Сезон охоты на единорогов - Ольга Ворон 14 стр.


Страх. Это когда очень больно…

Из тумана сквозь распадающийся образ врага плыло моё отражение.

И в этом отражении я бесновался. Нет, это оставалось бы незамеченным для любого постороннего. Но я знал, что это так. От меня-то не укрывались незаметные другим приметы бешенства: вена на виске яро пульсировала, лицо похоже на маску, ноздри ходят ходуном – ещё немного и зальются кровью… Я – тот, который не-я - был в состоянии «кровавой волны»…

Страх. Это когда очень яростно…

Мой двойник остановился в полуметре от меня… Словно в зеркало посмотрелся. Всё тело окоченело, в животе разросся дрожащий холодный комок – судорога свела мышцы брюшины, сжала внутренности настолько, что словно в ледяной ком схватила. Я боялся приближения второго себя, и мне казалось, что ничего более страшного для меня просто нет.

Я ошибался…

От моего двойника отделилось лицо. Одна кожа, без глаз, но с вздрагивающими, смыкающимися и расходящимися веками. Словно маска. Но живая – дрожащая, дышащая, подёргивающаяся нервным тиком. Лицо. Белое. Наплывающее. Оно медленно и точно приближалось ко мне. Метр. Пол. Ещё меньше… Почти касание. Лицо жило. Лицо было самым большим моим ужасом… нет, не лицо. Понимание того, что сейчас оно налипнет на меня, пристанет, словно рыба-прилипала, словно шишка репейника. Навернётся, выворачиваясь наизнанку, и просочится сквозь поры внутрь, снова сделав меня тем, чем я был на протяжении лет ненависти и боли. Сделав тем, от чего я только несколько дней, как стал отходить. В новом Доме, в новом Мире, в новой судьбе, в которой рядом оказался мальчонка-вед и его страж, вдруг ставшие для меня заслоном от страшного прошлого, от тяжёлого состояния ненависти, в котором не оставалось ничего, кроме беспросветности…

Тело задрожало и перестало подчиняться командам. Вру. Команд не стало. Нет для такого события в шаблонах никаких форм. А в голове у меня не осталось логики. Ничего не осталось… Только дрожащая тень, только ледяной ком, только пустота для крика.

Страх…

Лицо сдвинулось ещё немного и, соприкоснувшись носами – кончик с кончиком, стало разворачиваться, медленно меняя форму. Я вздрогнул, и из ноздрей и рта потекла кровь. Знак крайнего переутомления. Знак того, что в момент, когда мой разум отказал, тело ещё боролось…

И почувствовал справа, где и положено, присутствие ведомого. «Сашка!» - дёрнулся я всем телом, сознанием, сердцем. Веря, что младший отзовётся. И он отозвался. Я не мог повернуть голову в его сторону, не мог его видеть, но краем зрения заметил, как стало расти в воде, рядом с моим, отражение широкоплечей фигуры моего ведомого. Миг - и между двумя моими лицами – живым и мёртвым - вклинился узкий меч Ведомого. Сашка! Кончик клинка осторожно поднялся вдоль меня, почти прикасаясь холодным лезвием до кожи, разрезал невидимые нити, тянущие маску ко мне и она тот час распалась в светящиеся крупицы тьмы. Так, словно без звука взорвалась изнутри. Чёрные искры медленно осели в туман, угасая в полёте. Передо мной расстилалось тихое озеро с клубящимися по камышам клочками белых облаков…

- Сашка! – Обернулся я мгновенно.

Он стоял молча. На губы пыталась пробиться улыбка, но всё ей что-то мешало. Может быть, смущение. Тонкий кончик меча дрожал в пространстве. Наверное, дрожали руки…

- Ты позвал… - неловко дёрнулась улыбка.

И я взвыл. Беззвучно. Безслёзно. Скрипя зубами и дрожа.

Мой ведомый таял в воздухе, виновато щурясь, также как тогда, когда не мог выполнить приказ. Он не мог выполнить приказ, который я не высказал вслух. Даже ответив на зов…

Он таял, а на его месте оставалась маленькая фигурка Чуды…

Юрка стоял, сурово сдвинув брови. Руки до синевы крепко удерживали игрушечный меч с чёрными дрожащими каплями на деревянном лезвии. Он напряжённо всматривался в моё лицо и молчал. Как прекрасно, что этому мальчишке ничего не надо объяснять! Просто чудо, что в его возрасте можно быть настолько человеком, чтобы не лезть другому в душу!

Я отвернулся, и остановил взгляд на белых клубах тумана. Просто, чтобы куда-нибудь смотреть, не отрываясь, не моргая. Просто закрывая в себе только что произошедшее.

Так и простоял не меньше пяти минут. Стоял, смотрел на туман, на гладь озера, на осины и серую каменистую тропинку вверх, к невидимому за густотой кустарников графскому имению, и дышал. Дышал сосредоточенно. Мне было необходимо вернуть спокойствие для защиты маленького Чуды. Раз. Два. Три. Я подумаю об этом завтра. Или потом. Или никогда. Не стоит об этом думать… Достаточно помнить. Мой ведомый вернулся ко мне на зов оттуда, откуда не возвращаются… И я не приму других объяснений происходящего. И никогда не заставлю себя признать, что образ Сашки - лишь иллюзия, наложенная умелым ведом! Для меня это Сашка. И – точка!

- Ты в порядке? – Наконец спросил Чуда.

- Да, – кивнул я, лишний раз пробежав внутренним взглядом центры позвоночника, чтоб убедиться, что эмоциональный взрыв не расшатал меня до основания. Вроде так и есть.

- Тогда вылезай. Моя очередь! – Засуетился Юрка.

Я медленно двинулся из воды. Внезапно осознал, что она ледяная, и стопы мои уже потеряли чувствительность от холода, зато икры сводит так, что шагать невозможно. Как же я простоял-то столько времени? Пришлось сперва поднапрячься, разгоняя тепло в ноги. Только потом вышел из воды.

Пока обувался, Юрка наоборот вылез из своих сандалий и стал деловито закатывать штанины, неожиданно небрежно бросив меч в камыши. Меня это корябнуло.

- Почему оружие бросаешь? – окликнул я.

Спросил и сам удивился, как неожиданно сердито получилось.

Юрка затравленно вздрогнул и приподнял плечи. Боязливо оглянулся на меня, вскидывая напряжённый взгляд.

Ой, нехило же пацанёнку, видать, в жизни доставалось за мелкие шалости и вот такую небрежность! Только от кого бы? От родителей? Так, вроде, и давно уже без них – ничего в памяти не могло остаться настолько, чтобы тело боялось. От Крестов? Так, вроде, они, наоборот, за хорошего веда готовы на всё – баловать бы должны. От Жаньки? А вот не поверю ни за что!

- Оно не понадобится, – виновато отозвался он. – Никакое оружие человека не справится с его Настоящим страхом. Только друг может. Да и то, только Настоящий. Или такой, который боится не за себя. А иначе обоих убьёт.

Я выслушал его объяснения, думая о своём. О Крестах, которые готовили мальца для какой-то странной миссии. Настоль странной и тайной, что до сих пор о ней не ведаю, а спросить – боязно, не хочется услышать что-то такое, что покорёжит благой образ их школы. О Жаньке, к которому – хочешь или не хочешь, – а начинал прилаживаться, прощая молодое самодурство и нерастраченную удаль, и замкнутость и запертую в сердце злобу, видя в нём себя самого в тот период, когда душой владела только мечта о мести…

Только потому, задумавшись, и не остановил Юрку – просто не успел ещё от своих переживаний отойти, а тут сразу такое! А может и верно то, что просто никогда не стражил по-настоящему, оттого и зазевался, задумался, дал слабину. Когда очнулся, готовый выхватить пацанёнка из озера и броситься обратно к дому, Чуда уже был далеко в воде, а вокруг расстилался густой туман.

Я кинулся к пацаненку, чтобы подхватить его на руки, но туман облепил меня со всех сторон. Он стал плотным, этот колдовской туман, он стал липким и противным, как свежая паутина… И Чуда скрылся в его клубах, словно растаял.

Я брёл в тёмной стылой воде, надеясь только на обострённое чувство направления и ощущение теплоты присутствия… И не мог найти. В висках стучало от напряжения, - забрёл уже к середине озера, но воды оставалось так же по колено, и туман мешал дышать. Он заползал в глотку, свербя нутро тошнотворной влагой, давил на грудь и сбивал дыхание. А Юрки всё не было видно!

Внезапно в тумане появилась брешь, в которую я и не замедлил нырнуть. И меня вынесло к Чуде. Здесь озеро застыло и покрылась коркой льда не от берегов, а от центра. По тёмной льдистой поверхности блестящая лунная дорожка вела прямо к Чуде.

Мальчонка стоял, согнувшись в три погибели, и держался за живот как-то очень уж знакомо и страшно – как раненый во время битвы, когда ещё нельзя позволить себе упасть и тем отстраниться от сечи, но и двигаться на врага нет сил. То ли ранен, то ли получил тяжёлый удар в живот. Кем – я понял спустя мгновение.

В полной тишине – словно выключили звук – бежал огромный кабан. Он далеко пролетел после атаки и теперь разворачивался, скользя острыми копытами по зеркальной поверхности. Чёрный, клокастый, с массивной мускулатурой, резко выделяющейся даже под жёсткой толстой шкурой.

На вепре, словно на коне, сидел всадник в тяжёлых европейских доспехах рыцаря. Тяжёлое копьё, с мощным четырёхгранным наконечником и защитой для локтя, свешивалось с руки всадника, балансирующего в седле кабана.

Чёрный всадник и его необычный конь готовились к новому нападению.

Юрка обернулся ко мне, словно за поддержкой и, распрямившись, кинулся на врага… В ушах застучала, забилась кровь, белым шумом заглушив все звуки внешнего. Я бросился за ним следом, на бегу вырывая из «кармана реальности» пистолет.

Пуля. Две. Три. Четыре… Я не дурак. Я прекрасно считаю. Я не новичок. Я хорошо стреляю. Только, попав точно – две в глаза зверя, две в налобный щиток всадника - ни одна из моих пуль не причинила вреда. Просто прошли, словно сквозь слишком густой туман. Юрка бежал впереди меня шагах в шести, спотыкался, падал, поднимался и кричал что-то жёстко-взрослое, неподходящее ребёнку. А я летел следом и не мог догнать и уложить его.

Для меня оставалось не так уж много вариантов. Ведь даже тогда, когда не действует безличное оружие, всегда работает оружие личного выбора. Оружие, которое несёт в себе знак твоего решения. Нож рассёк пространство, улетая вперёд ни намного быстрее, чем двигался я сам. Я интуитивно выбрал тяжёлый клинок и не прогадал – сталь вонзилась меж двух пластин в защите руки. Прекрасно! Несмотря на то, что рана несерьёзна и только на миг ослабила руку противника, нож сделал своё дело. Две удачи за один бросок! Копьё всадника вильнуло в сторону от мощного удара кинжала и не пришлось по мальчишке. И к тому же, стало ясно, что против этой вооружённой твари у меня тоже кое-что найдётся в арсенале. И пусть силы неравны – это естественное состояние для тарха. Невесомость. Чувство зависающего в пустоте вздоха, сердце, попавшее в «воздушную яму», медленное падение мёртвого тела на землю…

Сдвинутая раной рука ослабла и копьё свистнуло над чудиной головёнкой и пролетело дальше – всадник не смог или не захотел останавливать разъярённое животное, несущееся по прямой немыслимым галопом. Кабан бедром сбил с ног Юрку – маленький вед с криком отлетел в сторону и зажался на льду, словно подраненная гусеничка, кукожась от боли.

Я, было, кинулся к нему, но понял, что не успею. Кабанья морда резво приближалась. И чёрный рыцарь, сменив цель, уже прилаживал копьё для меня…

Три дротика улетели один за другим ещё во время приближения противника. Все попали в цель, и ни один не остановил. Я уже ожидал удара копья, тяжёлым острым наконечником маячащего перед глазами. Но, вместо этого всадник дал шпоры своему коню, и кабан бросился, преодолев оставшиеся метры одним рывком. Тяжёлая туша с оскаленной поросячьей мордой резво приблизилась.

В самый последний момент, вдохнув запах страха, я рванул в сторону. Ушёл почти из-под копыт. Акробатика никогда не была моей сильной стороной, но шаблонов детства хватило – ушёл. Ударился о лёд, неудачно падая на спину, провернулся, вставая на ноги, и тут же понял – есть у этой чёрной пары «ахиллесова пята»! Рыцарь на кабане, после промаха, снова не смог остановится разом и улетел на самый край озера. И там опять с трудом, проскрёбывая копытами по ледяной кромке, кабан начал разворачиваться. Значит, можно будет уложить его на повороте. Кабан там – словно бегемот на роликах. А, как ляжет он – так и с рыцарем можно будет поговорить поближе…

Юрка появился перед глазами внезапно – просто вынырнул из тумана. Бледное лицо, блестящие влагой глаза и синие плотно сжатые губы. Мальчик решительно, хотя и неверно, двигался навстречу рыцарю. Добежать до него было делом мгновения, но внезапно всё пошло, словно в жутком кошмаре! Ноги стали ватными, и в голове зашумело от бешеного тока крови. Как в дурном сне, я двинулся вперёд, с усилием раздвигая плотность пространства вокруг ватно-тряпичными конечностями. Продирался, пытаясь нагнать вырвавшегося вперёд Чуду, и с ужасом ощущал, что всё больше отстаю! Внутри начал расти пузырь будущего взрыва боли - я, страж при охраняемом сердцем, проигрывал своего хранимого! Если и есть что-то более страшное – то я не знаю!

Последний рывок оказался настоль мощен, что пространство передо мной раздалось и я выпал из него, мгновенно оказавшись в реальном мире своих возможностей. Снова упал на зеркало озера и пролетел несколько метров, оказавшись сразу за ногами Чуды. Мне хватило ума попытаться схватить его, да только поздно – лишь босая пятка остро ударила по ладони. Мальчишка оказался впереди, прямо перед хряком…

Я рванулся подняться. И безотчётно замер.

Три блеснувшие в полёте чёрточки выбили из рыцаря чёрные сверкающие брызги с другой стороны тела.

Жаня появился сразу за посланными в цель ножами… Он летел, сильной поясницей послав тело в длинный прыжок, словно над костром в купальские игрища. И остановиться такая мощь может только на поверженном противнике, распылённом в брызги. Кабан ещё бежал на мальчика, а с него медленно валился на спину и вбок всадник.

Жаня налетел на рыцаря ещё до его падения – просто сшиб с крупа кабана на зеркальную поверхность озера и в мёртвой хватке, сминая железо лат, стал продавливать его грудину, стремясь остановить сердце голыми руками. Рыцарь хрипел и бился, пытаясь достать находящегося сверху в позиции на одном колене бойца. И не доставал… И всё бы хорошо, но взбесившийся зверь ещё летел на мальчонку, выставив тупое рыло и устрашающие клыки.

Юрка стоял на льду, неловко прижимая ладонь к животу и подняв плечи в безотчётном страхе. Рот его кривился без крика, а на лбу сверкала влажная чёрная полоса – то ли кровь, то ли пот, то ли что-то за гранью реальности. Он смотрел на кабана, летящего тяжёлым галопом.

Маленькое беззащитное детское тельце на пути страшной махины.

И остановить её Женька бы не смог.

А вот я стоял ближе…

На краткое мгновение Жаня обернулся. Я встретился взглядом с его сумасшедшими синими глазами, заполненными тем расплавленным свинцом ярости, что страшит противостоящих даже в условиях близких к победе. Меня ожгло его безумьем схватки. Внезапным стало понимание, что ярость битвы направлена и на меня. Что и мне не суждено будет выжить. Потому что я упускаю Юрку. Обмен взглядами и мысли слились с движением – я на пределе возможностей свернул реальность, словно железный лист, и кинул своё тело в раструб локальной воронки пространства.

И не рассчитал. Вынырнул рядом с Чудой, но выше, чем нужно, упал, ударился о лёд, гофрируясь от неудачного падения. Спиной вошёл в жесткий лёд и почувствовал, как хрустнуло. То ли кости, то ли лёд… Времени размышлять не оставалось. Вскочил, чувствуя тяжёлое сопротивление тела, и рванул к ребёнку.

А под ногами затрещал лёд. Зазмеились провалы в тёмном зеркале, понеслись с огромной скоростью во все стороны.

Я схватил стоящего в ступоре Чуду и резво рванул в сторону, уходя из-под удара кабана. Вовремя! Тяжёлое свинячье рыло обожгло горячим дыханием в спину, но кабан снова промахнулся.

Я поднял Юрку к груди и бросился в туман, надеясь, что где-то там, дальше, будет берег. Нам бы из озера Страха выйти – там всё это кончится. Это же просто страхи, не так ли? Но маленький вед, даже если и слышал мои «громкие мысли», то не отвечал – не до них пока. Он крепко обхватил меня за шею, дрожал от напряжения всем телом и смотрел назад, где уже разворачивался кабан.

Я влетел в белую пелену тумана и тут же почувствовал, как ноги захлюпали – на льду здесь плескалась вода. Но берега так и не стало видно.

Назад Дальше