Словом, так, мужики: можно красиво и романтично, можно некрасиво и сразу, главное – плати!
– Запомните, овцы, – повторяла Ева, – рассуждений меньше, секса – больше. Женская логика неизбежно оставляет след на мужской психике, – понятно?
Нет, правда дуры: хи-хи-хи… в ответ.
– Вы уверены, – усмехалась Ева, – что «эскорт» ничем не отличается от проституции? Послушайте, овцы, – вы даже Пушкина прочесть не умеете! «…Весной ей минет восемнадцать!» Вика, Алька… где ударение надо поставить? Вот – вот: один минет на уме! Если не врубаетесь – так врубайтесь, со слуха берите: любовь есть оправдание того, как выгоднее продать свои чувства!
На самом деле Ева учила девочек рыночной экономике.
– Знакомство с мужчиной – это волевой акт, – учила Ева.
– Какой акт? – насторожилась Алька.
– Волевой, дура… В человеке все должно быть гармонично: тупость, слабость и злоба.
Плохо Алька соображала, плохо. А что сделаешь? Тупость сейчас – примета времени.
– Все, зайчик, мы расходимся, – заявил Альке один из ее «клиентов», Игорек.
Хороший мужчина. Магнат.
– Что, кого-то лучше нашел? – удивилась Алька. – Тараканы у тебя в башке опять проголосовали против меня?..
– Не лучше, но дешевле, – уточнил Игорь.
Так и сказал.
– Жадный тормоз оказался, – констатировала Алька. – Слушай, Евик: весь струпьями покрыт, как Чубайс, когда нервничает, и чешет, чешет, сволочь, свои струпья аж до крови! И еще вонючкой какой-то мажется. По пятницам хреначит в Иорданию на Мертвое море, ему там лучше становится, как вернется – все по новой…
– Обращаться с девочкой надо аккуратно, как с елочкой, – учила его Алька.
– Вырубить и отнести домой? – спрашивал Игорек.
Вроде бы он увлекся Алькой, но быстро ее разлюбил.
Как же сильно он разлюбил, Господи!
Настоящая любовь из всех вечных явлений длится короче всего…
Сцепились они на освящении новой шестицилиндровой колесницы Игоря – белого «лексуса».
Все красиво и торжественно: очень много гостей, батюшка протоиерей Дмитрий чинно, с достоинством, освятил лимузин и тихо, на ушко, попросил Игоря дать денег на канализацию в приходе, но Игорь не слушал батюшку. Игорь вцепился вдруг Альке в волосы, потом выхватил у отца Дмитрия кадило и с такой силой залепил Альке кадилом по лбу, что от ее лба ничего не осталось… – вообще ничегошеньки!
Как писал полководец Суворов своей маленькой племяннице: «А вчера, детонька, ядрышко оторвало моей лошадке полмордочки…»
Алька, конечно, сама виновата: Игорь полетел в Милан на переговоры, Альку взял с собой, они сразу прошлись по галерее короля Виктора Эммануила, где Алька мастерски развела Игорька аж на четыре сумочки. А утром, когда Игорь умчался на деловую встречу, Алька явилась обратно в галерею: сумочки, мол, чудные, но не подходят, ценники не тронуты, все на месте, будьте любезны – денежки обратно!
У хороших магазинов есть такая особенность: если вещи не подходят, они тут же возвращают деньги.
Как Игорь узнал, а? Мужики, правда, поумнели, сейчас только дикие папуасы с севера клюют на фразочки типа «я тебя люблю и хочу ребенка»! Но папуасы (север есть север) всегда окольцованы, там народ всегда друг за друга хватается, выбор-то невелик!..
Каков идеальный размер мужского достоинства?
Правильно, сто миллионов долларов.
…Ева лежала на кушетке, подтянув к себе телефон: ночная сорочка сбилась, а трусики Ева надевала очень редко, тем более дома; берегла вещи.
Честно говоря, Ева любила поспать: сны дарят мечты.
Спишь, и снится тебе…
Как же хреново в этой стране, Господи! Особенно по утрам.
И сон нынче был плохой. Еве снился импозантный мужчина с усами, она с ним кокетничала:
– Молодой человек, вы что? Меня клеите?
А он грубо так отвечает:
– Девушка, перед тем, как клеить, вас сначала надо обезжирить…
А Алька – жопка, конечно: без санкции Игоря выстригла на лобке кобру.
Вторая прическа, так сказать.
Девочка, милая… узнай сначала: вдруг твой мужик животных не любит? Каково ему на твою кобру пялиться? Ты еще профиль генпрокурора нарисуй, то-то веселуха будет!..
До Альки (прошлый год) Игорь путешествовал по Волге и компании других девушек из «Мадемуазели», Сонечки и Вероники, причем Вероника – девочка не рабочая, чистая, из богатой семьи, в «эскорт» явилась от скуки, чтобы развеяться и интеллектуально обогатиться.
Вика сразу заметила, что в пиджаке Хозяина (так девушки окрестили Игоря) две приятные пачки долларов.
Разве можно кочегарить там, где кочегарить нельзя? Сидеть с лимонкой в ж… и ждать, когда она взорвется?
Пока Игорь и его друзья спали, Вика старательно и упрямо скручивала в трубочки эту зеленую массу. Обе пачки, пусть с трудом, но все-таки влезли у девушки туда, откуда иной раз появляются дети.
Нашпигованная «зеленью», как утка яблоками, Вика эффектно «подала» себя к завтраку.
Там же, за завтраком, «любимка Игорь» вдруг хватился денег. Всю яхту перебардачили вверх дном, раздели девочек догола, но в «сейф» естественного происхождения, в естественную монополию… так сказать, залезть не догадались.
Им бы «ковырялочку» устроить, да ума не хватило, потому как сосунки еще, до собственной яхты не доросли.
Там двадцать тысяч. Но Игорек и другие парни в долгу не остались. Деньги могли украсть только девочки, больше некому. Яхту отогнали подальше от берега, Вику и Соньку скинули в воду.
Разумеется, в чем мать родила.
Вика предполагала, что купюры – выпадут. Или промокнут.
Плывут они к берегу, вода теплая, лето. Вика переживает:
– Слышь, подруга, а водичка заходит… в место общего пользования? Ты не в курсе?
Сонька молчит, про себя – матерится.
Вылезли они возле старой березовой рощи. Промокнули тело и волосы газеткой «Труд», найденной в кустах.
Прежде всего Сонька врезала Вике по роже.
Вика обиделась:
– Мне – «понтиак», тебе… «Жигули», для всех сразу борзуюсь…
Тихо, людей нет, поля зеленые, неоглядные, птицы поют, пчелки мед собирают. Сонька быстро смастерила себе и подруге юбочки из лопухов.
– Круто! – похвалила Вика. – Маугли, блин!
Хорошо, что дед какой-то на телеге в райцентр катил. Молоко вез, видимо на рынок.
– Дедуля, подбрось, озолочу…
Дед обмер: голая девка запускает пальцы между ног и вытаскивает сто долларов.
– Ну и копилка у тебя, доченька…
– Не переживай, дед! Настоящие. Только вот подсохнут немного.
Старик оторопел:
– Вам бы, девки, в цирке выступать!
– А у нас и так цирк, – хмыкнула Сонька. – Водная феерия!..
…Получилось, короче, что Алька огребла по совокупности – за всех. Игорь исчез, Игоря сменил Сергей Иннокентьевич, постоянно ловивший ее на «потусторонних связях».
– Милый, с презервативом – это не измена, – доказывала Алька.
– Тогда с глушителем – это не убийство, – не соглашался Сергей Иннокентьевич.
Серьезный мужчина!
Да, Альку воротит от запаха из его рта, но очень хорошо, что Сергей Иннокентьевич не любит целоваться; эти вонючие слюни Алька точно бы не пережила. Другая проблема – копье Сергея Иннокентьевича. Категорически не готово к серьезной работе. Алька из кожи вон лезла, что только ни делала, но отдачи – ноль. Ей же страсть полагается изображать, но как же любить то, что хочется сразу откусить?
– Ты угадываешь все мои желания… – бормотал пьяный Сергей Иннокентьевич. – Ты делаешь меня счастливым…
– Еще водочки? – предлагала Алька.
– Офигеть… Как это у тебя получается?..
Да, – старики в России все какие-то неухоженные, чухлые и выглядят старше своих лет – не умеют быть старыми!
Ева взяла телефон, набрала номер.
– Маленький… ты где?
– Выезжаю, – зевнула Алька.
Спит, зараза. Фраза «выезжаю» означает, что она сейчас начинает думать, как собраться, чтобы начать собираться.
Девочки, которые в школе сидят у окна ближе к батарее, созревают раньше всех, уже в 6-м классе.
Алька понимала: она уже никогда не вернется в Вологду.
Дудки! Этот город, Москва, взят! Алька (самое невероятное) даже не тряслась теперь за свою фигуру, ела в обе щеки, да еще и на ночь!
– Смотри, малышка, скоро за тебя только любители сумо заплатят… – предупреждала Ева.
На голодный желудок «Беломор» не хуже травки, между прочим. Ева взяла из портсигара папироску и попыталась вспомнить: завтракала она или нет.
Если память слабеет, значит, печень совсем плохо работает…
Селедку, селедку надо есть. Или кильку, но лучше селедку. Никогда не будет проблем с памятью. А вообще, чтобы в некоторых местах не поправляться, надо в некоторых местах не объедаться! Рестораны, еда дорогая, эксклюзивная, ешь и не знаешь, что ешь, но если правильно тошнить, учила Ева, можно иногда и пирожные, плюс-тренировка глубокого минета.
– А тренировка на хрена? – удивлялась Алька.
– Вот овцы! Чтоб усталости не было. Плюс – контролируемый позыв к тошноте. Если вот так, до пяти утра, в постели барахтаться, все может быть… Прямо в кровати! И еще, овцы, нельзя храпеть. Если храп, ты вообще стоишь два доллара!..
Девочка одна… в «Дягилеве». Обожралась наркотиками и рвотой подавилась прямо в центре зала. Так ее, дурынду, до утра в кабинке туалета прятали (тело, значит), чтоб другим гостям настроение не испортить. Ну и вынесли потом незаметно…
А еще Еве пригрезилось сегодня, что Сергей Иннокентьевич помер. Черный гроб, обитый кумачом, портреты Ленина, Зюганова и чей-то еще, кажется – Ворошилова. Кто – то – похоже, Зюганов – сорвал с башки кепку и речь толкает. В этот момент Алька, борзуха, вцепилась в Еву прямо у гроба и отгрызла у нее палец, потому как Сергей Иннокентьевич, умирая, оставил ей только дачу в поселке ветеранов партии и мопед…
А девки, надо же, еще и спорят между собой – есть польза от наркотиков или нет?
Почему никто не спорит о вкусе цианистого калия, – а?
Может быть, Сергея Иннокентьевича перегрузить той же Вике? Пусть уже отъедет скорее, чтоб другим людям жизнь не портить!
Отметал икру, дал деткам жизнь… ну и умри, лосось, с чистой совестью!
Вчера пришел заказ. Кто-то… человек с именем, политик, хотел бы иметь девушку «для души», как было заявлено, и обязательно – с интеллектом. Ева хотела послать заказчика в общество «Знание», но следом пришла платежка. Да: если такое бабло тратится за «разговоры по душам», сколько у людей денег, а? Особенно – у политиков?
Галстук от Кардена, заколочка «Роллекс» и девушка с длинными ногами – образ мужчины эпохи Ельцина.
Ева не понимала: откуда среди людей такое сейчас одиночество? Рискнуть? Скинуть «массовика-затейника» Альке? Но как привести ее в чувство?
Есть, впрочем, хороший, очень надежный способ: если Альку незаметно травануть, но со знанием дела, так сказать, тут же поместить ее в нормальную клинику, руки ей целовать, плакать от счастья… нет, не плакать… рыдать, рыдать от счастья, что Господь услышал ее, Евы, молитвы и сохранил Альке жизнь, то у этой дурочки сердце сожмется в кулак и станет она совсем ручная!..
Вовремя подрезать корону на голове у человека – значит, сохранить человека для общества.
Ева ждала Альку.
6
Гейдар Алиевич родился в Нахичевани, в очень бедной семье; он рано потерял отца, рано стал (вместе с Джелалом, младшим братом) кормильцем огромной семьи. Алиев лучше всех знал родной Азербайджан, особенно – его окраины.
Здесь, в Баку, Гейдар Алиевич имел три круга своих людей, именно так – три круга своих людей, но первый круг, главный круг, самые-самые близкие ему люди, те господа, бывшие товарищи, кто был рядом с ним, когда здесь, в Баку, он возглавлял республику, кому он всегда доверял, не мог не доверять, эти люди, самые-самые близкие, это важно, (почти все) предатели.
Закон возраста.
Алиев – Президент (он всегда для всех Президент), но кто он, Гейдар Алиев, без них, без сподвижников, – кто?
Быть – на фоне Президента – равновеликим ему, Алиеву! Хотя бы – в собственных глазах. Да, всегда важен «коллективный разум», только кто же объяснит, почему Президент – из года в год – именно он, Гейдар Алиев, но не кто – то еще, не кто-то другой, не кто-то из нас («я», например)?
Рано или поздно этот вопрос возникает… тихо-тихо… у всех, кто имеет в этом государстве хоть какие-то рычаги, административные или финансовые.
У того «господина команда», кто изо дня в день видит Президента так близко, что не может не замечать его обидные человеческие слабости, его просчеты, его старость…
Убивают только те, кто рядом. Те, кого мы сами приводим в свой дом. Если в деле управления страной так важен (действительно важен) коллективный разум, – слушайте, почему тогда он – Вечный Президент?
Это справедливо, а?
У него, у Вечного Президента, слава, ордена, деньги, он всегда жил (и будет жить) как при коммунизме.
А у тебя, «господин команда», без которой он, даже он, Гейдар Алиев, никто, вот просто никто, у тебя всего лишь впереди – персональная пенсия республиканского значения и госдача на Апшероне, если, конечно, ее со временем не отберут!
Это справедливо, а?
Президент должен делиться. Если он хочет, конечно, быть Президентом.
Иначе – ты, «господин команда», всего лишь рабочая лошадь. Нужен – в поле, не нужен – в стойло!
Опасный подход.
…Из политиков Гейдар Алиевич больше всего ценил Андропова. Встретились они в 67-м, Алиев был зампредом КГБ Азербайджана.
Прощаясь, Андропов предупредил:
– Там, у себя, никому не верь. В Баку всем кажется, всем абсолютно, что они переросли республику…
Не верь! Никому…
Не было в истории Азербайджана, чтобы местный КГБ возглавлял азербайджанец.
Только русский. Всегда!
Феномен старости: я должен, я обязан сказать прежде всего самому себе, что я в своей жизни не ошибся – в самом главном. Не промахнулся. Более того, я в своей жизни все сделал правильно, ничего не упустил, никому не проиграл…
Сталин создал машину, которая в конце концов прокатилась и по его грудной клетке. В день похорон генералиссимуса Берия, убийца вождя, кивнув на гроб, шепнул Молотову: «Это я сделал. Это я всех вас спас…»
«Дело врачей»: Сталин уже – совершенно сумасшедший. Но ведь соратники – Щербаков, Димитров, Жданов, маршал Рыбалко умирали один за другим. Полгода он занимался только врачами. Сталин был не опасен тем, кого он не знал. Так всегда у вождей, это ведь не только Сталин. Если бы у соратников Сталина был выбор, разве они были бы рядом с ним? И им всем пришлось убивать – всем! Разве Молотов хотел убивать? Пришлось. Рауль Валленберг – это приказ Молотова. Разве только Валленберг! Да, если бы у соратников был выбор, их бы не было рядом со Сталиным, с этим удавом: Сталин всегда был опасен для тех, кого он знал, сумасшедший Сталин, на глазах стареющий, – опасен вдвойне. Спровоцированный инсульт: по приказу Лаврентия Павловича ядом был пропитан томик Горького. Возможно, и другие книги; Сталин с середины января читал на ночь только Горького, по несколько страничек, и (по семинарской привычке) брал палец в рот, чтобы странички было легче переворачивать.
Другая версия (мнение?), что смертельный яд – дикумарин – мог оказаться в бутылке с минеральной водой.
Но это уже риск, смертельный риск: минералкой мог отравиться и кто-нибудь другой.
Об «отравлении товарища Сталина», о подлинной причине его смерти сообщил – сдуру – патологоанатом Русаков: его записка осталась в архивах Лубянки, причем кто-то из архивистов нарочно спрятал ее в отдельную папку.
Для потомков. Хрущев основательно «почистил» все архивы страны. Уничтожал – прежде всего – следы собственных преступлений (архивами занимался Иван Серов). Но о записке Русакова, о его «особом мнении» Серов не знал. Кому писал Русаков? – Нашел кому: Берии! И тут же был уничтожен. Рано утром.
Политика – это мир мужской.
Сева и Ильхам, дети Гейдара Алиевича, выросли на одной из дач санатория КГБ на Апшероне: небольшое старое здание; здесь все домики («таунхаусы», сказали бы сегодня) соединялись одной верандой, и Сева запросто бегала к своей подружке, жившей по соседству.