- Сзади! – всхлипнул Юрка мне в ухо.
Кабан без всадника развернулся значительно быстрее, чем я ожидал, и уже догонял нас. Вот так-то…
Под ногами хрустнуло раз, другой. Я споткнулся, но удержал равновесие.
А за спиной приближался топот большого разъярённого животного.
В момент, когда он бросился, я прыгнул, вновь сворачивая пространство. Пусть метр-два, но отыграю!
И отыграл! Движение оказалось мощным, да и воронка дала сильное вращение – тело развернулось в воздухе, и я увидел.
Кабан оказался ещё на льду, а я уже летел в воду. Спиной вперёд, плотно прижимая к себе Юрку.
Зеркало льда ожгло глаза искрами на острых сломах и…Кабан споткнулся!
Передняя нога подкосилась, зацепив острым копытом трещину, и свинячье рыло с рыком уткнулось в ледяную гладь! Сила разгона была настолько огромна, что он заскользил по льду, приближаясь к нам опасной тушей.
Ноги сами пришлись по уже слишком близко находящемуся рылу. И врезал от души, и оттолкнулся, доверив спину скольжению в воде. Но оно, на удивление, оказалось недолгим. По плечам прошлась жёсткая тёрка берега, и я отпустил Юрку, прогибом поясницы перебросив его на твердь за собой. Чуде не впервой падать – авось не сильно расшибётся.
Сам на обратном движении вскочил на ноги. Прямо передо мной расцветал багровой харей кабан. Фыркающий, пускающий красные струи из расквашенного пятака. Но всё с теми же злыми, полными бешенной ненависти, глазами. А за ним - чуть скользни взглядом – Жанька, уложивший рыцаря. Он уже не успевал. Стремился, летел, но не успевал.
Это хорошо – есть возможность потом не попасть ему под горячую руку. Только если сейчас я положу зверюгу сам. Хоть чуть реабилитирует меня. Хреновый из меня страж вышел…
Зверь фыркнул, поднимаясь на ноги. Глаза, залитые кровью – брызгами из разбитого носа, оказались невероятно выразительными. Почти человеческими. И в них застыла моя смерть. Я стал для него целью номер один. Главное, чтоб не оказалось помех. Кабан бросился, пытаясь жёсткой мордой, вооружённой оскалом хищника, нанести рану в живот – так, чтоб, упав, жертва уже не могла встать. Что мне ещё оставалось делать? Я прыгнул.
Уверенности в том, что попаду, не было – уж больно долго мотался на серьёзной выкладке. Но - попал. Пятка вошла точно меж позвонков сразу за башкой зверя. Есть! Ярый мощный хруст на миг заглушил все остальные звуки. Даже подумалось, что Юрка напугается. Свалился через кабана, перекатился, встал. Развернулся на месте – зверюга лежал, влетев на берег и уткнувшись тупой башкой в ноги Чуды. Уже недвижимый, неживой.
Юрка сидел молча. В глазах блестели злые слёзы, кулаки сжаты, а рот искривлён ненавистью. Я сделал шаг к пацанёнку – он поднял голову, посмотрел. Он не был испуган. Он был запредельно утомлён. Его взгляд скользнул по окружающему и стал мутным. Успеть подхватить его мне была не судьба – подступивший сзади Женька попросту оттолкнул меня и прошёл к своему хранимому. Поднял на руки, прижал, как самое дорогое, и пошёл, огибая озеро, к дому. Я ещё какие-то мгновения стоял на месте, умиряя бешеное сердце, выводя тело из режима схватки. А озеро под ногами медленно теряло свой колдовской ледяной панцирь.
Внезапно оказавшись в холодной воде по колено, я очнулся и побрёл к берегу, на котором остались наши вещи. Все движения замедленны, словно тело слушается в полсилы – уже пошла реакция на тяжёлую энергопотерю.
Обулся. Прихватил Юркины сандалики и вытащил из камышей детский деревянный меч – не дело испытанному оружию покидать хозяина. Рукоять игрушечного клинка оказалась тёплой, будто её только что отпустила рука Чуды.
А Просо уходил, не оборачиваясь, и были за его широкой спиной видны только рыжая головёнка и босые мокрые ноги Юрки. И прямая Женькина осанка с пружинной мощью в пояснице была мне знаком. Не стоит идти следом, ох, не стоит. Не в том он состоянии сейчас, чтобы простить всё происшедшее. Но я уже чувствовал, что поступлю наперекор его желаниям. Где-то в сердце поселилась и не собиралась уходить маленькая персональная бездна – чувство одиночества. Одиночество – состояние духа, осознаваемое только в присутствии других. Одиночество – это ожидание друга. И это то, к чему я не хотел возвращаться… Теперь – не хотел.
У самого портала обернулся. Сразу за кустами мирно и надёжно спало графское озеро. Тонкое лунное серебро разливалось по глади. Спал ветер. Спали осины. Спал мир. И не было и следа от произошедшего здесь недавно. Скользнуло по краю сознания сомнение – а было ли это? Усталость и тяжёлая ломота во всём теле говорили о том, что было. Всё было. И Сашка – тоже…
Глава 11 Карлсон вернулся
Глава 11 - Карлсон вернулся
Дом показался игрушечным. Или сказочным. Или - своим.
Тёплый жёлтый свет ночника в окне. Том окне, за которым штора и Юркина кровать. Хорошо, если он уже спит. Забыл по детской непосредственности произошедшее только что, успокоился в родных ему руках, и задремал, тихо посапывая. Или ещё нет, и Женька присел рядом к нему на постель и успокаивает мальца сказками. От кружки с тёплым чаем вьётся легкий сизый дымок, а над маленьким Чудой в темноте прозрачного воздуха появляются и исчезают картинки из доброго волшебного мира. Хорошо бы.
Дверь открыл тихо. И разулся почти беззвучно. На всякий случай? Или оттого, что кошки на душе скребутся? Хорош тарх, если допустил угрозу жизни веда с потенциалом Великого. Хорош страж, если его хранимого сердцем чуть не убила иллюзия! Хорош мужик, если рядом с ним ребёнок не может быть в безопасности!
Зашёл и замер, словно напоровшись на выставленное в горло остриё.
Евгений стоял на кухне, точно напротив входа. Просто стоял, молчал, и от этого тяжёлого, вязкого молчания, способного густым кровавым киселём залить глотку, хотелось шагнуть назад и так же молчаливо прикрыть дверь с другой стороны. Очень хотелось.
Но я преодолел себя. Ведь главное в жизни тарха что? Умение шагнуть вперёд.
Мягко перекатываясь с пятки на носок, почти крадучись, ожидая удара в любой момент, я подступил к кухонному столу и оседлал стул. Женька за это время даже не пошевелился. Это зарождало надежду…
Я вернул Просо взгляд – мрачный и жёсткий. Будем разговаривать?
Просо медленно отвёл взгляд. Подумал и, подойдя к столу, сел ровно напротив. Широкая столешница легла между нами, словно граница.
Будем.
- Как Юрка?
- Спит, – помолчав, ответил Евгений. – Много сил потерял. Я усыпил его на время.
Я кивнул – решение было правильным. Хорошо, что заснул – это даст возможность снять эмоциональную нагрузку. И хорошо, что Женька настолько силён, что умеет сопровождать в сон маленького, но всё-таки веда.
- Как ты сам?
Пожалуй, это меня интересовало ничуть не меньше, чем состояние ребёнка.
- Огонь.
Значило это, что сил через край, эмоции в тонусе, тело в норме. Самая высшая оценка состояния. Это бы хорошо, только Женька отвёл взгляд так, как делают обычно младшие, когда врут. Не первый раз вижу – не обманешь.
- Воздух-то хоть будет? – Полу-сощурился полу-нахмурился я. – Или уже вода?
Ну, не «земля» – это точно. Иначе бы и носоглотка кровоточила, как при сильнейшей перегрузке, и стоять вот так, почти навытяжку, не мог. Значит, либо воздух – легкое истечение сил, либо вода, когда уже подплывает реальность, ослабело и потеряло точность движений тело.
- Отвали… - Хмуро отвёл глаза Женька.
Если бы не то, что сказал он это, скорее, устало, да и взгляд опустил чуть ли не в пол – я бы не удержался и ляпнул что-нибудь не менее злое. А так осталось лишь усмехнуться откровенному хамству – в конце концов, постфактум многое позволяется выжившим…
- Что это было, Жаня?
- Евгений, – почти сквозь стиснутые зубы процедил Просо.
Внутри опалило холодом угрозы. Яркой, как вспышка солнечного луча на льдине. Болезненной, будто острый осколок зеркала под рёбра. Страшной, словно прыжок меж снежных вершин. Вот, ведь, снова какая у нас петрушка получается, что находит коса на камень! Ну и здорово, видимо, мы сегодня разойдёмся… Поломанные и нутром пожжённые. То я ошибаюсь, то он. Но тут-то, ведь, совсем в чепухе дело – ну, село мне на язык имя, которое тебе дал Чуда, так что? Идёт оно тебе, не меньше, чем «Просо». Так что ж ты делаешь, Женька? Не надо, пацан. Не надо… Мы только перестали смотреть друг на друга как на мишени.
- Ладно, Евгений. Из Ками-нэ. – Я постарался остаться максимально спокойным и стать предельно вежливым. – Что случилось там на озере? Иллюзия? Портал в другой предел? Что это было?
Просо молчал недолго. Возможно, сам осознавал происходящее меж нами и оценивал моё терпение. Его явно воротило от продолжения разговора на повышенных тонах, но он всё ещё не мог остановится. Всё горело и жгло внутри холодное пламя неприятия:
- Не иллюзия. И не портал. И не реальность, в том виде, в котором мы её знаем.
Я сцепил на столе руки в замок, исподлобья наблюдая за Женькой. Он был похож на натянутую струну – то ли ждал нападения, то ли сам был готов сорваться в него в любой момент.
– Тебе не хватает информации, да?
Просо не изменил выражения лица. Только побелело оно больше да заострилось, став хищным.
- Почему же? Только дойдут ли они до тебя? Будет ли осознано без должной подготовленности знание?
Вот теперь потребовались серьёзные усилия, чтобы не взорваться. Давно я не слышал такого! Усомниться в уровне подготовки тарха – оскорбить само его право на существование в этом Пределе. Пока мы живы, мы работаем. Пока работаем – мы нужны. А нужные не имеют права снижать уровень возможностей… Чертовски захотелось привстать на месте, подать в поясницу силу идущего первым и взглядом стереть в порошок. Захотелось доказать превосходство и указать место. Но хотелка - она на то и хотелка, что от неё до намерения – напряжение начинающегося действия. Я же не позволил себе даже мимолётного усилия. Ведь в чём-то этот яростный упрямый пацан был прав. Сегодня я оплошал. Только вот не потому, что уровень знаний подкачал. А потому что мне не выпадало в судьбе такое счастье – быть стражем. Я всю жизнь свою границы охранял, на форпосте Предела прожил сознательные годы, защищая незримые стены людского мира. Да, пограничники - это низшая каста среди воинов, и до настоящего стражества мне далеко. Да только и ты, Жань, не потому стражем стал, что учителя растили тебя для этой доли, а потому, что такая судьбина выпала. Вот и мне выпала, вот и мне дай время научиться…
Только вслух я не стал объясняться. Не помогло бы это. Да и отвечать на тяжёлое подозрение тоже не стал. Ни словом, ни ударом. Обойдётся. Хочет драться – пусть первый и начинает.
- Объясни – я понятливый, разберусь, – натянуто улыбнулся я.
Женька замешкался. Сморгнул – напряжение во взгляде сменилось удивлением. Тут же упёр взгляд в стол, скрывая чувства. Но уже было ясно, что потерялся от моего ответа, ожидая боя, а не слов.
- Это… - он замялся, но быстро совладал с собой: - Личная реальность Юрки. Один из тех миров, что он сплёл вокруг нашей реальности. Перенесённая в наш Предел в портал, открытый во время максимальных возможностей по лунному циклу и от твоих сил. «Провешенная от донора», как говорят веды.
Оп. Вот тебе и ёлки-моталки.
Я промолчал. А что ещё прикажите делать, если чувствуешь, как под ногами качается твёрдая почва? Или это колени дрожат? Или у стула шаткие ножки?.. Вед, который свободно проводит миры – чужие и свои? Ребёнок, который словно бумажную салфетку рвёт прочность пространства? Маленький человечек, который качает мировосприятие матёрого тарха? Мне пора на покой.
- Этого не может быть… - сглотнул я, наконец, вязкий комок в горле. – Мальчик ещё мал. Даже зрелый вед не может без дополнительной работы так «раскачать» сознание тарха. Тем более – двух тархов одновременно. Одно дело - создать иллюзию, но совсем другое – провести реальность в реальность. Матрёшка – это высший пилотаж. Я знавал лишь двух, кто делал такое. А Юрка… Он же совсем ещё ребёнок! Необученный толком. Талантливый – да, но тут же дело не в таланте. Это же нужно не только чувствовать, но и понимать. Да и влиять так на сознание тарха – нужно попросту знать, как и какие струны дёргать. И я бы почувствовал проникновение… или защита бы сработала…
Пока говорил, на лице Евгения медленно появлялась хищная усмешка. Злая, скошенная, словно я не сомнения в способностях Чуды высказываю, а напрямую оскорбляю самого Женьку.
- Что? – почти прошипел от задавленный злости Евгений, – Не можешь простить мелкому шкету, что он тебя сделал? Собственная значимость распёрла?
Я вздрогнул от нахлынувшей волны чувств, от грязного стылого зловонного дыхания ненависти, ревущим шквалом бегущего от Жаньки, и стал подниматься. Нарочито и медленно, чтобы дать возможность остановиться и одуматься. Быть может не попросить извинений, но хоть убрать руки от центра – показать намерения мира и сотрудничества. Просо оскалился и ещё более побелел. И тоже медленно, но выверено, не отводя взгляда и готовясь к атаке, начал подниматься из-за стола. Всё, пацан, поговорили! Что так хотел – сбудется. Дальше без боя не обойтись…
- Борислав! – Чуда вынырнул из-за занавески настолько неожиданно, что показалось, что и не спал вовсе, сидя на страже. Но - нет, судя гусиной коже на плечах, заспанным глазам и помятой мордочке, малыш только что с тёплой постели. – Посиди со мной… Мне страшно.
Я замер, будто к горлу клинок прижали, а Жаня шумно втянул воздух и сник на месте. Он сел на пол там же, где стоял, опустил глаза и стал рассматривать свои большие ладони, изборожденные мелкими незажившими шрамами сегодняшнего боя. Даже я видел, что ему больно, но большего, чем просто молча уйти с Юркой, я сделать для него не мог…
Чуда потянул меня за руку на свою сторону комнаты. Постель оказалась смята. Опустил руку на простыню – мокрая. Видимо, Юрку лихорадило. Пока я соображал, есть ли в доме сменный комплект белья и найдётся ли во что переодеть непоседу, Чуда забрался под одеяло и сдвинулся к стенке, освобождая мне место для посадки. Я усмехнулся:
- Малыш, можно у тебя приземлиться?
Юрка уныло покачал головой в ответ:
- У тебя и пропеллера-то нет…
- Зато я, как и Карлсон, мужчина в самом расцвете сил! – натянуто-жизнерадостно отмёл я и, подбив одеяло под его ноги, прилёг рядом, обняв мальчонку.
- Сколько тебе лет, Борислав? – Почти шёпотом спросил Чуда и подкатился ко мне под бок, ловко устраиваясь.
Волной тепла отработавшего на пределе возможностей веда обдало грудь. Внезапно подкатила и тут же отпустила тошнота – мальчик настраивался на мою волну. Осознанно или нет – кто его, такого маленького, разберёт? Одно явно – он предельно нуждался в силе.
- Много, – так же тихо отозвался я. – Я старше, чем самый старый баобаб в самой древней пустыне!
И в знак свободной воли прижал мальчишку к себе. Я знаю, что такое предел… «Кто знает, как страшна беда, как страшен холод лютый, тот не оставит никогда…» Я не оставлю. Пей, сколько возьмёшь! Тархи восполняются быстрее, чем веды. Я справлюсь…
Юрка насупился и завозился где-то в подмышке, обиженно сопя.
– Ладно, ладно, - проворчал я. – Сорок шесть.
- Вот! – протянул он, словно я только что доказал чью-то теорему.
И опять и снова после его неопределённого заявления я почувствовал себя дураком, хотя не сказал ничего особенного.
- Что – «вот»? – кротко вздохнул я.
- То, что Жане - двадцать четыре!
Он произнёс это с такой торжественностью, словно назвал своего стража последним воплощением бога грома на земле! Всего-то возраст из поры Волка, возраст, когда самое время для подвигов и битв, для определения своей дороги и, наконец, понимания – зачем, собственно, пришёл в этот мир. Ничего особенного. Все проходим через него. Но Юрка с дрожащей ноткой в голосе возвышенно сообщил мне:
– Знаешь, какой это сложный возраст?! Просто самый сложный и ужас-какой тяжёлый! Тарху в таком возрасте нельзя быть одному. Совсем нельзя! А Жаня один уже столько времени! Сперва у Крестов – один, а теперь со мной – один. Я ему с тобой тропы связал, а они не связываются… Знаешь, почему?
Из подмышки на меня смотрели серьёзные глазёнки.
- Почему? – сдался я.
И тут же получил в ответ торжественное откровение:
- Потому что Жане плохо! А знаешь, почему?