– Да вот, думала, что вы уже уехали.
По долгу своей службы Люба не должна была действовать Олегу на нервы, поэтому она приходила после того, как он уезжал на завод. Это сегодня он припозднился. Лишнего вчера себе на грудь позволил, спать лег после двенадцати, а сегодня с трудом разодрал глаза.
– И ключа у тебя нет?
– Есть! – Люба достала из кармана ключ.
– Ну, и чего сидим?
– Ну, солнце сегодня хорошее… – опустив голову, затаенно улыбнулась она.
– Открывай.
Люба кивнула, открыла дверь, посторонилась, пропуская Олега.
– Не открыла. – Он постучал по своей груди.
– Как не открыла?
– Дверь в мою душу. В прихожую к моему сердцу.
– В душу? – Люба захлопала глазами.
– В сердце к мужчине можно попасть через голову, через душу. И через желудок.
– Да, через желудок, я слышала… – закивала Люба.
Олег обнял девушку за талию, она дернулась, как будто вокруг нее змея обвилась. И дернулась в сторону от входа, но он подтолкнул ее к дверям. И заставил зайти в дом.
– Через желудок – это как через пожарный выход… Ты умеешь готовить?
На директорский дом не скупились. Кухня, совмещенная со столовой, каминный зал, три спальни, мебель из советских времен, но из внешнеторговых фондов.
Кухня в полном комлекте: гарнитур, мойка, электроплита, дорогая посуда. Сюда Олег и увлек Любу, заставив ее упереться задом в разделочный стол.
– Ну конечно!.. – с тревогой во взгляде улыбнулась она. – У меня такие вкусные голубцы получаются, даже тетя Тая так не может…
– А пожарным выходом пользоваться умеешь?
– Ну, если ключ от него есть…
– Пожарный выход всегда должен быть открыт. Шланг, брандспойт – все должно быть подключено… Брандспойтом пользоваться умеешь?
– Я же не пожарный! – Люба мотнула головой, большими глазами глядя на него.
– Мужчина загорается как спички. Если женщина не умеет его тушить, то какая она жена? – Олег пристально смотрел на нее.
– Я не жена!
– А надо уметь. Иначе мужчина будет гореть на чужой женщине. Пока не перекинется на другую…
– Я вас не понимаю.
– Настоящая жена должна сделать так, чтобы муж горел только на ней. Настоящая жена должна все знать и уметь…
– Что знать?
Олег хитро усмехнулся, повернулся к Любе спиной и на ходу бросил:
– Там в холодильнике что-то есть, приготовь мне что-нибудь.
– Хорошо.
– Но учти, абы что я не ем.
Люба приготовила «ленивые» вареники, подпекла в духовке бутерброды с ветчиной, получилось очень вкусно. И Олег ее похвалил. Но про пожарные выходы с брандспойтами больше не говорил. И рукам волю не давал. А Люба ждала. Уж очень хотелось ей поговорить с ним на тревожную тему, нужно же было показать, что она не такая…
Это у него на нее были короткие планы, а она собиралась въехать на нем в далекие перспективы. Олег не мог ее за это осуждать, но губозакаточная машинка без дела не останется. Но губы сначала нужно раскатать, и он уже занялся этим…
* * *
Цех в сарае, спирт в канистрах, вода в колодце. В поселке у Шляхова свой пункт приема стеклотары, так что с бутылками до последнего времени проблем не было. Пока пункт этот не сгорел.
Шляхов стоял на пепелище и чесал репу. Он даже не заметил, как Дорофей подошел к нему.
– Вагончик надо было покрасить.
Шляхов дернулся как ужаленный, едва услышав его.
– Тут дома нормальные, а у тебя вагончик не покрашен. В пейзаж не вписался. Такой вот натюрморт.
– Ты сжег?
– Никто ничего не докажет, – ухмыльнулся Дорофей.
– Ты!!! – Шляхов неосторожно ткнул в него пальцем, но попал на прием и взвыл от боли.
– Ты в кого пальцем тыкаешь, урод?.. Я в твою Люську по самое не балуй натыкаю!.. А потом в землю! И никто ничего не докажет, понял?..
– Понял, понял… – захныкал мужик.
– Ну, если понял, давай домой. И за сараем гляди, а то сгорит не ровен час.
– Сарай?! – обомлел Шляхов.
– А как ты хотел? Противозаконный спирт сам по себе загорается, а ты не знал? – ухмыльнулся Дорофей.
– Почему противозаконный?
– А это ты в налоговой спросишь.
– Да нормально у меня все…
– Проверим. Обольем тебя спиртом, если загорится, значит, нормально все…
– Шутки у тебя… – У Шляхова от бессильной злобы дернулась щека.
– Это не шутки, это кошмар. В твоей жизни… Хочешь в кошмаре жить?
– Э-э, может, договоримся? – наконец-то допетрил мужик.
– Договоримся, – ощерился Дорофей. – Если хочешь спокойно жить, будешь платить. Если нет, сначала Люську твою на шутки пустим, а потом и тебя.
– Сколько?
– Пять рублей с пузырька.
– Сколько?! – взвыл Шляхов.
– Через неделю зайдешь, занесешь. Или я сам приду. У Люськи там бухгалтерия под юбкой, зайду, проверю.
Шляхов до боли закусил нижнюю губу и закрыл глаза. Дорофей усмехнулся, наслаждаясь его поражением. Ну вот и настал праздник на улице непуганых идиотов.
* * *
Комбинат строили давно – как центр по переработке побочного продукта от металлургических предприятий. Аммиак здесь получали из кокса и коксового газа. Транспортная инфраструктура, водные ресурсы, рабочая сила – все есть, но не хватало коксового газа. Металлургия в стране заглохла, отсюда и проблема. Но не так давно неподалеку от Алтанайска открыли крупные залежи природного газа, добыча идет, путепроводы построены, переоборудование закончено. Не счесть, сколько денег вбухано в этот проект.
Впрочем, Олег не сомневался, что игра стоит свеч. Его отец никогда бы не поставил на темную лошадку. Но в то же время на карту поставлено если не все, то многое. Если проект прогорит, семейный бизнес может попросту рухнуть. Потому и переживает отец, потому Олег здесь, на месте. Он, может, и несильный специалист в этой области, но у него экономическое образование, какой-никакой опыт работы. И главное, личная заинтересованность. Нет у него желания становиться сыном банкрота. Поэтому он смотрит за работой во все глаза, вникает, анализирует и даже принимает важные решения, пусть и с одобрения отца.
Но допоздна он все же старался не задерживаться. Что ни говори, а производство на комбинате вредное, аммиачные пары отнюдь не способствуют укреплению легких.
И сегодня он вернулся на базу в пятом часу. Для первого летнего месяца время раннее. А резиденция у него немаленькая, поэтому Люба только-только закончила убираться. Она сидела на кухне, пила кофе. И о чем-то думая, не заметила, как к дому подъехала машина. И Олега тоже прозевала.
– Олег Александрович! – всполошенно спросила она.
– А чего так испуганно? – усмехнулся он.
– Разве?
– Ты если любовью заниматься будешь, по сторонам оглядывайся. А то зайду, не заметишь.
Олег с интересом смотрел на нее. Волосы у нее убраны на затылок, маленькие ушки забавно оттопырены. Форменное платье на ней с фартуком; в этом наряде она смотрелась куда лучше, чем в своем дурацком сарафане. Еще бы подол укоротить. Да туфли на шпильке надеть. Ну, и чтобы походка от бедра. Чтобы грудь, покачиваясь на ходу, входила в резонанс с его желаниями.
– Чем заниматься?! – Люба потрясенно уставилась на него.
– Сексом… Кто у вас тут сексовик-затейник?
– Что вы такое говорите?
– Охранник там на воротах молодой, здоровый…
– Да я бы никогда!
– Сколько тебе лет?
– Двадцать…
– Двадцать два, – усмехнулся Олег.
– Вы узнавали? – покраснела Люба.
– И ты ни разу, ни с кем?
– Так было бы с кем!
– Ну как я сразу не догадался! – Олег с досадой хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты же всю жизнь ждала меня!
– Как я могла вас ждать, если я вас не знала? – Люба отвела в сторону глаза.
Сама понимала, что выглядела сейчас глупо, но признаваться ему в этом не хотела.
– Не могла ждать, – кивнул он. – Но дождалась. Вот он я! Можешь получить под роспись!
– Под роспись? – Люба заинтригованно глянула на него.
Наверняка она подумала о росписи в загсе.
– Есть авторучка… – Олег подошел к ней, двумя руками обнял за талию.
Люба даже не дернулась, лишь только внутренне напряглась – до легкого дрожания в теле. И он не стал развивать вслух свою мысль. Авторучка с передергиваемым затвором, вовсе не фиолетовые чернила – все это так пошло. И неуместно – для девочки, которая мечтала о принце.
– Ты уже закончила? – спросил он, прижав ее к себе низом живота.
– Не надо! – Она изобразила попытку оттолкнуться.
– Я скоро уезжаю… Хочешь со мной?
Да, он мог бы увезти ее в Москву. На пару дней. Поселить в гостинице, покатать по городу в своем кабриолете, а потом обратно в Тьмутаракань. Только так и не иначе.
– Хочу!
– А ты будешь тушить пожар?
– Зачем? – пробормотала Люба, хмелея от прилива чувств и желаний.
– Чтобы я не загулял… Ты же не хочешь, чтобы я гулял от жены?
– Нет.
– А тушить умеешь?
– Я попробую.
Фартук снялся на «раз», платье – на «два». А на счет «три» Олег положил горничную на лопатки. И без слов, но наглядно объяснил ей принцип действия двигателя внутреннего сгорания. Запуск механизма, впрыск топлива, движение поршня в цилиндре. И это было нетрудно. Компрессия в ее цилиндре хорошая, но чувствовалось, что там побывал уже не один поршень. Впрочем, Олег на иное и не рассчитывал.
* * *
Слезы лились из двух глаз. Но в три ручья. И с ревом. Люба глаза не протирала, шла по дорожке с опущенными глазами. И ревела она с закрытым ртом – рыдания сдавленные, утробные.
– Ну и что у нас такое случилось? – спросил Федор.
Он принял дежурство, заступил на вахту. Погода отличная, настроение еще лучше. И работа у него не бей лежачего. Сторожка у ворот со всеми удобствами, с телевизором; зимой в ней тепло, летом прохладно. А природа какая! Один вид на Эбэр-озеро чего стоит… Зарплата, правда, неважная, в городе пацаны получают побольше. Но, говорят, скоро комбинат даст первую реальную прибыль, и тогда с начальства снимут за охрану по полной. Это сейчас оплата идет в щадящем режиме, но скоро все изменится. И тогда Федор заживет.
– Ничего! – всхлипнула Люба.
– Мажор обидел?
– Не твое дело! – в голос зарыдала она.
– Тише ты, уволят.
– Уже уволили!.. Сказали, чтобы я больше здесь не появлялась!..
– Все равно, тихо.
Федор обнял девушку за плечи, потянул в сторожку, и она покорно пошла за ним.
Строжка маленькая, но из двух комнатушек – одна остекленная, со столом и телевизором, в другой кушетка и холодильник. Федор завел девушку в спальное помещение, усадил на кушетку.
– Кто уволил? – спросил он.
– Мажор!.. Сказал, что я его обманула!.. А у меня только Генка был… – Люба на секунду задумалась. – И Славка… Ну, и с Гришкой немного… И не совсем…
– Что, значит – не совсем?
– Отстань! – Люба закрыло лицо руками и боком завалилась на кушетку.
– Идиот он, этот твой мажор!.. Сейчас девственницу только в младших классах можно найти.
– Я в старших классах была! – заревела Люба.
– Мне, например, все равно… – Его рука вдруг оказалась под подолом ее сарафана.
– Что ты делаешь? – Люба вдруг перестала плакать.
– Попка у тебя прохладная… Это из-за слез. Это же влага. А когда влага испаряется, температура понижается. Ты больше не плачь, а то совсем остынешь, тогда все…
– Я не плачу, – встревожилась Люба.
Федор переместил руку с одного полузадия на другое.
– Ну вот, здесь уже теплей…
– Это рука у тебя теплая.
– Ну, кто-то же должен тебя согреть… И счет округлить…
– Какой счет?
– Ну, кто там у тебя был? Генка, Славка и Гришкина половинка… Возьмешь мою половинку, и будет «три»…
– Какую половинку?
– С мажором по полной было? – изнывая от нетерпения, спросил Федор.
– Он как набросился на меня… А утром сказал, что я его обманула…
Люба вздохнула. Она уже поняла, что его мало интересует ее история о матросилах и бросилах. Он сам собирался задать ей жару, а она уже настраивалась на утешение. И на новое увлечение.
Но Федор на серьезные отношения не настраивался. Не готов он к этому. Но мажора он осудит. И пожалуется на него начальству. Хотя бы потому, что задача у него такая – следить и сообщать о каждом шаге московского фрукта.
Глава 2
Гравийный щебень – товар хороший, но громоздкий, ладошками его не вычерпаешь, не вывезешь. Тут экскаватор нужен, самосвалы. Все это у Гаркуши есть. Только вот совести ему не хватает. Ничего, Дорофей добавит.
Подлеца взяли по всем правилам разбойничьей науки. Свалили дерево поперек дороги и, когда Гаркуша вышел из кабины, окружили его.
– Ну вот и приехал! – оскалился Дорофей, вынимая нож из сапога.
Дорога узкая, лес глухой – лучшего места, чтобы убить, и не придумаешь. А убить Дорофей мог. И Боров с Шуликом останавливать его не будут. А Боров еще и пальнуть мог из своего обреза. Все это Гаркуша прекрасно понимал, поэтому его затрясло от страха.
– Помнишь Косого? Помнишь, как ментам его сдал?
– Я не сдавал!.. Менты сами! – брызнул слюной Гаркуша.
Дорофей презрительно усмехнулся. За сорок лет мужику, все лицо в морщинах, совсем уже взрослый, а ведет себя как сопливый юнец. И страшно ему, и врет не задумываясь.
– Так и нож в тебя сам войдет.
– Не надо!
– Как это не надо? Мы с Косым одну зону топтали, – соврал Дорофей. – Он привет тебе передавал… Тебе брюхо вспороть или глотку перерезать?
– Брюхо, – засмеялся Боров. – Там у него щебень. В «КамАЗ» загрузим и продадим.
– Может, он лучше сам продаст, – вслух подумал Дорофей. – Он знает, куда толкнуть. Просто с нами потом поделится, и не вопрос.
– Поделюсь, поделюсь! – закивал Гаркуша.
– Поделишься, – кивнул Дорофей. – Мы же с ментами делимся, и ты с нами поделишься.
Дорофей снова соврал. Не делился он с ментами. Но ведь собирался. Шляхов им уже отстегнул, Махонин еще пока дозревает, не сегодня-завтра с него капнет, чтобы Дорофей не сжег его цветочную оранжерею. Тетю Тоню в оборот с ее магазином взяли, козырек над крыльцом у нее сожгли. Если она к ментам побежит, то и весь магазин сгорит. Кажется, до нее уже начинает доходить. И Гаркуша должен понять, что лучше откупиться, чем в своих кишках потом барахтаться.
– Ну хорошо, – кивнул мужик.
– Учти, у нас в ментовке свой человек, – зашипел ему в лицо Дорофей. – Ты еще заяву не напишешь, а мы уже узнаем про твой стук-стук. И пристукнем, на! Понял!
– Да понял! – Гаркуша затравленно глянул на него.
– Ну, тогда живи… До первого косяка…
– Если что, я тебе, падла, башку снесу! – Боров угрожающе передернул затвор своего обреза.
– Да понял я, понял!
На Гаркушу жалко было смотреть. Но жалеть его Дорофей не собирался. У него большие планы на будущее, и его ничем уже не остановишь.
* * *
Комбинат химических удобрений – структура серьезная, и стоят за ней солидные люди. Потому на встречу с директором комбината Захар приехал лично сам.
Он был здесь зимой, тогда комбинатом руководил один человек, сейчас другой, но ему все равно, с кем договариваться.
– Я знаю, как это бывает… – усмехнулся средних лет мужчина в безупречном костюме.
Густые широкие брови, крупные глазницы, а нос тонкий, как будто хрящ моль обглодала.
– Сначала на пятьдесят процентов поднимут, потом снова на пятьдесят…
– Игнат Ильич, я предложил поднять плату сразу на двести процентов, – качнул головой Захар.
На нем тоже дорогой костюм и туфли из крокодиловой кожи. Это зимой он был одет кое-как. И с комбината в город возвращался на убитой «восьмерке». А по пути нарвался на знакомую проститутку, а вместе с ней на дезинформацию. Авторитетный Джин пытался стравить его с Жанной, с дочерью самого Ставра. Чуть погодя прилетела одна пуля, сразу вслед за ней другая. И такая тогда каша заварилась… Если бы Кадомцев знал, в каких переплетах ему пришлось побывать, он бы сейчас не корчил из себя крутого.