Но и письмо Троцкому не помогло: чету Сологубов не выпустили, а тут грянула беда с женой поэта, Анастасией Чебо-таревской, она «заболела нервно». В декабре 1921-го в каком-то припадке бросилась с Тучкова моста. Покончила счеты с жизнью… Для Федора Сологуба это стало болезненным ударом. Он начал быстро дряхлеть и становиться все более желчным. Узнав, что Маяковский вступает в Союз писателей, Сологуб объявил, что Маяковский ничтожен и недостойно его цитировать.
В конце жизни Федор Сологуб испытал страсть-наваждение к молодой художнице Елене Данько. Комсомолок Сологуб презирал, проституток сторонился, а так хотелось «вождельнуть» (словечко самого Сологуба). Однако любовный роман старого поэта с нимфой-художницей не получился. «Нектар чувств» поэта Серебряного века Данько не оценила. «Ну, милая, прощай. Довольно мне болтать», – написал Сологуб в одном из стихотворений.
Федор Кузьмич Сологуб умер 5 декабря 1927 года в возрасте 64 лет. Про него часто писали, что он – русский Шопенгауэр, русский Бодлер, русский Бернард Шоу и т. д. Нет, он был русским оригинальным писателем (роман «Мелкий бес» дорогого стоит с утверждением, что «русские – дурачье. Один самовар изобрели – и только»). Федор Сологуб никаким образом не мог стать советским. И вновь процитируем строки Северянина, посвященные Сологубу:
* * *
От Сологуба к Серафимовичу. Тут особо и говорить нечего. Разные писатели – и разные книги.
Александр Серафимович (на самом деле – Александр Серафимович Попов) родился в Донской области, отец – донской казак. В детстве раз подвергался публичной порке казацкими розгами, «врезавшимися на всю жизнь». В юности Серафимович увлекался Писаревым, был знаком с братом
Ленина Александром и в 1918-м вступил в партию большевиков. Писать начал с листовок и агитационных рассказов, а потом дотянулся и до романа – «Железный поток» (1924), который десятилетиями считался «классическим произведением советской литературы». На свое восьмидесятилетие Серафимович был удостоен Сталинской премии 1-й степени за «многолетние выдающиеся достижения в области литературы».
Увы. Все книги Серафимовича тенденциозны и малохудожественны. Не Сологуб.
* * *
1866 год – Семен Подъячев. В 1916-м был избран председателем Союза крестьянских писателей. Вступил в партию. Вся его послереволюционная проза носила агитационный характер.
1867 год – Николай Телешов. Из купеческой семьи. До революции в организованный им кружок входили Леонид Андреев, Бунин, Вересаев. После революции работал в Наркомпросе, в музее МХАТа и в основном писал воспоминания.
Вересаев: он не прогибался и не пресмыкался
Ровесник Телешова – Викентий Вересаев (Смидович). Автор знаменитых «Записок врача». Проявлял интерес к Толстому, Достоевскому и Ницше. Его книги о Пушкине и Гоголе были популярны; вообще Вересаев пользовался официальным признанием. Вот только роман «Сестры» (1933) был раскритикован в пух и прах за негативное изображение жизни комсомольцев, после чего Вересаев занимался в основном воспоминаниями. Как отмечал Струве, Вересаев – «добросовестный и внимательный свидетель общественных и психологических процессов».
Когда Вересаеву было всего 12 лет, родители подарили ему книгу со следующей надписью:
Вересаев в течение всей своей долгой творческой жизни (свое первое стихотворение «Раздумье» он опубликовал 23 ноября 1885 года, а в последний день жизни, 3 июня 1945 года, редактировал свой собственный перевод «Илиады») не изменил завету родителей. С полным правом он мог заявить в письме 1936 года: «Да, на это я имею претензию – считаться честным писателем».
Когда в 1943 году Вересаев узнал о присуждении ему Сталинской премии «за многолетние выдающиеся достижения в области литературы и искусства», он невероятно огорчился и не спал всю ночь. Премию он расценил как оскорбление и размышлял в дневнике: за что же его так оскорбили, что он сделал такого, чтобы ему присудили эту позорную премию?.. Но то был честнейший Вересаев. А другие писатели (не хочется называть их имена) страшно обижались, когда не находили себя в списках ангажированных властью лауреатов.
Редакторы и цензоры тщательно трудились над произведениями Вересаева. В одном из его трехстраничных рассказов церберы умудрились сделать 142 поправки. Вересаев возмутился и написал статью «Об авторах и редакторах», в которой отстаивал, естественно, право на писательское видение. Это возмутило тогдашнего руководителя писательского союза Фадеева, который расценил статью Вересаева как «вопль о свободе печати», характерной для буржуазного общества (?!)
* * *
1868 год – Максим Горький. О нем в главе «Возвращенцы».
1869 год – Скиталец (настоящая фамилия Степан Петров). Прозаик и поэт. Одно время находился под влиянием Горького. Октябрь не принял. В 1921-м эмигрировал в Харбин. В 1934 году Скитальца уговорили вернуться в Союз. Участвовал в работе Первого съезда советских писателей без права решающего голоса. В 1940-м в журнале «Октябрь» вышел его роман «Кандалы». Умер на 4-й день начала Отечественной войны, 25 июня.
1872 год – Михаил Кузмин. Блистательный серебрист. В августовском журнале «Алеф» за 2016 год я опубликовал эссе о нем «Куранты судьбы». Кузмин не эмигрировал, остался жить в СССР и оказался совсем не в той эпохе. Ему комфортнее было бы жить во времена Вольтера, художника Антуана Ватто и композитора Вивальди…
Вот одна из иронических песенок Кузмина:
Это из сборника «Куранты любви». И сразу возникает волна возмущения: какие куранты любви! Только кремлевские куранты, отсчитывающие время народного счастья под руководством мудрой правящей партии – то ли КПСС, то ли «Единой России». «Время, вперед!» – как писал Валентин Катаев.
А Михаил Алексеевич Кузмин… что Кузмин! Как написано в его биографии, вышедшей на Западе: «Его судьба оказалась одной из наиболее трагичных в 30-е годы: даже от задушенных сталинским режимом Ахматовой, Платонова, Булгакова и Мандельштама и многих других остались рукописи, от Кузминаже – практически ничего…»
Хотя найден и издан дневник Кузмина последних лет. Он очень печальный…
В отчаянную зиму 1920–1921 года один литератор столкнулся с Кузминым и не узнал его. Бывший «жеманник» выглядел ужасно – сгорбатившийся, понурый, в старом пальто – и говорил каким-то тусклым голосом.
– Это вы?
– Да, я, – ответил Кузмин. – Помните мою песенку: «Если завтра будет дождик, то останемся мы дома»? Вот дождик и полил, как в библейском потопе, дождик бесконечный, без перерыва. Ковчега у меня не оказалось. Сижу дома…
Оставшийся на родине Михаил Кузмин. Не эмигрировавший.
* * *
1873 год – плодоносный год. Появились на свет Валерий Брюсов, Михаил Пришвин, Ольга Форш и Вячеслав Шишков.
Брюсов представлен в книге «99 имен Серебряного века» (2007). Поэтому коротко: Валерий Яковлевич совершил эволюцию от символизма к реализму. И произошло немыслимое: бывший вождь модернизма, «сын греха», «искатель островов», «безумец», «маг», «теург» назвал Октябрь «торжественнейшим днем земли» и решительно встал на сторону советской власти. Брюсов один из немногих представителей Серебряного века, кто поменял серебряный цвет на красный… Даже Бухарин удивился, почему этот бывший «король символистов», идеолог буржуазной аристократии перешел в лагерь большевиков.
На кончину Брюсова 9 октября 1924 года Марина Цветаева писала: «…место Брюсова – именно в СССР… с его страстью к схематизации, к механизации, к систематизации, к стабилизации… Служение Брюсова коммунистической идее не подневольное: полюбовное… Как истый властолюбец, он охотно и сразу подчинился строю, который в той или иной области обещал ему власть… Бюрократ-коммунист Брюсов» (М. Цветаева, Прага, 1925).
Читать стихи Брюсова, написанные после октября 17-го, можно только с болью. Неужели это Брюсов?! Вот о России:
О новом гербе:
О вожде:
И прочие славословия в честь «Красного Кремля» и «бодрого труда».
Валерий Яковлевич, Валерий Яковлевич, а как же ваше завещание – завет «Юному поэту» от 15 июля 1896 года?
Призывал-призывал Брюсов молодых поэтов, а сам, забыв про искусство, прислонился к власти, как к теплой печке или к батарее коммунального отопления… Короче, нет слов.
Внутренний эмигрант Пришвин
Михаил Пришвин. Певец русской природы. Его проза – «разнотравье русского языка» (Паустовский). Писатель, натуралист, географ, этнограф. Родился на орловской земле, которая дала России Тургенева, Фета, Лескова, Бунина и Леонида Андреева. Кстати, с Буниным Пришвин учился в одной гимназии – Елецкой, и оба были из нее исключены решением педагогического совета от 25 октября 1885 года: «Поведение следующих учеников оценить баллом «3»:…2 «А» кл. Пришвина Михаила – за самовольную отлучку из города;…4 кл. Бунина Ивана – за манкирование без уважительной причины. Неоднократно повторяемые».
Старая история: незаурядные и талантливые неугодны, – вон! И Пришвина выгнали с «волчьим билетом». Ну а дальше он учился в Риге, вступил в марксистский кружок, посидел в тюрьме, побывал в ссылке. Впоследствии Пришвин глубоко разочаровался в революции, большевиках и в советской власти. Это по политической части, а по профессиональной – Пришвин окончил Лейпцигский университет, поработал агрономом. И поздно, в 28 лет, начал свою литературную деятельность. Первая книга – «В краю перепуганных птиц» (1907). И все следующие – о природе, о животных, о птицах, об охоте, «За волшебным колобком» и т. д.
Революцию и новую власть Пришвин не принял и стал тихим внутренним эмигрантом. Покинуть родину – смерти подобно, а уйти в себя, не сотрудничать с властью – это не так уж и трудно. «Революция – это грабеж личной судьбы человека», – записывал он в дневнике, который вел тайно в течение полувека (1905–1954). Дневник был опубликован, и то частично, во времена гласности в конце 80-х годов. А узнали бы о тайных записях в сталинские годы, не избежать Пришвину ярости НКВД и, разумеется, расстрела. Ну, к примеру, от чтения такой записи: «Почувствовал, в какой беде наша страна и как закрыт для нас глухо горизонт лучшего». Или такая: «Зачем же тебе еще идти в овраг, сообрази, ведь ты уже в овраге».
«Овраг» у Пришвина, «Котлован» у Платонова…
Временами критики набрасывались на Пришвина, ругали его за «бегство» от реальной жизни в мир природы и лирики, а он знай себе писал и писал свои исключительно пришвинские вещи: «Лесная капель», «Глаза земли» и прочий «Календарь природы». Пришвин оставался совершенно вне политики и, таким образом, вне социалистического реализма. Написал автобиографическую повесть «Кащеева цепь» и другие книги. Но главное – дневник, из которого выясняется, что его автор был проницательным наблюдателем революционного разбоя и последующих сталинских ужасов. Вот коротенькая запись 1919 года: «Завет революции: мщение всем, кто знал благо на родине».
«Мое НАДО в том, – записывал Пришвин, – что я должен жить самим собой, значит, делать не то, что велят, а то, что мне хочется. Я сам по себе, и быть самим собой – все мое назначение».
А потом в жизни Пришвина произошло чудо: он встретил «настоящую» женщину (для него настоящую) – Валерию Лебедеву. Произошло это в январе 1940 года, когда писателю было 63 года. Он женат, она замужем, и, казалось бы, какая любовь, когда ей уже под сорок. У обоих хватило мужества спустя годы оставить старую семью и создать новую: Валерия Дмитриевна приняла предложение Пришвина… стать ему матерью, и Пришвин с радостью записывает в дневнике: «Теперь она мать в 51 год, а я ее ребенок в 78 лет». Вместе они стали вести записи: «Мы с тобой. Дневник любви». И тут старый писатель совершенно забыл о существовании советской власти…
Длилось это счастье 13 лет. Михаил Михайлович Пришвин умер 16 января 1954 года, прожив без малого 81 год. Валерия Дмитриевна скончалась в декабре 1979-го. Вместе они сотворили некую сказку в далеко не сказочной стране.
* * *
Ольга Форш – прозаик. Генеральская дочь, увлекшаяся историей. 20-е годы с портретной точностью отразила в романе «Сумасшедший корабль» (1931). Ее перу принадлежат романы о Радищеве и о восстании декабристов. В своем творчестве Форш игнорировала метод социалистического реализма и писала по-своему. Долгожительница, прожила 88 лет.
* * *
Вячеслав Шишков – романист. Из купеческих. Исследователь Сибири. Советские критики причисляли его к попутчикам, но, несмотря на это, много издавался… Лучший роман – «Угрюм-река» (1933). В блокадном Ленинграде работал над романом о Емельяне Пугачеве, оставшимся незавершенным. Тем не менее за него удостоен Сталинской премии. Примечательно, что Шишков в своем последнем романе избежал идеализации крестьян и развенчивания аристократов.
* * *
1875 год – прозаики Сергеев-Ценский и Нарекая.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский писать стал рано и сразу обратился к жанру крупных исторических романов. За роман «Севастопольская страда» (1936–1938) получил Сталинскую премию и звание академика. А вот другой его роман, «Брусиловский прорыв», в 1946 году заклеймили ярлыком «идеологически вредного». Сергеев-Ценский создал целый цикл романов и повестей под общим названием «Преображение России». Ну и как мы преобразились в конце концов?..
Что касается самого писателя, то он был и самолюбивым, самовлюбленным. В этом смысле красноречива запись из дневника Корнея Чуковского от 30 декабря 1947 года:
«Вчера в Гослитиздате видел Сергеева-Ценского…Головенченко сообщил ему, что решено не печатать его избранных сочинений. Он стал кричать: “Вы издаете Смирновых и Фадеевых – этих бездарностей с партбилетом (!), я пишу лучше их всех, я написал больше, чем Лев Толстой. Куприн мне и в подметки не годится, Куприн не знал, откуда поговорка: “сухо дерево – завтра пятница”, я ему объяснил (назад не пятится), потому что я – художник, не то что ваш поганый Глеб Успенский… я… я… я…” Это было так патетично, эта страстная влюбленность в себя. “Я когда-то гирей мог креститься… Я знаю всю Россию, и Россия меня знает”. Шамкающий, глухой, лохматый старик. Я вспомнил его по-цыгански чорным, талантливым, милым – сколько вышагивали мы с ним по Ленинграду… Его самовлюбленность казалась мне прелестной блажью – и никому не мешала. А тепеь его просто жалко…»