— Заткнись, — сказала она, смеясь.
Потом они пропустили еще по стаканчику. Она рассказала Кену Грину про юбилей. Вкратце она поведала ему о сестре-монахине, о брате, уехавшем из дома на ферму старшего брата отца Винсента на западном побережье. Она уже чувствовала себя легко и непринужденно. Впервые за долгое время она собиралась спросить у родителей, что они хотят, а также сообщить им о возникающих проблемах.
— Не слишком увлекайся проблемами. Если они действительно такие, как ты их описываешь, расскажи им побольше про сам праздник, — посоветовал он.
— У твоих родителей была серебряная свадьба?
— Два года назад, — ответил Кен.
— Было здорово? — спросила она.
— Не слишком.
— Гм.
— Когда я узнаю тебя получше, я расскажу тебе про это, — сказал он.
— Я думала, мы и так неплохо знаем друг друга, — расстроенно сказала Анна.
— Нет, мне нужно провести с человеком больше времени, чем один вечер, чтобы рассказывать про свою жизнь.
Анне стало обидно, что она-то рассказала ему все про Джо Эша и про то, как ему надо держать язык за зубами дома за ужином.
— Вероятно, я слишком много болтаю, — сказала она.
— Нет, ты замечательная, просто я немного замкнут, — сказал Кен. — Давай допивай и поедем в твой Солтмайн или куда там тебе надо.
— Куда?
— А где, ты сказала, находится твой дом?
Анна рассмеялась и ударила его сумкой. Снова он заставил ее почувствовать себя комфортно, как много лет назад, когда быть частью своей семьи было здорово, а не как сейчас, когда это напоминало прогулку по минному полю.
Мама ждала ее на крыльце.
— Я вышла, чтобы помочь, если у вас будут проблемы с парковкой, — объяснила она.
— Спасибо, но я думаю, мы справимся, — непринужденно сказал Кен.
— Мы о вас слышали, рады познакомиться. — Ее глаза блестели.
— И я тоже. Я не очень хорошо знаком с Анной, мы просто общаемся, когда я прихожу в магазин. Я пригласил ее пропустить по стаканчику, а мне все равно надо было в Пиннер, так что у нас появилась неплохая возможность поболтать в пути.
Кен Грин был продавцом, это Анна помнила наверняка. Он зарабатывал на хлеб тем, что продавал книги, порой заставляя заказчика брать больше, чем тот планировал. Естественно, он знал, как этого достичь, выставляя книги на витрину или красиво раскладывая их на полке.
Отцу Анны он понравился.
Кену удавалось задавать только правильные вопросы. Например, он поинтересовался, чем занимается мистер Дойл. И сразу обычно хмурое выражение лица отца исчезло, а голос зазвучал приветливо. Так случалось всегда, когда он говорил о работе.
Многие просто вежливо улыбались и сочувственно переглядывались, когда Десмонд Дойл начинал говорить про то, как раньше все шло хорошо, пока не стали рационализировать труд, и многие лишились своих мест. Работа самого Десмонда Дойла тоже изменилась. Изменилась разительно. Теперь в бизнесе уже были совсем не те люди, рассказывал он Кену.
Анне стало не по себе. Папина версия истории была всегда одной и той же. На самом деле папу уволили из-за того, что мама называет межличностным конфликтом. Но это был секрет. Большой секрет, о котором не положено знать. В школе она об этом не говорила. Сейчас она стала думать, что уже тогда ей было предопределено жить в обстановке секретности. Спустя год папа снова устроился на работу. И это тоже никогда не обсуждалось.
Кен Грин не проронил ни слова ни про устройство мира, ни про особенности современных бизнесменов.
— И как вам удалось выжить в период рационализации? Вы занимали какую-нибудь важную должность? — спросил он.
Анна непроизвольно прикрыла рот рукой. Еще никто в этом доме не был так прямолинеен. Мать Анны переводила взгляд с одного лица на другое. Воцарилась небольшая пауза.
— Мне выжить не удалось, скажем так. Я был вне игры в течение года. Но потом меня вернули, когда произошли некоторые кадровые перестановки и разногласия были улажены.
Анна так и не убрала руку от лица. Впервые в жизни ее отец признал вслух, что был без работы год. Ей было даже страшно посмотреть на маму.
Кен кивнул:
— Так случается часто. Это все равно что забросить все детали в один мешок, затем начать сильно его трясти и случайно выронить несколько предметов на пол. Хотя не всегда детали ставят на нужное место, не правда ли? — Кен улыбнулся.
Анна посмотрела на Кена Грина так, словно никогда раньше не видела его. Что он себе позволял: сидел в этой комнате и расспрашивал ее родителей о вещах, которые всегда были запрещенными темами. А если родители подумают, что она с ним обсуждала семейные дела?
К счастью, папа отнесся ко всему легко. Он был увлечен своим рассказом. Например, он сам возглавлял специальные проекты, хотя в действительности должен был быть исполнительным директором. Возглавлять специальные проекты — это название, которое не значило ничего или очень мало. Это была псевдоработа.
— В конце концов, решать вам, что вы сделаете с этой псевдоработой. Такая и у меня, и у Анны, и мы каждый по-своему стараемся извлечь из нее как можно больше прибыли.
— У меня не псевдоработа! — воскликнула Анна.
— Но она могла бы так называться, не так ли? На ней нет возможности продвинуться по карьерной лестнице. Просто для тебя это хорошая работа, потому что ты делаешь ее хорошей. Ты читаешь каталоги, интересуешься издательским делом, понимаешь, откуда книги берутся и зачем их покупают. А могла бы стоять и красить ногти, как твоя коллега с фиолетовыми волосами.
Мама Анны хмыкнула.
— Ну конечно, Кен, когда ты молод, ты можешь работать кем угодно, извлекать пользу из всего, это правильно, но когда ты становишься старше…
— Значит, вы все делаете правильно. — Кен не унимался.
— Да ладно тебе, не льсти мне…
— Я и не пытался. Вам не может быть больше сорока шести или сорока семи.
Анна кусала губы и корила себя за то, что пригласила его домой.
— Ну да, сорок семь мне исполняется, — сказал отец.
— И разве это старый? Старый — это пятьдесят шесть или даже шестьдесят шесть.
— Дейдра, а мы не можем нарезать мясо на четыре куска? Этот молодой человек благоприятно на меня влияет, он должен остаться с нами на ужин.
Анна пылала от негодования. Если он сейчас согласится, она никогда не простит его.
— Мистер Дойл, миссис Дойл, спасибо, но нет. В другой раз я с радостью, а сейчас я оставлю вас наслаждаться вечером в семейном кругу.
— Но нам будет приятно…
— Не сегодня, я знаю, Анна хочет поговорить с вами.
— Я уверена, что ничего страшного не будет, если… — Мать перевела взгляд с дочери на этого приятного молодого человека с темными волосами и карими глазами. «Ну конечно, — подумала она, — Анна не могла приехать домой, чтобы сообщить им какую-нибудь новость о нем. Или у нее что-то написано на лице?»
Кен вывел ее из заблуждения:
— Это семейный вопрос — она собирается обсудить с вами вашу серебряную свадьбу и как вы будете ее праздновать.
Десмонд Дойл был явно расстроен, что Кен собирался уходить.
— Ну, это же не надолго, — сказал он.
— Не знаю, на сколько это, но уверен, что самое главное сейчас — обсудить то, что нужно вам всем, и я знаю, что Анна приехала именно из-за этого, поэтому я вас оставлю.
Когда он уходил, он всем пожал руки, даже Анне.
Они все смотрели, как он выезжал на дорогу и посигналил им на прощание.
Трое Дойлов стояли молча на крыльце дома двадцать шесть по Розмери Драйв.
Анна повернулась к родителям и заговорила:
— Я лишь упомянула в разговоре с ним, что у нас будет праздник. Не знаю, зачем он раздул из этого такого слона.
Но у нее было впечатление, что родители ее не слушают.
— И это не единственная причина, по которой я приехала. Я хотела увидеть вас обоих.
И снова тишина в ответ.
— Я знаю, вы мне не поверите, но я сказала ему все это просто потому… потому что должна была сказать хоть что-то.
— Он очень приятный молодой человек, — сказал Десмонд Дойл.
— Симпатичный и умный, — добавила Дейдра Дойл.
Анну словно окатили холодной водой. Они уже сравнивали его с Джо Эшем. С ее любимым Джо Эшем, которого она обожала. И сравнивали не в пользу Джо.
— Ну да, — протянула она.
— Ты раньше не часто о нем говорила, — припомнила ее мама.
— Да, мама, ему ты тоже это сказала через две секунды после того, как увидела его в первый раз.
— Не хами матери, — повысил голос Десмонд Дойл.
— В конце концов, мне двадцать три года, я уже не маленькая! — вспылила Анна.
— Не понимаю, из-за чего ты так расстроилась, — недоумевала мать. — Мы задали нормальные вопросы, не говоря уже о том, каким хорошим оказался твой приятель, а ты спускаешь на нас собак.
— Простите. — И это снова была прежняя Анна.
— Ты действительно устала после тяжелого дня, а после выпитого тебе стало еще хуже.
Анна щелкнула костяшками пальцев.
Они вернулись в дом и сели в гостиной напротив стены с фотографиями.
— Что бы нам сейчас съесть? — спросила мама, поглядывая то на одного, то на другую.
— Мама специально поехала сегодня в магазин, когда узнала, что ты приедешь, — пояснил папа.
На минуту Анне захотелось, чтобы Кен никуда не уезжал, чтобы он был сейчас здесь и помог ей справиться с этим неприятным разговором. Если бы Кен был здесь, он сказал бы: «Давайте на минутку забудем о еде и поговорим о том, чего вам действительно хочется на юбилей свадьбы». Да-да, именно так он бы и сказал. Он бы не стал говорить ни про то, что стоило бы сделать, ни про то, чего можно было ожидать или как все нужно организовать. Он бы сказал все просто и прямо, как сообщил, что уезжает, потому что Анне надо поговорить с родителями.
Вдруг она сказала все именно теми словами, которые мог бы произнести Кен.
Они не ожидали и смотрели на нее с удивлением.
— Это ваш день. Чего хотите вы?
— Ну, понимаешь… — растерянно начала мама. — Решаем-то не мы…
— Если вы хотите отмечать, то мы будем очень благодарны… — сказал папа.
Анна не верила своим ушам. Они что, действительно думали, что решать должны не они? Неужели они и впрямь жили в мире, где дети должны решать, как они будут отмечать годовщину своей свадьбы? Неужели они не понимали, что в этой семье все играли роли и постепенно актеры уходили со сцены — Хелен — в свой монастырь, Брендон — на свою далекую ферму на западе Ирландии, даже Анна, которая жила всего в одной пересадке от них, была очень далека.
Она была разочарована. Она знала, что должна держать себя в руках, знала, что ее приезд окажется бессмысленным, если сейчас они поссорятся. Она уже представляла, как Джо говорит ей, что незачем ездить так далеко, если каждая ее поездка делает всех несчастными. Джо всегда все делал правильно.
Анна почувствовала боль, физическую боль оттого, что его нет рядом, что она не сидит рядом с ним на полу, что он не треплет ей волосы.
Она не знала раньше, что можно любить так сильно. И, глядя на этих двоих людей, которые покорно смотрели на нее, сидя на диване напротив, она подумала: «А знают ли они, что можно так любить?» Никогда не можешь представить, как выражают чувства родители, как они любят друг друга…
— Послушайте, — сказала она. — Мне надо позвонить. Я хочу, чтобы вы на несколько минут прекратили думать об ужине и обсудили, чего вы хотите на годовщину свадьбы. А потом я начну этим заниматься.
Анна пошла к телефону. Она найдет повод, чтобы поговорить с Джо. Ничего особенного, ей просто необходимо услышать его голос, чтобы снова почувствовать себя нормально. Она скажет ему, что будет дома несколько раньше, чем полагала, спросит, что купить по дороге: пиццу, что-нибудь китайское или просто мороженое. Ни сейчас, ни позднее не скажет она ему про то, в какую депрессию вгоняет ее собственный дом, как расстраивают и злят родители. Ничего этого Джо Эш слушать не захочет.
Она набрала номер своей квартиры.
Трубку сняли сразу же, должно быть, он был в спальне. Ответил женский голос.
Анна отстранила трубку от уха, как обычно делают в кино, чтобы показать удивление.
— Алло? — снова повторил женский голос.
— Куда я попала? — спросила Анна.
— Подождите минуту, телефон на полу, я не вижу номера. — По голосу девушка казалась воспитанной и молодой.
Анна была в шоке. В ее квартире телефон действительно всегда стоял на полу. Чтобы ответить, нужно было слезть с кровати. Она не хотела мучить девушку, она знала, куда она попала.
— Джо дома? — спросила она. — Джо Эш?
— Нет, к сожалению, он вышел за сигаретами, но скоро вернется.
Почему он не включил автоответчик? Почему он не включил автоответчик, как делал это всегда, когда уходил из дома? Если позвонит его агент? Если позвонит кто-то, кто даст ему роль? Если к нему придет признание и слава? Теперь к ней пришло осознание.
Она прислонилась к стене дома, в котором выросла. Ей нужна была поддержка.
Девушке на том конце провода тишина начала надоедать.
— Вы все еще тут? Вы хотите перезвонить или он должен перезвонить вам, или еще что-то?
— Не знаю… — Анна колебалась некоторое время.
Если она повесит трубку сейчас, он никогда не узнает, что ей все стало известно. Все будет по-прежнему, ничего не изменится. Ну, допустим, она скажет, что ошиблась номером или что перезвонит сама, девушка пожмет плечами и, возможно, не скажет Джо, что кто-то звонил. А сама Анна никогда не скажет, она никогда не сможет испортить того, что есть у них сейчас.
А что у них есть? У них есть он, который смог привести в кровать, в ее кровать, девицу, как только она ступила за порог. Зачем вообще тогда пытаться все сохранить? Затем, что она любила его, и если этого не сохранить, то в ее сердце поселится пустота, и она будет так скучать по нему, что в конце концов умрет.
Допустим, она скажет, что подождет, а потом выскажет ему? Он станет отрицать? Или будет говорить, что это просто актриса, с которой они разучивают роль? Или он скажет, что между ними все кончено? И тогда пустота и боль…
Девушка на другом конце не хотела, чтобы трубку просто повесили, думая, что это звонят по поводу работы для Джо.
— Погодите, я запишу ваше имя, не вешайте трубку, дайте я встану, все равно уже пора… Так… здесь у окна стоит какой-то стол, нет, это туалетный столик… Но тут есть карандаш для глаз. Как вас зовут?
У Анны сдавило дыхание. В ее кровати под ее дорогими простынями, которые она купила на прошлое Рождество, лежала голая девица, которая сейчас отнесет телефон на туалетный столик, где стояла ее косметика.
— Телефонного шнура хватает? — Услышать собственный голос для нее было неожиданно.
Девушка рассмеялась:
— Да, вполне.
— Отлично, поставьте его на розовый стул, а теперь возьмите ручку рядом с блокнотом на спирали. Взяли?
— Эй? — Девушка удивилась, но не растерялась.
Анна продолжала:
— Прекрасно, положите карандаш для глаз на место, он все равно не очень хорошо пишет. И передайте Джо: звонила Анна. Анна Дойл. Сообщения не оставила.
— Он вам точно не может перезвонить? — Еще одна женщина теперь будет тратить недели, месяцы, даже годы, пытаясь придумать, как доставить Джо Эшу удовольствие, какие правильные слова сказать, чтобы не потерять его.
— Нет, я сейчас у родителей. Я останусь тут на ночь. Не могли бы вы передать ему это?
— Он знает, как вас найти?
— Да, но звонить мне не надо. Я поговорю с ним позже.
Когда она повесила трубку, ей пришлось опереться на стол, чтобы не упасть. Помнится, она говорила родителям, что прихожая — не лучшее место для телефона. Там было слишком холодно, слишком неудобно и нельзя было уединиться. Хорошо, что тогда они не обратили на нее внимания.
Она простояла так некоторое время, но так и не могла собраться с мыслями. Они разбегались, как мыши. Наконец, когда ей показалось, что к ней вернулся дар речи, она пришла в гостиную. Родители никогда не испытывали ни такой любви, какая была у нее, ни такой боли. Она сказала, что если они не возражают, то она хотела бы остаться у них на ночь, и тогда у них будет достаточно времени, чтобы все обсудить.