Фотоателье
Я вошла. После яркого солнечного света глаза с трудом привыкли к сумраку. Первое, что я отметила ,это был запах. Я не отличаюсь острым обонянием , но запах был специфическим. Пахло чем-то очень старым. Воздух был густой, он был наполнен смесью запахов. Одновременно пахло старыми обоями, содержимым старушечьего платяного шкафа, столярным клеем, долго ношенными ботинками и ещё чем-то непонятным, древним. Я спустилась по ступенькам вниз, держась за массивные перила. Помещение оказалось полуподвальным , с одним небольшим полукруглым окошком, в котором из-за пыли ничего не было видно. В старинной медной люстре горели лампы , но так слабо, что едва различались предметы. Вдоль стен стояли кресла, деревянный диванчик без обивки и три стула. В правом углу стоял круглый столик. В другом большое кресло, типа вольтеровского .И тут я увидела старушку, она сидела в этом большом кресле, согнувшись, и как я потом поняла, вязала что-то. Голова её была повязана полупрозрачной косынкой , на носу были круглые очки, губы ярко накрашены. Она что-то напевала , моё появление осталось для неё незамеченным. И только когда я подошла к ней близко, она оставила вязание и посмотрела на меня поверх очков. Выражение её лица менялось медленно ,как при замедленной съёмке. Через минуту или две она улыбнулась мне ,видимо, лучшей своей улыбкой. Я не понимаю по-итальянски, но несложно было догадаться, что она мне хочет понравиться и предлагает мне сесть рядом с ней на стул с высокой резной спинкой. Я села, поблагодарив по-английски. Но она не понимала по-английски. Мы стали объясняться жестами. Язык жестов понимает любой человек, главное, показывать точно и наглядно. Она попросила меня подождать и минут через пять вкатила деревянный столик на маленьких деревянных колесиках. На столике стоял высокий кофейник, пара чашек и блюдечко с двумя печеньями, похожими на наше овсяное печенье. Честно говоря, мне совсем не хотелось пить кофе, приготовленный этой древней старушкой в этом пыльном помещении. Но я поняла, что мой отказ обидит её. Я сделала глоток, кофе оказался удивительно вкусным и ароматными. Я допила весь. И тут старушка начала говорить, сопровождая речь жестами, она говорила долго. Я поняла, что она и есть владелица этого ателье и что она хотела бы сделать мою фотографию. Она написала на клочке бумаги цену, но я не поняла была ли эта цена в евро, потому что, если в евро, то это было бы очень дорого. Я долго отказывалась, но старушка настояла, и мне пришлось согласиться. Меня очень удивляло то, что это ателье вообще существует. Кому придёт в голову фотографироваться здесь, если каждый сейчас имеет собственный цифровой фотоаппарат.
Старушка посадила меня на высокую табуреточку, напротив старинного деревянного фотоаппарата, а сама вышла в соседнюю комнату. Так я сидела очень долго, пока не затекли ноги, потом я пыталась её позвать, но она не откликнулась. В конце концов, мне всё это надоело и я, взяв сумку, прошла в соседнюю комнату. Комнатка оказалась крошечной и абсолютно пустой, стены были отделаны пластиком с абстрактным рисунком, две ступеньки вели к пластиковой двери с узенькой стеклянной вставкой. Я открыла дверь и оказалась на улице, в каком-то маленьком тупичке. Поблуждав по переулочкам, я вновь вышла на единственную главную улицу города и направилась к своему отелю. Был уже вечер, я подумала, что Сана, наверное, ждёт меня. Я прибавила шагу и вскоре оказалась в своём номере, в котором не оказалось Саны. На столе лежала записка, что он не мог дозвониться до меня и уехал в Рим. На моём же мобильнике не было никаких пропущенных звонков, но меня очень удивило число. Если верить мобильнику, получалось, что я отсутствовала три дня. Я спустилась на ресепшн и узнала какое сегодня число. Мой мобильник не врал, я отсутствовала три дня. Я позвонила Сане и через полчаса , узнав как быстрее добраться до Рима, уже ждала автобус возле железнодорожной станции, ночью я уже была в Риме, в отеле, который мне назвал Сана. Я оплатила отдельный номер, оставила в нем сумку и отправилась в номер к Сане. Открыв дверь, он обнял меня. Час ушёл на то, чтобы рассказать, что со мной случилось. Он слушал меня с недоверием, потом проворчал, что я вечно попадаю в какие-нибудь истории, а потом мы уснули, крепко обнявшись. Может кому-то покажется, что было нехорошо со стороны Саны бросить меня в Монтекатини и уехать в Рим, но я его поняла. Дело в том, что в начале наших отношений я, чтобы отомстить ему за невнимание ко мне, демонстративно изменила ему с очень привлекательным парнем. Он простил меня, потому что и сам был не без греха, но, я думаю, где-то в глубине души, он затаил на меня обиду . Он не доверял мне. Поэтому и уехал в Рим. А мне пришлось принять это, как данность. Как говорится, сама виновата. Не надо было изменять, даже в отместку. К тому же я так любила его, что готова была простить ему любую его ошибку. Но и он мне многое прощал.
Рим
Рим подарил новые впечатления, которые заставили нас забыть о событиях в Монтекатини. Колизей, фонтаны, виды археологических раскопок, короче, то, что видит любой турист, всё это было очень интересно . Мы с удовольствием фотографировали друг друга на фоне этих древностей. Внутрь Колизея мы входить не стали, что-то удержало нас от этого. Зато мы сфотографировались на его фоне с двумя ряжеными, которые изображали из себя римских солдат. Красные плащи, кожаные сандалии; фотография получилась замечательная. Выстояв огромную очередь, попали в Ватикан, посмотрели Сикстинскую капеллу, вернее её потолок. Потом просто бродили по Риму. Заглядывали в разные ресторанчики, магазины. Купили макароны в виде Колизея и мужского фаллоса. Отель, в котором мы остановились, был современным, удобным. В моём номере преобладали оранжевые и серые цвета , а в номере Саны – коричневые и сиреневые. Необычные сочетания. Внизу огромное кафе, шведский стол, но еда мне показалась невкусной. Ели в городе. Метро в Риме ещё более грязное, чем в Париже. Арендованным автомобилем Сана в городе не пользовался. Он оставил его на парковке возле отеля. Так прошла неделя. Потом мы отправились обратно в Венецию. Заехали в монастырь францисканцев, в крохотное государство Сан-Марино и оказались в небольшом прибрежном городке. Купались в Адриатическом море и потом в аэропорт Венеции и домой. Дом наш терпеливо нас дожидался, и радостно захлопал, забытой мною на веревке, яркой простыней, когда мы с Саной в пять утра открыли калитку. Я приготовила завтрак на скорую руку, мы перекусили и завалились спать в свою уютную крошечную спаленку, не распаковывая чемоданы.
Дома
Утро разбудило меня солнечными лучами. Они проникли сквозь кружево занавесок и украсили обои весёлыми , дрожащими солнечными пятнами. Проснуться рядом с любимым мужчиной, разве это не счастье? Я встала и на цыпочках, чтобы не разбудить Сану, прошла на кухню. В гостиной стояли чемоданы, но мне не хотелось ими заниматься. Я поставила в духовку творожную запеканку. Замороженный творог я нашла в морозилке. Разморозила, добавила изюм и яичный порошок. Вышла в сад. Собрала крошечный букетик бархатцев. Дома нашла подходящую вазочку, оранжевую , с золотым ободком. Поставила в вазочку бархатцы. Застелила стол свежей скатертью. Из духовки донёсся необыкновенно вкусный запах, я достала запеканку. Из спальни вышел Сана в новых итальянских трусах. Они были очень смешные. На них была фотография пениса Микеладжеловского Давида. Я купила их для Саны во Флоренции. Мы завтракали , сидя друг против друга. Молчали. Было очень хорошо. Такие минуты запоминаются надолго, на всю жизнь. Потом переместились в гостиную, разбирать чемоданы. Некоторые вещи я отправила в стирку. Что-то повесила в шкаф. Сувениры поставила в застеклённый шкафчик. Потом мы поехали в магазин, чтобы пополнить запасы продуктов. Набрали всякой всячины. Потом я готовила обед, а Сана грузил фотографии и видео, снятые в Италии, на комп. Вечером мы их рассматривали. На правой стороне лица Саны: на щеке и лбу есть несколько родинок. Вместе они образуют некое созвездие. Я целовала эти родинки-звёзды сначала по часовой стрелке, потом против. Потом, выйдя в сад, мы смотрели, как солнце садится за деревья. Тот закат был романтический. Лёгкие облачка, подсвеченные снизу теплым светом. Фотографий заката в интернете огромное множество. Но все закаты разные, как отпечатки пальцев человека. Потом мы вернулись в дом и отправились спать. Так прошёл один из наших счастливых дней. Ничего особенного, просто покой, солнце и уют.
Пудель
Следующий день начался с неприятного события. Во дворе, между построек стояла маленькая клетка. Она осталась от прежних хозяев. В клетке прежде жили то ли кролики, то ли птицы. Она была небольшая, размером с тумбочку под телевизор. Я давно её хотела выбросить, но не доходили руки. Утром Сана обнаружил в ней большого, темно-серого, мертвого пуделя. Он лежал в клетке, занимая её полностью. Казалось, что он просто спал, но он был мёртв. Мы с Саной вспомнили, что видели этого пуделя возле дома, который , находился метрах в пятидесяти от нас, на противоположной стороне улицы. Вскоре мы нашли хозяев пуделя и сообщили им , что их пёс лежит мёртвый в нашем дворе. Мы боялись, что хозяева заподозрят нас в убийстве пуделя, но они сразу сказали, что ,видимо, собаку отравил их сосед, с которым они не ладили, и что пудель просто пришёл к нам умирать. Почему он выбрал именно наш двор, было непонятно. Пуделя вскоре забрали, но день был омрачен его смертью. У нас не было своей собаки. Сана был равнодушен к домашним животным. Но прежде у нас с мужем была собака. Она прожила с нами двенадцать лет. Звали её Макбет…, леди Макбет. Она была метиской среднего, чёрного, немецкого шпица. Красавица и умница, она была очень привязана к нам, и мы к ней тоже. У неё была особенность: она очень бурно реагировала на одну, единственную песню, " Мама, мама, что мы будем делать, мама, мама, как мы будем жить. У тебя нет теплого платочек, у меня нет, зимнего пальта.".Стоило кому-нибудь из нас запеть эту жалобную, сиротскую песню, как Макбет бросалась на грудь к поющему и начинала неистово облизывать ему лицо. Так трогала её эта песня. Теперь у меня не было ни мужа, ни собаки. Теперь у меня был только Сана, который прекрасно мог обойтись и без меня, а я без него обойтись не могла, он был мне нужен, как солнце.
Чтобы как-то поднять себе настроение, мы отправились с Саной в соседний городок. Посидели в ресторане. Когда Сана выпьет что-нибудь покрепче, то за руль сажусь я, но я очень не люблю водить машину. Домой мы вернулись, когда закат был в самом разгаре. Золотые облака были щедро рассыпаны по-над горизонтом, край неба был розовым, как клубника в молоке. Я постояла в саду, дождалась, пока солнце не скроется за горизонтом, потом пошла в дом. Сана одетый уснул на диване в гостиной, я пошла в нашу спаленку, почитала и уснула.
Дождь
А на следующий день начался дождь. Дождь с большой буквы, потому что он шел десять дней, не переставая. Сана не любит дождь. Он из той страны, где всегда хорошая погода. Мы с Саной оказались, как на необитаемом острове. Дождь заставил нас закрыться дома и сидеть, не высовывая носа. Сначала мы занимались сексом, потом и это надоело. Мы сидели у камина, Сана подбрасывал дрова, а я лежала на диване и читала .Сана любит музыку. В его ноутбуке звучал его любимый Брайан Адамс. " Heaven". Звук дождя смешивался с песней, и от этого было грустно. Я не чувствую музыку, у меня почти нет слуха, я не умею петь, я просто люблю отдельные песни. Эта песня мне нравилась. Вообще мне нравилось все, что нравилось Сане, потому что я любила его. За окнами темными ветками трепетал на ветру , насквозь промокший, сад. Куда-то делись птицы. Что они делают во время дождя, где прячутся ? Сана стал раздражительным. Он ненавидит любое ограничение его свободы, и он не может подолгу общаться с одним и тем же человеком, в данном случае со мной. Он взял бутылку виски и спрятался от меня и дождя в ,так называемом, кабинете. Я оставила его в покое. Только иногда звала в гостиную, то пообедать, то поужинать. Запасы продуктов в холодильнике уже подходили к концу, когда дождь наконец закончился. Конечно, можно было и во время дождя съездить в магазин, но это бы разрушило иллюзию необитаемого острова. Мы поехали за продуктами, только когда кончился дождь. День был ясный, солнечный и даже жаркий. Через три часа все высохло так, как будто и не было дождя. Заполнили холодильник новыми запасами . Вечером Сана уехал в Москву и я осталась одна.
Одиночество
Одиночество – это сильная вещь. Оно может убить человека, может изуродовать, но может исцелить и возвеличить . В молодости одиночество было для меня пыткой, такой же ,как для японки маленькие туфельки, но вот нога изуродована, и японка может ходить только в этих крошечных туфельках. Так и мне , постепенно, одиночество стало необходимо. Я перестала от него страдать. Но я страдала от того, что боялась потерять Сану. В мою голову приходили самые ужасные мысли. Я представляла, как он изменяет мне. Эти мучительные миражи терзали мое сердце. Я начала плакать по вечерам. Он звонил мне каждый день, но всего один раз, ближе к вечеру. Я ждала этих звонков и только после звонка я засыпала. Но и ночью моя душа не знала покоя. Мне снились тревожные сны. Сны были разные, но суть их была одинакова. Я в них теряла Сану. Я пыталась догнать его , но он всегда куда-то исчезал. То уходил за угол дома, то пропадал за деревьями в лесу, то просто выходил в дверь. Я пыталась догнать его и не могла. Сны были тяжелые. Я рассказывала о них ему по телефону, но он говорил, что все это глупости, что это всего лишь сны, и не надо придавать им значение. Днем я занималась садом и домом, это отвлекало меня. Иногда я шила. Я люблю шить. Могу сшить себе что-нибудь из одежды. У меня был красивый белый хлопок с вышивкой на нем. Вышивка белыми нитками на белом же хлопке. Я сшила из него себе курточку с капюшоном. Получилось неплохо. Я знала, что Сана похвалит меня за это. Ему нравилось когда я занималась делами, свойственными женщине, домохозяйке.
Когда Сана отсутствовал , может быть от тоски, меня всегда тянуло в погреб, в ту самую , тайную комнатку. И в это его отсутствие, я не удержалась и спустилась туда. В комнатке все было по-прежнему. Подпорки надежно держали низкий потолок. Я села на скамеечку, прислонилась спиной к дощатой обшивке стенки. На мне было льняное, бежевое платье, очень простое, почти балахон. На ногах были кожаные сандалии. Я опять почувствовала привычное покалывание в районе пульса, опять в голову проник густой, теплый туман, и я уснула…или не уснула.
Сон
Я оказалась в густом кустарнике, который рос возле грунтовой дороги, которая была больше похожа на широкую тропу. По дороге мимо меня шли люди. Они не замечали меня. Кустарник был густой. Люди, мне показались измученными и худыми. В основном это были мужчины, но изредка встречались и женщины. Одеты они были в лохмотья. На ногах у некоторых было что-то вроде кожаных носков, но большей частью они были босы. В руках у некоторых были косы или просто палки с железным наконечником, в виде небольшого ,заостренного конуса. У многих на лбу был нарисован крест, у кого красноватой глиной, у кого сажей. У некоторых крест был нарисован на их грубых балахонах. Мимо меня проехали два всадника. Одеты они были гораздо лучше остальных. Крест из черной ткани был нашит на их короткие плащи-накидки. Уже отъехав на расстояние шести – восьми метров, один из всадников неожиданно обернулся и увидел меня, потом он что – то сказал своему товарищу и они , повернув коней, подъехали ко мне. Всадник в серовато-синем плаще обратился ко мне на языке, отдаленно напоминающем английский. Однако понять его я не смогла. Страх сковал мое тело и язык. Я была очень напугана. После долгих объяснений, я поняла, что он предлагает мне сесть на лошадь, позади него. Я не рискнула отказаться и с трудом забралась на лошадь. Седла не было, сидеть было крайне неудобно, приходилось держаться за всадника, от которого исходил острый запах пота и немытого тела. Вскоре всадники остановились и спешились. Я с радостью спустилась на землю и долго разминала ,затекшие от неудобного сидения, ноги. Всадники внимательно разглядывали меня. Но в их любопытстве не чувствовалось угрозы. Они разглядывали меня, как дети разглядывают незнакомое насекомое или бабочку. Вскоре один из них собрав хворосту зажег костер, перед этим он очень долго стучал темным камнем об более светлый. Я поняла, что добывание огня было для него делом хоть и привычным, но все -таки трудоемким. Другой всадник в это время собирал какую– то траву неподалеку. Затем зачерпнув воды из небольшой , луговой лужи , они установили горшок над огнем. Впрочем вода в луже была чистая. Потом каждый из них достал из своей холщовой сумки по большому черному сухарю и по горсти какой-то непонятной крупы или зерна. Все это ссыпалось в горшок. Туда же была отправлена трава , собранная одним из всадников. Для простоты я назвала их для себя Синий и Коричневый, по цвету плащей. Трава была похожа на щавель, а может это и был щавель, я не знаю. Вскоре вода закипела и Синий помешал тростинкой это странное варево. Когда еда , по их мнению, была готова, они сняли горшок с огня и поставили его остывать. Потом они с аппетитом поели эту похлебку. Ели большими деревянными ложками. Предложили и мне. Хоть мне есть совсем не хотелось, я ,чтобы их не обидеть, съела пару ложек. Еда была удивительно невкусной, что – то кислое и странное. Потом они начали выяснять, как меня зовут, я назвала свое имя, они радостно заулыбались, значит имя мое им понравилось. Потом они назвали себя. Синий оказался Милон , а Коричневый – Ги. Потом , неожиданно для меня , Милон взял остывающий уголек и нарисовал мне крест на лбу и на моем платье, спереди. Если честно, то я уже начала догадываться кто все эти люди, которые продолжали идти мимо нас по дороге. Их объединял именно этот нарисованный крест. Они были христиане, это было понятно и потому, что время от времени они, обратив лица в одну сторону и воздев, сложенные руки, молились. Так же поступали и мои новые знакомые. Я тоже молилась вместе с ними. Мне это было несложно делать, потому что я тоже христианка и к тому же в этот момент особенно нуждалась в Божьей защите. Когда наступила ночь, мы легли спать возле костра, лошади паслись неподалеку. Возможно моя молитва возымела действие, потому что никто не домогался меня, чего я очень боялась. От усталости я уснула…, а проснулась уже в собственном погребе. Я поднялась наверх, на всякий случай проверила число в мобильнике. Я пробыла в погребе три дня. На мобильнике было три пропущенных звонка от Саны. Он очень не любил, когда я звонила ему сама, но я позвонила, он сказал, что уже выехал из Москвы и скоро будет дома. Я отправилась в ванную. Засунула платье и белье в стиральную машину, Взглянула на себя в зеркало. На лбу у меня был крест, нарисованный углем. Ноги и руки у меня были грязные, я долго стояла под струями теплой воды, затем помыла голову шампунем с запахом моря, Сана любил этот запах. Выйдя из ванной , я почувствовала, что я очень голодна. Достала из морозильника готовые телячьи котлеты, поставила их жарить. Отварила спагетти, приготовила салат из молодой капусты с яблоком. . Когда ужин был почти готов, приехал Сана. Он меня ни о чем не стал спрашивать, просто ел и ждал, когда я сама ему все расскажу и объясню, почему я не отвечала на звонки. Я ему все подробно рассказала после ужина. Как ни странно, он отреагировал очень спокойно, только выразил недовольство по поводу того, что я опять спускалась в погреб . Перед сном мы слушали игру на гитаре какого-то латиноамериканца. Эта музыка убаюкала меня и я крепко уснула после нежного секса с Саной.