Ничего, Ельцин смолчал.
– Вечно вы… п-прревышаете, Ал-лександр Васильевич… Вы кто здесь? Охранник, понимать… А ч-чего ж тогда л-лезете? Охранник – так охраняйте!..
В Астане (два дня назад) Назарбаев настойчиво поил Бориса Николаевича: «по рюмочке, по рюмочке…» И тут же, за обедом (Ельцин опьянел быстро, уже совсем плохо работала печень), Ельцин и Назарбаев подписали тяжелейший (по условиям) для России договор о Байконуре.
Коржаков попытался вмешаться, но здесь уже Борис Николаевич, вдребезги пьяный, прицелился вмазать ему по зубам – кулак промахнулся…
Коржаков не был Ельцину другом, друзей у Ельцина не было. Даже собутыльников настоящих у Ельцина не было: обедал он исключительно с Федором Михайловичем Морщаковым, управделами своей администрации, в прежние годы – первым секретарем Свердловского горкома партии.
Говорить с ним было не о чем, разве что – об охотничьих ружья. Пили Ельцин с Морщаковым на скорую руку, без души… Просто как пацаны в подъезде. Коржаков, ненавидевший «ритуального пьяницу», быстро добился его отставки. Ельцин вынужденно согласился, что если Федор Михайлович берет столько на грудь в разгар рабочего дня, это очень плохо для государства.
Его сменил Павел Павлович Бородин, «самый русский человек в Якутии», как отрекомендовал его Коржаков…
Выбор безошибочный. Ельцин сразу узнал Бородина – в Якутске, за полгода до этого, Пал Палыч спас Президента России от небывалого позора.
…Официальный визит Ельцина в Якутск. У самолета-триста встречающих (ровно триста, по протоколу, 299 человек + медвежонок Ванька, его хотели преподнести Ельцину в качестве главного подарка от республики, но в суматохе забыли). Президент Николаев, республиканские, городские и районные vip-персоны, нарядные девки с лентами, ребятишки из местной шахматной школы (почему-то пришли с шахматами) и т. д.
Большой праздник, короче говоря.
Здесь же, на аэродроме, Президенту преподнесли шубу из полярного волка, лохматую шапку и рог с кумысом. От избытка чувств Ельцин маханул весь кумыс сразу, одним глотком. И, для убедительности, шмякнул рог о бетонные плиты.
Минут через пять кумыс напомнил о себе. Сначала Президент держался: закалка… что ни говори. Потом (к ужасу встречающих) Ельцин вдруг рванул к трапу – обратно в самолет.
На аэродроме – тишина. Немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре».
Глава Якутии Михаил Николаев схватился за сердце: ему показалось, что Ельцина плохо встретили, он обиделся и улетает из Якутии навсегда.
Кумыс, проклятый кумыс! Сначала он пучил. А потом такой канкан начался. Мэр Якутска Бородин сразу понял, что случилось с Президентом. Вот как в России надо делать политическую карьеру!
Новенькие туалеты из сосны встали, как часовые, по всей дороге от аэродрома до резиденции Президента Российской Федерации.
Откуда они?
С какого-то склада. Туалеты новенькие, чистые, просто красавцы! Хорошо пахнут – лесом, тайгой.
Главное, сколько их, сколько! Якуты тащили туалеты на себе со всех сторон; их ставили прямо на снег.
Понимая, что Ельцин сейчас «в случай вошел», милиция обратилась к жителям республики, явившимся – по разнарядке – на торжественную встречу Президента Российской Федерации с просьбой немедленно разойтись по домам, но якуты (вот ведь недогадливый народ!) уходить не желали.
Потрясая портретами Президента, они так и стояли вдоль дороги: им хотелось увидеть кортеж.
Пришлось применить спецсредства.
– Довезем? – Коржаков с надеждой посмотрел на Бородина.
– Обязаны, – кивнул Бородин. – Наш долг!
И все равно якуты уходить не желали. Побросав красные знамена, они скрывались за домами, а потом внезапно выбегали на дорогу – помахать Борису Николаевичу рукой.
А если Ельцину в этот момент вдруг понадобится в туалет?
Был отдан приказ провести на дороге спецмероприятие.
Кем? Кем-то…
Провели хорошо, крови почти не было, только выбитые зубы.
Кортеж Ельцина останавливался на трассе трижды, вместе с остатками обеда кумыс выливался из Президента России как из ведра.
– Сколько же в нем дерьма, – сплюнул Коржаков…
С тех пор охрана Ельцина всегда брала с собой памперсы; с Борисом Николаевичем и в самом деле может что угодно произойти, особенно в поездках, где такое гостеприимство!
Куранты ударили десять раз – десять часов вечера.
– Вы, Коржаков, всегда п-превышаете… – Ельцин внимательно посмотрел на начальника охраны, – не по чину все… понимать.
– Борис Николаевич…
– Есть в Африке племя, – Ельцин поднял указательный палец и закусил губу. – И очень хорошее, я считаю. Там – закон. Кто умнее вождя, того сразу съедают… Жарят на костре, как шашлык. Обычай такой. Правильный обычай, я думаю… – И Ельцин внимательно посмотрел на Коржакова.
– Борис Николаевич, у нас…
– Замолчите.
– Слушаюсь.
Ельцин имел привычку не договаривать слова и фразы, полагая, что его мысль и так изложена достаточно четко.
Да, были, были у него периоды, когда он работал как заведенный, вникая в любые вопросы, тем более международные. Но проходила неделя-другая, и опять «работа с документами», недели на две…
– Послом в Африку отправлю, – подытожил Ельцин. – К людоедам.
– Есть, – начальник охраны щелкнул каблуками.
– Или – в Ватикан. Там-ить гробы кругом, тишина и красота. Вам хорошо будет… под старость.
– У Ватикана – самая сильная разведка в мире, Борис Николаевич. Лучше МИ-6, – вставил Коржаков.
– В Африку, – Ельцин кивнул. – Тоже хорошо. В жару.
– Служу России! – Коржаков опять стукнул каблуками.
Наина Иосифовна под страхом смерти запретила держать на даче спиртное. Убрали все, даже одеколон, поэтому Ельцин уже с восьми утра несся на всех парах в Кремль.
– Михаил Иваныч, – Ельцин тут же звонил Барсукову, – что у нас есть там, понимашь?!
Барсуков (а что было делать?) брал бутылку водки, заворачивал ее в газету – и к Президенту!
Потом (Коржаков подсказал) изготовили специальную папку – вроде как для бумаг, куда легко входила плоская фляга, Ельцин принимал не много, грамм сто – сто пятьдесят и, как говорится, «приходил в сознание».
– Што вы… как клоун, понимашь?
– Жду, Борис Николаевич. Пережидаю, когда закончится этот чертов цирк…
– Не чертыхайтесь – не люблю.
– Есть!
– Запомните, я умею стирать в порошок.
– Так точно!
Ельцин повернулся к Коржакову спиной и медленно, тяжело подошел к окну.
– Готов вылететь в Африку уже этой ночью.
– Вы Абрамовича такого… знаете – Круглый сирота, Борис Николаевич. Ни отца, ни матери, ни стыда, ни совести.
– Потом поясню, почему спрашиваю, – Ельцин устало отвернулся к окну.
– Слушаюсь!
Часы на кремлевской башне сообщили людям, что их жизнь сократилась еще на пятнадцать минут.
– Значит, так, – Ельцин встал перед Коржаковым. – Жизненно важно: Хае. Продумайте все до мелочей. Вы вообще… больше думайте, генерал, это правильно будет, – и Ельцин опять поднял указательный палец. – Если Москва… на мне, понимашь, стоит, то на таких, как Руслан, держатся провинция и Кавказ.
Ельцин смотрел на Коржакова так, будто прежде никогда его не видел.
– Летчика нашего… давно пора в вираж крутануть, ш-шоб, значит, свечкой торчал, вверх тормашками, понимашь! Когда гадюка в кустах, ее не все видят. Что надо? Ш-шоб она подняла голову.
Летчик с Хасом в дружбе, вот пусть и слепят что-нибудь… ну, заговор какой-нибудь, ш-шоб оружием бряцали и ш-шоб весь мир, понимашь, увидел бы эти рожи.
Активно надо соображать, короче говоря. Первые пусть начинают.
– Так точно. Сделаем.
– Барсукова включите.
– Есть!
– Грачева… пока не надо. Приказ, короче: ищите грязь под ногтями. А будете превышать – сразу загоню, вы меня хорошо знаете… Как Кутузов – Наполеона.
– Лучше я здесь сдохну, Борис Николаевич. За веру, за Отечество… русское. За Президента.
Коржакову показалось, что Ельцин смотрит на него как на сына.
– Покарано.
– Есть!
– Тогда ч-чаю несите… Где там ваши б-бараночки?..
5
Настоящую женщину понять невозможно. Ева ужасно злилась на Альку: Сергей Иннокентьевич – мужчина джекпотовый, потому что вот-вот помрет, рак селезенки, денег у Сергея Иннокентьевича море и на баб клюет, как лосось в путину.
Лосось перед смертью все сметает на своем пути. Чего же еще этой дуре нужно?
Если же Сергей Иннокентьевич, Алинька, для тебя не джекпот, значит беги, дура, в свою Вологду, обратно к маме с папой, и там, в Вологде-где-где-где, в Вологде-где… ищи, дура, свое женское счастье: рожденный ползать летать не может!
Ева редко курила, обычно – «Беломор» (для гламура, так сказать).
Баловалась травкой, но исключительно в компании.
Если не в компании, это уже наркомания, а наркоманов и наркоманок Ева презирала.
Она мечтала о Нью-Йорке, ментоловых сигаретах и ванильном кофе, но швейный техникум в горьком городе Горьком навсегда из Евы выбил эту дурь. Ну а как? Ученик слесаря прощается с детством уже после первой фразы слесаря!
Национальная особенность, так сказать.
Ева все утро мысленно разговаривала с Алькой. Не умеешь, дурында, мужика приручить, значит, возьми конфетки соответствующие, сделай хороший чай, – Сергей Иннокентьевич, коммунист наш, Сергей Иннокентьевич ни за что не догадается, что «Виагра» нынче и в конфетках бывает!
Спецзаказ от девочек. Молодцы фармацевты, четко держат руку на пульсе. После таких «конфеток» даже дождевой червь гвоздем станет, факт!
Святое дело, Алина, быстро превратить старый коммунистический стручок в рог изобилия! Чем гвоздь и стручок отличаются? Принципиальное отличие: стручок смотрит только вперед. – Сергей Иннокентьевич всколыхнется, если его стручок поднимется, как Александрийский столп, он же сразу в загс рванет, узаконит отношения, иначе столпа не будет, это же рычаг!
Ева всякий раз с удовольствием убеждалась, что у мужиков только одно на уме…
Сначала Евик (так звала ее Алька) была обычной «рублевой» проституткой, работала у себя на родине, в Горьком, потом, уже в Москве, превратилась в «охотницу». Сейчас Еве уже 32 года, и возраст, конечно, берет свое.
Неудачи посыпались одна за другой: последний «клиент», сволочь, так бушевал всю ночь – о! В кругу подруг Ева проговорилась по пьяни, что ее нынешний «роднуля» вшил в свой стручок металлические шарики. Для «космического», как он сказал, эффекта. Чтобы Ева от счастья на стенку полезла.
Такие операции тогда только-только входили в моду. Делали их подпольно, за двадцать пять рублей – по цене аборта. Но эффекта никакого, – чистая разводка, жаловалась Ева. «Клиент» узнал, донес кто-то из подруг… – да, сильная получилась ночь, с разными спецэффектами. Товарищ… дядя Сережа звали… так рассвирепел, что отобрал у Евы все, что у нее было, отнял, чумозник, даже то, что другие дарили, обобрал, короче, до нитки.
Ева сразу повзрослела, как-то резко; в ней появилась усталость, свойственная людям, которые быстро, мгновенно теряют вкус к жизни. Ева перевела себя на «преподавательскую» работу, открыла агентство «Мадемуазель», набрала девушек, потеснив на рынке «общественных услуг» самого Петра Листермана.
– Вы – девушки приличные, – учила Ева вчерашних школьниц, сегодня студенток, – и сами должны догадаться: язычком надо работать, а не болтать, ибо когда мужчина увлечен женщиной, даже тараканы у нее в голове кажутся ему божьими коровками!
Сразу, как только познакомились, девочки, ножки – треугольником… Снимаешь трусики… никаких колготок, дуры, запомните: колготки еще в лифте надо снимать! Так вот, ножки треугольником, потроха наружу: потрогай, ветеран чертов, здесь уже все мокрое… Сгоришь ты, милый, в этом огне, сгоришь, только в таком огне приятно сгореть!..
Это шлюхам платят, шлюхам! Приличных девушек балуют…
Алька – звезда. Фигурка, стиль, личико… да и не дура она вовсе, но упрямая – убиться веником, ей-богу! Ветер в подоле гуляет, а ведь ребенок, полученный от правильного отца, это супервложение, это эффектная жизнь на все оставшиеся годы, прекрасный вариант безбедной старости!
Ребеночек… когда вырастет… сам проживет. В древности (хороший пример!) кто трясся над детьми?
До Альки с Сергеем Иннокентьевичем работала Вика – худенькая рыжуха с длинной косой. Сначала она хотела обобрать его по-быстрому, но, узнав, сколько у него денег, решила задержаться у Сергея Иннокентьевича на всю жизнь.
Рыжуха залетела почти сразу, редкая удача! Проколола презик булавкой, словом – все, как учила Ева. Что же, – Сергей Иннокентьевич не испугался, смирился, заранее назвал мальчика Арсением, и Арсений теперь даже во сне к нему приходил.
А что оказалось? Вика, безмозглая дура, закадрила где-то чернокожего парня из института Лумумбы (вечера дружбы проклятые!), а очнулась только наутро, голая и вся… в сперме!
Сколько же в них спермы, черт возьми, в черных гостях нашей древней столицы…
Сергей Иннокентьевич, душка, Арсения ждет, на родах желает присутствовать, а тут вдруг вылезает прелестный негритосик:
– Здравствуйте, дорогие! Я ваш сын из солнечной Анголы!
Могла бы сообразить, идиотка: быть пьяной на вечеринке – это всегда к пополнению в семье…
Депутатов, которые оставались верны своим женам, девчонки звали «одномандатниками». Так вот, до Вики Сергей Иннокентьевич был глухой «одномандатник», и Вика – его разбудила! «Ласково, ласково надо, – учила Ева, – с душой! Милый, жду тебя, жду… с распростертыми ногами!..»
Платье сопливенького цвета, чулочки, чтоб их видно было… чулочки – это вместо трусиков, сообразить пора, черт возьми, если в чулках – не холодно, значит, можно и без трусов, как Шерон Стоун в «Основном инстинкте».
В младших классах мальчики бьют девочек портфелям по голове, а потом удивляются, что все красивые девушки – дуры! Была бы Вика умнее – отвалила бы в роддом денег, так черного там бы вмиг на обычного заменили, вон их сколько «отказников»! Когда есть бабло, самосев очень легко устранить, но Вика до такой степени испугалась Сергея Иннокентьевича, что все ему рассказала!..
Сволочь московская.
С горя Сергей Иннокентьевич так напился, что танцевал у себя в гостиной с лопатой, потом – с веником, целовался со стенкой, так пока не упал.
Как говорил гражданин Жириновский: «Пушкин несчастный был. Лучше бы его совсем не было…»
Полгода прошло, – любые предложения о сексе Сергей Иннокентьевич как террористический акт воспринимал, и Ева в конце концов отправила к нему Альку Сергей Иннокентьевич приободрился: девятнадцать лет, хороша собой, большая, агрессивная грудь!..
На самом деле «охотницы» совершенно не уважали деятелей Коммунистической партии России: платят сквозь зубы, обожают «эскорт», но с женами не разводятся, у них, блин, мораль, высокие принципы, любо-дорого посмотреть…
Нездоровым мужчинам всегда нужен здоровый секс.
– У порядочной женщины каждый мужчина – первый, – напоминала Ева.
Она учила девочек, как надо знакомиться с богатыми мужчинами. Даже на улице. Или в ресторане, но лучше – на улице, потому что улица – это всегда шанс.
– Мужчина, помогите мне вещи перевезти!
Если мужчина не фыркал, не грубил, не посылал, наоборот – становился галантен, вопрос (всегда) был один и тот же:
– Куда прикажете?
Или:
– Куда и когда?
Ева закатывала глазки:
– К вам…
На самом деле, она учила девочек играть «в долгую». Главное – родить ребенка, через ребенка – обобрать мужика до нитки, но ведь они, идиотки, не умеют «в долгую», считают, что за дательным падежом сразу идет родительный, но мужики-то сейчас умные стали!
Любовь как страхование жизни: чем позже подписываешь договор, тем выше взносы и ставки…
Буклеты «Мадемуазели» сочинял вечно голодный журналист Андрей Ванденко из орденоносной комсомольской газеты. Писал Ванденко образно: «Она – неземной красоты и неприступна для соотечественников. Вы – хорошо обеспечены и, разумеется, очень заняты, но она подарит вам свою улыбку, выпьет в вашем обществе чашечку кофе, съездит с вами в Париж или в Монте-Карло…»