я знал, с кем у меня могли быть дерьмовые моменты, и именно сейчас я осознал…что у меня
даже не было времени, чтобы рассказать об этом.
– И…? – сказал он, и я выдохнул.
– Да. Я встречаюсь с Эйсом Локком.
Хохот Дерека ворвался в трубку и мое ухо, и даже после всего, что я увидел на экране,
я ощутил, как ухмылка растягивалась по моим губам.
– Чувак…он долбанная суперзвезда. В том смысле, я помню, как говорил, что ты
уедешь и выйдешь замуж за какого–нибудь богатого ублюдка. Но, серьезно, Эйс Локк?
– Поверь мне. Я так же удивлен, как и ты.
– Да ладно тебе, давай подробности. Как он любит, грубо и все такое?
Решив немного повеселиться с Дереком, я ответил:
– Ага, очень грубо. Каждый раз, как он входит в помещение, и вспышки стихают, он
переключается в роль командира.
– Да ну нафиг, старик.
– Хах, думаю, он бы понравился тебе. Он…очень… – я не мог придумать ни черта,
что бы охватило то, каким был Эйс. Он – добрый, щедрый, скромный и, да, сексуальный, но я
не собирался все это рассказывать Дереку и быть обвиненным в превращении в сопливого
придурка.
– Растерял все слова? Вау. Как насчет того, что ты привезешь его сюда для знакомства
и позволишь нам все самим увидеть, а? Представить его семье и всякая такая херня?
– Эм…– я представил Эйса в одной комнате с Солнышком, Зигги и Ленноном, и
усмехнулся. – Я даже не задумывался об этом до сих пор, но возможно как–нибудь. Мне
нужно скоро съездить туда.
– Сделай это, Прескот. Мы забабахаем убийственную, приветственную вечеринку
твоему мужику.
Я рассмеялся. Да–да, несомненно.
– Я очень ценю это. Поговорим позже.
– Ага, позже.
Когда я завершил звонок, мой взгляд метнулся обратно к экрану, где половина
телевидения была сосредоточена на Эйсе. Его лицо покраснело, пока он сидел, ковыряясь в
чем–то в своей тарелке, а с противоположной стороны репортер рассказывал в мельчайших
подробностях свои предположения того, что происходило.
Может, я должен был поехать с ними на ланч, в конце концов.
По крайней мере, тогда бы он не принимал в одиночку удар того, что обсуждали его
родители.
***
Я в аду.
Эта мысль крутилась в моей голове, пока сидел посреди сцены своего самого
худшего кошмара.
Слева от меня, казалось, все население ЛА собралось на обочине у «The Vine» с
камерами в руках, а напротив меня сидела моя мать, прихорашиваясь перед стервятниками,
которые щелкали снимок за снимком самый некомфортный ланч, за которыми я когда–либо
имел неудовольствие сидеть. Слева от мамы сидел отец, и к его чести, он не кривлялся
сильно перед зрителями, но и не очень–то старался ограничить сольное выступление моей
матери за этим обедом, помимо уже той славы, собравшей эту небольшую вылазку. И
сообщить, какую колоссальную ошибку я совершил, открыто заявив о своих отношениях с
Диланом. Ее последнее заявление вызвало во мне настоящую потребность прирезать что–то
помимо стейка перед собой.
– Ну, дорогой. Что скажешь? – моя мать начала заново, беспощадная в своей задаче,
задав мне самый обидный вопрос. Я понимал, что мое лицо транслировало всем, кто
наблюдал – и был уверен, что на данном этапе это больше сотни человек – насколько для
меня это было отвратительно. По крайней мере, очки, которые я нацепил на нос, прикрывали
мои глаза, которые не могли скрыть…что? Шок, обиду и злость…из–за того, что мои
родители выясняли это здесь – на публике.
– Что я должен сказать? – спросил я сквозь стиснутые зубы. Я склонился над столом,
пока не смог понизить свой голос до шепота, понимая, что меня все равно услышат, и
спросил. – Ты серьезно? Ты серьезно, на секунду решила, что я сделаю то, что ты только что
предложила?
Глаза моей матери слегка расширились на мою интонацию, но я собирался добиться
всего, что мог. И учитывая, что был значимее, чем среднестатистический человек, которого
пилили из–за его любовной истории, я подумал, что ей повезло, что я не встал из–за стола и
не свалил на хер.
Продолжая фарс со встречей счастливой семьи, моя мать потянулась за водой и
сделала глоток, прежде чем ответить.
– Мне кажется, ты должен тщательно рассмотреть это, Эйс. Мы только думаем о твоей
карьере и всей усердной работе.
– Я не собираюсь возвращаться в долбаный шкаф, и не важно, сколько работ я
потеряю при этом.
– Эйс… – начал отец, но я покачал головой.
– Нет, вы двое больше не имеете права обсуждать то, как я проживаю свою жизнь. Я
делал то, что говорили вы, много лет, слишком много, и был несчастен. Я не заведу себе
девушку и не прекращу все это. Никто больше в это не поверит.
– Просто задумайся над тем, что ты творишь, – сказала мама беззвучным шепотом,
сквозь ее милую интонацию начала пробиваться досада. – Только посмотри на те роли, что
ты уже потерял. И свои представительские обязанности? Мы говорим о миллионах долларов
сейчас, Эйс. Ты не сможешь оправиться после этого.
– Если нет, то я заработал больше денег, чем знаю на что их потратить.
– Это ты сейчас так думаешь, но что ты будешь делать со своей жизнью? – спросила
она.
Мои губы сжались.
– Думаю, пойду на уроки гончарства. Попробую свои силы барменом. Или возможно
я просто должен найти что–то по–голубее…
– Достаточно, – сказал отец, и моя мать положила руку на его ладонь, действием,
которое заставляло его заткнуть свой рот.
Затем она коротко посмотрела вбок на камеры, и когда снова перевела взгляд на меня,
она улыбнулась.
– Послушай, милый, мы не говорим, что ты не можешь быть… – ее взгляд заметался
по сторонам, и она наклонилась вперед. – … геем. Это твой выбор и твоя личная жизнь, но
здесь обсуждаются вещи намного серьезнее. В смысле, Дилан кажется достаточно приятным
мужчиной, но действительно ли он стоит того, чтобы выкинуть все, что с таким трудом
заработал, ради…
– Да! – взорвался я, и треп вокруг нас заглох. Все взгляды – ну, те, которые еще не
смотрели на нас – повернулись в нашу сторону, и мне пришлось физически приложить руку к
челюсти, чтобы держать ее закрытой. Не сказать, что я не догадывался, что последует этот
разговор. Черт, мои родители помогали организовывать для меня «подружек» долгие годы,
но не думаю, что они хотели довести меня до взрыва на людях, не тогда, когда любой из этих
людей мог, и сделает это, побежать к тем фотографам, когда мы уйдем, с сенсационной
новостью.
Я оттолкнул свою тарелку в сторону, с таким чувством тошноты, что даже не пытался
что–то запихнуть в желудок. Когда я снова поднял взгляд, у моей матери было выражение
убитого горем человека, и я знал, что это означало, – следующими будут слезы. Они чаще
всего срабатывали со мной, слишком часто, но не в этот раз. Что бы ни последовало дальше,
будет заткнуто очень быстро.
– Но…а как же мы? – сказала она тонким голоском. – Ты подумал о том, что будут
говорить о нас люди….
– Нет, – сказал я.
– И что если в итоге, мы окажемся нищими? Мы уже на пенсии, и у твоего отца
плохие колени, поэтому как ты можешь просить нас вернуться на работу…
– Так, просто остановись. Ты отлично знаешь, что вы оба обеспечены на всю жизнь.
Если того, что я откладывал для вас недостаточно, тогда забирайте все. Я не хочу этого. Я
счастлив впервые в жизни. Вы понимаете? Вы не можете просто позволить мне это? – даже
не утруждаясь ответом, я встал, и не обращал внимания, как все наблюдающие наклонили
свои камеры, чтобы снять меня на ногах.
Фу, весь этот гадюжник вызывал во мне желание просто, блять, заорать. Давление в
каждом аспекте моей жизни наступало на меня, и чем дольше я оставался здесь, тем большее
чувство клаустрофобии я ощущал. Это проблема, при таком уровне славы. Ох, это связано с
большим количеством блеска, гламура и денег. За каждым крошечным действием, что вы
сделали, наблюдают. Это будут осуждать, изучать и анализировать, пока ты не захочешь
выдрать с корнем свои чертовы волосы. И чем дольше я сидел здесь без Дилана и со злым
выражением на лице, тем больше понимал, что истории, которые будут крутиться повсюду,
станут настолько разгромными, что я захочу надрать всем задницы.
Я бросил салфетку на стол и свирепо уставился на родителей.
– Я уезжаю, – оповестил их, просто на случай, если это не ясно. – Я попрошу хостесс
отправить мне счет, когда вы закончите, и отправлю Фрэнка, чтобы он забрал вас.
– Что? Эйс, – теперь возмущенно произнесла мама, его глаза округлились, как тарелка
с хлебом перед ней. – Ты не уедешь и не оставишь нас здесь. Сядь.
– Нет. С меня хватит. Этот разговор закончен, – когда я сказал последнее слово,
молодая девушка выбрала этот неудачный момент, чтобы перебить меня.
– Простите, мистер Локк?
– Что? – огрызнулся я ядовитым тоном, разворачиваясь вокруг, чтобы увидеть
миниатюрную брюнетку с ручкой и блокнотом в руке. Она, что, блять, серьезно?
Это поставило меня в тупик, так предсказуемо для этой публики. Я понимал свою
роль, я любил своих фанатов, но иногда мне становилось интересно, они забывали, что мы
тоже люди? Потому что я не мог поверить, что кто–то, кто видел меня сейчас, посчитал бы,
что сейчас удачное время, чтобы подойти и попросить автограф. Но вот она, стоит здесь и
смотрит на меня снизу–вверх, как будто я только и жду подобного дерьма – реально, я же
должен ждать, правильно?
Господи, пульсация в моей голове была безжалостной, и я знал, что если скоро не
уберусь отсюда, то сойду с ума.
– Простите, просто…вы мой любимый актер, и сегодня мой день рождения, и Боже
мой, я не могу поверить, что действительно встретила вас, – глаза девушки блестели от
восторга, ярко–розовый румянец покрыл пятнами ее щеки, и я сразу же ощутил укол вины.
Я потер рукой голову и попытался улыбнуться.
– Что ж, с днем рождения….?
– Ой! Это – Аманда, – сказала она, и затем прикусила свою губу. – В смысле, я –
Аманда.
– С днем рождения, Аманда, – сказал я, кивнув, а затем забрал у нее ручку и бумагу. Я
начеркал быстрое послание и поставил подпись, а когда вручил блокнот обратно, она
положила ладонь на мою руку.
– Могу я еще вас обнять?
– Эм…конечно.
– Ой, спасибо, – ответила она, накидываясь на меня с объятиями. – «Похититель
счастья» – мой самый любимый фильм. Кажется, я раз сто его пересмотрела.
– Спасибо, он тоже один из моих любимых.
– И, эм, я просто хотела сказать, что… – она понизила голос, и я склонил голову,
чтобы расслышать ее. – Считаю вас с Диланом очень милыми. Ну, вместе.
Когда она отстранилась, я с трудом сглотнул. Это был первый раз, когда кто–то
помимо Шейн и остальных девочек, говорил хоть что–то, даже вполовину принимающее
наши отношения с Диланом, и меня поразили эмоции, вызванные единственной фразой от
незнакомки.
Я не мог подобрать слов очень долго, а затем умудрился сказать:
– Я очень ценю это.
Она ушла обратно к своему столику и с гордостью демонстрировала мое послание
группе, с которой обедала.
Однако, когда я направился к парковщику, любые сентиментальные чувства, которые
всколыхнулись во мне, были втоптаны в землю. Когда я шагнул на тротуар, по меньшей
мере, десяток или больше камер оказались перед моим лицом, такое множество вопросов
было выкрикнуто мне, что я едва расшифровывал их по отдельности.
– Эйс, ты бросил своих родителей на произвол судьбы, потому что они не одобрили
ваши отношения?
Такое ощущение, что я находился в центре урагана, фотографы окружили меня со всех
сторон, блокируя мне дорогу, что даже пришлось с боем пробираться сквозь них. Мое
терпение истончалось, когда я сказал:
– Пожалуйста, отойдите.
– Эйс, ты не боишься, что Дилан может использовать тебя из–за денег, после
детства в приемной семье?
Я остановился и просканировал море лиц, в поисках урода, который сказал это. Они
что, блять, серьезно несут эту херню?
– Мы можем только спросить у тебя…
– Убирайтесь с моих глаз, – зарычал я, поднимая руку вверх, чтобы блокировать линзы
камер, прямо на уровне глаз. Вспышки ослепляли, и в довершении всего этого, я не видел
ничего из–за людей, которые столпились вокруг меня и не давали даже шагу ступить. – Вам
стоит отойти или кто–то пострадает.
Я протолкнулся к водительской стороне своего внедорожника, и наплевал на то, что от
этого люди запинались назад.
Когда захлопнул за собой дверь и переключил коробку на «drive», я мог пробираться
только по сантиметру, из–за столпотворения вокруг машины. Все, что я мог сделать, –
вдавить кулак в сигнал и молиться, что у меня осталось достаточно терпения, чтобы никого
сегодня не переехать.
***
Я стоял у островка на своей мизерной кухне с телефоном, зажатым между ухом и
шеей, черкая окончательные сроки, которые мой агент Клодия только что озвучила по
телефону. Телевизор был напротив меня, но развлекательная программа, которая
прокручивала непрерывное наблюдение за ланчем Эйса, ушла на рекламу, перед этим
сообщив зрителям, не переключаться, чтобы не пропустить, что будет дальше. Лично я
надеялся, чтобы оборвался их сигнал, и никто не узнал, что будет дальше, но…желание, что
это произойдет, не поможет этому осуществиться.
– Дилан? – обратилась Клодия, снова завладевая моим вниманием. – Ты все понял?
Я просканировал предложения, и компании, сделавшие предложения, и мне пришлось
напомнить себе, что теперь это моя жизнь. Это было абсурдно.
Это работа мечты. Работа моей мечты. И все они были на моем радаре долгие годы.
Цели, к которым я стремился, когда приехал в ЛА. Теперь же, вот так внезапно, после связи с
Эйсом, меня затапливала работа, приходящая со всех уголков мира, и это было…это было…
Ну, ошеломительными и чертовски волнительным.
Эйс был непреклонен, чтобы я наслаждался привилегиями того, что появлялось на
моем пути, говорил мне, что это возможно единственное положительное, дельное, что
выявилось из всего произошедшего. Но я все еще не решался вообще поверить, что все это
было реальным.
– Да я понял. Значит следующие две недели у меня свободны, а затем все обезумят?
– Обезуметь – лучший возможный способ, Дилан, ты станешь самой востребованной
моделью в мире.
И от подобных слов, все казалось невероятным. Я собирался спросить ее, будет ли
нормальным подъехать завтра утром, подписать эти контракты и забрать корректное
расписание моих предстоящих съемок, когда в дверь громко заколотили.
– Подождешь секунду, Клодия?
– Конечно, милый.
Я бросил ручку на блокнот и направился к двери, когда по ней снова начали колотить,
и у меня было ощущение, что я точно знал, кто был по другую сторону…
– Привет, – поприветствовал я, открывая входную дверь.
– Привет, – было грубым ответом Эйса, когда он задел меня, промаршировав внутрь. Я
заметил знакомый рой фотографов, щелкающих на лужайке, и приложил все усилия, чтобы
не показать им «фак».
Подняв телефон обратно к уху, я произнес:
– Клодия, я перезвоню, – а затем пихнул телефон в карман. Взгляд Эйса был на экране
телевизора, а я потянулся за пультом и быстро его отключил.