Гоша, который на всё смотрел презрительно-философски, заметил:
– Лежало это историческое говно под землёй сотни лет, что за спешка такая?
Помещение опустело. Дождавшись, когда Клод перестанет говорить с Антуаном, я подошла к нему:
– Ты ослеп? Этот Патрик Паск вовсе не…
Клод окинул меня суровым взором:
– Рядовой, знаешь ли ты, что еженедельно я обязан пересылать в Глапп Корпорасьён отчёт о твоей деятельности?
– Я не об этом. Ты разве не видишь…
– А ты разве не видишь? Ты как обращаешься к командану? У нас тут не клуб родившихся из пробирки. ПВК Эскадрон Клода – это, в первую очередь, дисциплина.
– Но я…
– Знаешь, рядовой Жизель, что я напишу в следующем отчёте? Что «Существо» так и не свыклось с ролью рядового эскадронца, упорно путая чужие воспоминания со своими достижениями, которых у данного существа ровно ноль.
Я вытянулась, приложила два пальца к виску:
– Так точно, командан, признаю нарушение субординации. Прошу слова…
– Отказано. Выполняйте приказ, готовьтесь к миссии.
– Клод, послушай же… У меня есть сомнения. – Я замолчала. Опустила руку: – Есть выполнять подготовку к мисси. Разрешите идти!
– Разрешаю.
Перед тем как уйти посмотрела на Антуана, который во время разговора отводил взгляд. Демонстрировал поддержку Клоду тем, что коротко кивал каждому его слову.
Я развернулась и строевым шагом покинула зал для брифингов.
Глава 16. Родное существо
Стычка с Клодом вызвал серию головокружений. Крапинки белого мусора словно затеяли вокруг меня хоровод, возвращая в то состояние, какое было в колбе с электролитом.
Я была вынуждена присесть на один из пустых контейнеров, готовых к погрузке в бронепежо. Вытряхнула на ладонь сразу две таблетки блонамина.
Как же я так сплоховала?
Клод всюду прав.
Я ничем не доказала право участия в делах Эскадрона. Я – рядовое существо. Даже мои боевые качества – наследство, а не результат собственных усилий.
У блонамина вкус мела. Это, кстати, вызывало подозрения, не плацебо ли мне прописали мясники из корпоративной лаборатории? Надо спросить у д’Егора результаты анализа вещества.
– Запивон, – сказал Антуан, протягивая свою флягу. – Ты как Клод, так же игнорируешь запас воды.
– Мешает при беге, – ответила я. – Кроме того, рядом всегда есть мой аджюдан.
– Рядовой, вы обязаны иметь при себе аптечку и флягу с водой. Их отсутствие – нарушение дисциплины.
– Слушаюсь, мой аджюдан.
Я поднялась, чтоб отправиться в хозчасть за флягой.
– Жизель, – сказал напоследок Антуан. – Я тоже считаю, что Патрик Паск не тот, за кого себя выдаёт. Клод это прекрасно знает.
– Да. Я должна следить за своими мыслями и не смешивать их с чужими воспоминаниями.
– Э-э-э, ну, типа того.
До пункта экоконтроля на въезде в Санитарный Домен бронетехнику и личный состав доставили на грузовых эликоптерах. Затем Руди пересела за руль первого бронепежо. В салоне разместились остальные члены эскадрона.
Во втором бронепежо демонтировали оборудование и заполнили пустыми контейнерами для артефактов. За рулём находился помощник Руди, второй пилот Эскадрона Карл Дженго. Молодой негрянин, недавно окончивший военную академию.
На лавку рядом со мной сел пулемётчик Захар Легрет. Косил на меня глазами, иногда поворачивался и спрашивал отрывисто:
– Так ты клон, значит?
– Угу. Синтезан.
Через пару минут снова покосился:
– Клон Клода, значит?
– Угу. Но синтезан.
– Разноголовая, значит. Ну и чё, как?
– Нормально, Захар. Когда вернёшь Клоду двадцатку, что занимал в прошлом году?
– А-а-а-а. Вот какой ты клон, значит? Ясно. – И Захар отсел.
На его место опустился профессор Сенчин. Одет в старый китель со споротыми знаками отличия. Китель хранился в кладовке каптенармуса так долго, что пыль стала частью окраски. Скафандр и шлем держал на коленях, оттягивая необходимость переодеваться.
– Ты-то как здесь очутился, дед? – спросила я.
– Клод предложил должность научного консультанта в Эскадроне. Эта миссия будет для меня испытанием. Ведь я физиогенетик, а не историк.
– Надо было думать, прежде чем работать на врагов, дед, – сказал Антуан. – Не понимаю, почему тебя в острог не бросили.
– Я бы гильотину прописал, – заявил Гоша.
– Ни в острог, ни на казнь меня нельзя. У меня был титул. После суда и вынесения приговора, Глапп Корпорасьён прибрала себе материалы моего эксперимента. За измену родине и сотрудничество с потенциальным противником, лишили профессорского титула, а с ним и пожизненной ренты.
– Не жди, что пожалею, – сказала я.
Захар поддержал из дальнего угла:
– Получай по заслугам.
– Признаю свою ошибку. Но имеешь власть, имей и милосердие. Я готов искупить вину работой. Корпорация не дала мне этого шанса.
– Ага, выдадут тебе кредитный ошейник путы и отправят в бордель. Вдруг и на тебя клиент найдётся.
Не обращая внимания на насмешки, Сенчин продолжал:
– Глапп-Банк де Моску заявил, что не желает иметь дела с ренегатом. Аннулировал мои пенсионные накопления в пользу ветеранов войны в Нагорной Монтани. Я вернулся в провинцию Вилле, рассчитывал протянуть последние годы в родовом имении, но дом поджёг ветеран, когда узнал, что меня осудили за измену. Я еле успел выбраться из огня. Вот так вот, на шестьдесят шестом году жизни, остался без дома и денег. И всё от любви к науке.
– Любовь наказывает строже пьяного жандарма, – изрёк Гоша.
– Неделю назад, в приюте, где я обитал, появился Клод. Дал мне сутки, на изучение истории добедового и бедового периода человечества. Я не спал, готовился к миссии. Теперь я профессор и в области истории.
– Дед, а зачем ты мне всё это рассказываешь?
– Ты же немного и моё дитя, Жизель. Родное существо. Я дал тебе жизнь…
– Да ну, не гони дед.
Я отвернулась, чтоб он не заметил слезу в уголку глаза. Этот чёртов блонамин делал меня чрезвычайно слезливой и нервной.
Гоша философски резюмировал:
– Жизель – это дитя Клода и Сенчина. Поздравляю, командан, у тебя наконец-то наладилась семейная жизнь.
Глава 17. Кое-что о брюхоногах
За постом экоконтроля простиралось несколько десятков километров Санитарного Домена. Каёмка как бы ничейной земли, опоясывающая границы Империи Ру́сси, Ханаата, а так же мелких городов-государств и прочих якобы независимых территорий, граничивших с Неудобью.
Санитарный Домен, как марлевая прокладка вокруг открытой раны, отделял Неудобь от мира, пригодного к жизни. Правда, при взгляде на карту можно было перепутать, что является аномалией: Неудобь с её ядовитой атмосферой, радиацией и вулканической активностью, которая покрывала большую часть планеты, или пятна территорий, где существовала жизнь, где небо изредка, было синим, где текли реки и бродили по лугам овцекоровы.
Очень медленно, как и всё в природе, Неудобь отъедала сантиметр за сантиметром земли, оставшиеся во владении биологии. По прогнозам специалистов из Лаборатории Динамики и Баланса Неудоби и Санитарного Домена через пятьсот-шестьсот лет и Неудобь расширится настолько, что существование двух атмосфер на одной планете станет невозможным. Наш воздух перестанет отфильтровывать газы из Неудоби, вода смешается с мутными потоками кипящих химикатов. Щупальца новых мелких разломов в земной коре дотянутся до наших городов. Вытекающая из них магма прогреет воздух так, что сгорит всё живое…
Пять-шесть веков – и конец жизни. Можно будет не трепыхаться, не бороться за территорию, не совершенствовать биотехнологии в стремлении повысить урожайность каждого метра чернозёма…
Смерть неизбежна, и эта смерть будет для всех.
Скептики верили, что аномалия – это мы, а Неудобь – фаза существования планеты. Оптимисты… оптимисты продолжали жить, рожали детей по лицензии, воевали за пару лишних метров территории, отобранные друг у друга, словом, вели себя так, как и должны вести живые: верить, что никогда не умрут.
Из-за близости к Неудоби в Санитарном Домене постоянно дул однообразный горячий ветер, нагоняя одинаковые барханы.
Здесь мало что росло, кроме температуры.
Поэтому растительность в Санитарном Домене тоже была переходной фазой от безумия к нормальности. Кое-где встречались непробиваемо каменные деревья с колючками вместо листьев. Саблемусс вспарывал барханы лезвиями своих клиновидных веток, на которые можно напороться насмерть. В редких оазисах землю застилал колючий, как гвозди, Эрб – трава с мощной корневой системой. В период цветения, который у неё длился чуть ли не весь год, кончики травы затвердевали так, что протыкали подошву стандартного армейского ботинка.
Среди этого великолепия бродили брюхоноги, звери которые выглядели как куча тряпья, с воткнутыми в неё собачьими лапками и пастью, словно их создал обиженный на мир таксидермист-халтурщик.
На самом деле под «брюхоногами» подразумевалось несколько видов зверей, но внешне они были так похожи, что разницу видел только зоолог, да и то – после вскрытия.
Эти территории стали прибежищем для людей, не поладивших с цивилизацией. Беглые преступники, дезертиры всех армий, пудрилы, просто психи или романтики, желающие острых ощущений.
Издревле этих людей называли «выживанцами», хотя, признаться, если ты владеешь оружием, выжить в Санитарном Домене проще, чем в цивилизации, с её законами, «долгом перед Родиной» и кредитной историей на гражданском чипе.
Глава 18. Странный вопрос
Зона Неудоби проявлялась по ходу движения через Санитарный Домен.
Сначала исчезли все растения. Земля стала чёрной и твёрдой. Температура в салоне бронепежо резко повысилась, заработали кондиционеры. Клод приказал не курить. Дышать стало труднее, включился автономный режим.
Скорость передвижения снизилась. По пути постоянно попадались огромные расщелины, из которых валил дым и пар. Через некоторые удавалось установить перекидные мосты. Другие расщелины объезжали, наворачивая ненужные круги. Снимки бес-пилотной аэрофотосъёмки столетней давности давали лишь примерную карту местности. Детальное расположение разломов и озёр магмы приходилось уточнять на ходу.
После долгого блуждания, наконец прибыли на заданные координаты. Местность ничем не отличалась от той, что видели ранее. Слева небольшая расщелина с вибрирующей струёй газа. Напротив – небольшой холм, с которого стекала ярко-красная ниточка ручейка расплавленных горных пород.
Клод дал сигнал, и все надели скафандры. Проверили связь. Гоша философски рассудил:
– Это ж как надо любить историю, чтоб сунуться в Неудобь за осколками чашек?
Профессор Сенчин услужливо ответил, отрабатывая звание научного консультанта:
– Странный вопрос. Ты разве не знаешь о роли археологических находок в становлении науки и культуры современной цивилизации?
– Ты, дед, из тех, кто верит, что без древних находок мы оставались бы неразвитыми дикарями?
Гоша прикинулся невежественным солдафоном. Его любимая игра при общении с интеллектуалами.
– Да я… да ты… Ты! В школе не учился? – Сенчин даже замахал кулаками: – Одно изучение архивов по добедовой истории, обнаруженных в Сен-Брянске, позволило обществу перепрыгнуть на несколько веков в развитии! Электричество, ординатёры, воздушная аутомоция, порох, радио, гражданские чипы, биодизельное топливо… Куда ни сунься, везде используются знания добедового человечества.
Гоша сделал глупое лицо:
– Ну-у-у, не знаю дед. У меня папаня умный, маманя не дура. Братишка в унир-ситете учицца. Мы и без древних людей могём забабахать технологию. Сами изобрели бы и порох, и радиву, и горючку из навоза.
– Это у тебя в голове навоз. Да, мы многого достигли, благодаря тому, что мудрый Володимар Первый объединил племена Ру́сси, прекратив бесконечную междоусобицу. Появилась возможность развивать науку и культуру. Но ещё больший вклад в развитие привнесли первые исследователи Неудоби. Именно они рисковали жизнями и проникали вглубь, вытаскивая оттуда крупицы знаний и технологий. Остаётся только гадать, какие богатства таятся на территориях недоступных нам… Древние были прогрессивнее нас.
– Да ладно, – не поверил Гоша. – С чего бы это?
– А ты оглянись. Большая Беда была спровоцирована людьми. Даже если и мы и Ханаат напряжём все свои ресурсы, всё равно не сможем сотворить и сотой части подобных разрушений.
– Сломать – не значит владеть.
В переговоры вмешался Клод:
– Отставить засорять эфир. Мерси за инфу, профессор. Сержант-шеф, отставить стебаться над дедулей. Говорим только по делу. Высаживаемся.
Люк десантного отделения открылся.
Атмосфера Неудоби ворвалась внутрь бронепежо. Один за другим бойцы вышли наружу. Руди осталась на шофёрском месте и начала настраивать термобур. Пилотша всё так же вызывающе меня игнорировала.
Клод и профессор посовещались о возможных точках бурения. Придя к согласию, дали сигнал Руди и указали место. Она подвела бронепежо и включила лазер. Толстый сноп света вонзился в пропечённую землю.
– Как строители какие-то, – выразил недовольство Гоша. – Любой пейзанин справился бы с этой работой. В кого тут стрелять? В вулканы?
В Неудоби я была… то есть Клод был, несколько раз.
Неудобь использовалась для тактического манёвра: незаметно подойти к неприятелю через Санитарный Домен или наоборот – скрыться в ней, после военной операции на территории Ханаата или города-государства, граничащего с Доменом. Вести же боевые действия в самой Неудоби было примерно так же комфортно, как петь под водой.
Видимость ограничивалась плотным дымом, сочившимся из разломов или небольших вулканов. Радио не пробивало дальше, чем на полкилометра, потом превращалось в стационарный шум. И это только в начале зоны Неудоби. Чем дальше вглубь, тем меньше видимость, выше температура, а радио едва позволяло общаться на расстоянии в десять метров.
Эликоптеры глохли через пару минут, набрав ядовитого воздуха. Все боевые электронные системы начинали глючить, искажать показания или вырубались.
Время пребывания в Неудоби ограничивалось запасом воздуха, а любая стычка могла привести к полному поражению. Одна дырка в скафандре – и ты труп. Поэтому любой командан избегал боевых действий в Неудоби.
Во время учёбы в ВАВО (Военная Академия имени Володимара Объединителя) Клод, как и все «вавоны», проходил практические занятия в Неудоби.
В специальных усовершенствованных скафандрах, плотных и неповоротливых, как шкафы, курсанты выдвинулись как можно дальше в Неудобь. Вместо радио использовалась контактная связь: на тыльной стороне перчаток располагался разъём, для разговора следовало присоединить его к разъёму собеседника.
Курсанты доходили до максимально доступной точки. Пока температура не поднималась так высоко, что датчики скафандров начинали пищать.
В дальних регионах можно было испытать действие гравитационных аномалий, которые, по гипотезам учёных-неудобистов, располагались в центре Больших Разломов. Можно было испытать или лёгкое изменение силы тяжести. Кто-то слышал голоса внутри своей головы, кто-то уверял, что за секунду переживал несколько жизней в чужом теле в неизвестном мире.
Ни Клод, ни кто-либо из его знакомых ничего подобного не испытал. Как всякое малоизученное явление, Неудобь стала тем местом, о котором сочинялись небылицы. Наличие слабых гравитационных искажений подтверждали в Лаборатории Динамики и Баланса Неудоби, но доказательств о сверхъестественных влияниях не было.
Или о них не рассказывали.
Глава 19. Prezident
Антуан расставил бойцов по периметру буровой площадки. Отправил меня и Захара за холм, разведать обстановку:
– Не отходить дальше радиуса действия связи.
Мои ноги утопали в перегретой почве. Каждый шаг поднимал в атмосферу облачко иссушённой пыли, которая смешивалась с узорами жёлто-зелёного дыма, стелющегося по земле. Иногда тяжёлый дым поднимался так высоко, что мы брели в нём по колено, ощупывая подошвой почву, прежде чем шагнуть.