
Понимаешь ведь, что глупость, но стоит девушке тупо поджать губки, как ты уже, стуча копытами и высунув язык, мчишься исполнять ее еще даже и не высказанное желание. При этом прекрасно понимая, что делаешь глупость, и в награду тебе за этот подвиг не то чтобы ничего не будет, но ничего даже и не обещано.
Нет, у меня-то еще кое-какое противоядие от этой беды имеется: я уже скоро как двадцать пять лет имею глупость любить свою собственную жену. Вот уж, кстати, в свое время не думал, что так будет: бабником был таким, что аж страшно вспомнить.
А тут как-то все само собой закончилось и прекратилось.
И нельзя уж так и сказать, что в наших с ней отношениях с самого начала было чересчур много физиологии или для Инги было очень уж так сильно важно, чтобы я налево не ходил: хотя черт ее знает, что для нее важно, а что нет. Столько лет уже живем вместе, а все равно так и не разобрался.
Просто так само получилось, и все.
Но вот именно вот таких барышень – все равно боюсь. Хотя бы просто потому, что их по-любому следует опасаться.
Порода такая.
Поэтому, как только из вагона появилось, в сопровождении своих кавалеров, разумеется, это заспанное чудо – мне сразу же захотелось куда-нибудь немедленно скрыться, ибо при первом же взгляде на оное сразу читались все грядущие неприятности.
Шатенка, разумеется.
Нет, не рыжая и не русая.
Каштановая.
Причем с самого первого взгляда понятно, что не крашеная, а природная: краска таким барышням, собственно говоря, и на фиг даром не нужна.
Овальное лицо.
Нежная кожа там, где надо, слегка тронута загаром и, разумеется, веснушками.
Пухлые губы.
Небольшой вздернутый нос, наглые зеленоватые глаза, легкий шрам над левой темно-каштановой бровью ничего не портит, а только добавляет шарма и очарования.
Почти идеальная фигурка с чуть излишне длинноватыми ногами, затянутыми в синие джинсы.
Легкая штормовка не скрывает узкую талию.
Блузка на груди чуть не лопается от переполняющего ее содержимого.
А ведь так хорошо ехали.
Пропал дом…
Глава 11
… Ну, а если серьезно, то я быстренько докурил и ушел в купе.