Огорчению не было предела. Только вся запыхалась и поранила о какую-то корягу палец на ноге. Пришлось брести назад, к озеру. Хорошо, что его удалось снова найти, не то, осталась бы в одном белье на просторах нашей Родины. А так, худо-бедно, но оделась и обулась. О чем это я? Совсем даже не бедно, скорее богато оделась. Только вокруг были одни деревья и кустарники, а им эти мои шмотки были безразличны.
– Господи! Когда до людей-то доберусь?
Но вздыхать было бесполезно. Следовало снова трогаться в путь. Что я и сделала. Выбралась из лесочка, забралась на насыпь дороги и пошла в прежнюю сторону. Шла долго. Так, что солнце начало клониться к горизонту. А за это время прошел еще поезд. Только не в мою сторону, а другую. Поэтому я и не смогла увидеть никаких табличек с названием пункта следования. Ведь, если они и были, то, скорее всего, с другой стороны, не с той, где я стояла, открыв рот и моргая глазами, не поспевая отслеживать вагоны. Вот как быстро мчался поезд.
Должна признаться, что все это меня еще больше огорчило. Думала, сильнее расстраиваться из-за моего бедственного положения было невозможно. Оказалось, что нет, еще как возможно. А тут ко всему прочему сильно захотелось есть. И пить хотелось снова. Только чуть меньше, чем есть. Поэтому принялась вздыхать все глубже, а спотыкаться о выпирающие камни все чаще. Потому уже по сторонам почти перестала смотреть. Уставилась тупо себе под ноги, и брела, заложив руки в карманы джинсов.
Я так увлеклась рассматриванием грунта под мысками кроссовок, что не заметила, как насыпь по бокам дороги стала более пологой. А потом, и вовсе, сравнялось все. Как если бы, рельсы проложили не на возвышении, а в ровном поле. Только с одной стороны очень близко к шпалам подступал лес. Всего-то метрах в десяти или пятнадцати высились темные ели. Из этой чащи выбегала дорога. Нет, не дорога, скорее, тропа, но здорово утоптанная. Она прямиком упиралась в настил из досок между рельсами, перебиралась на ту сторону и бежала дальше, змеясь, через широкое поле.
Больше всего меня поразил вид досок. Ощущение было таким, как будто я неделю или больше прожила на необитаемом острове, и вот, ко мне на берег выбросило сундук, или, допустим, надувной плот и даже с веслом. Сердце заколотилось в груди, как бешеное, даже дышать стало трудно. А все от ожидания скорого спасения, никак не меньше.
Саму тропинку через рельсы я легко могла бы и не заметить, так понуро брела и так сильно тоска и чувство, близкое к отчаянию, давило на мое сознание, что оно во мне чуть теплилось. Запросто могла бы пройти мимо, баюкая тяжелые мысли. Но все случилось так, как случилось. Я очнулась, встряхнулась, приободрилась и почувствовала прилив возбуждения, а с ним и добавку к силам, совсем, было, иссякнувшим. Причем не только к моральным, но и к физическим. Именно поэтому, когда запрыгнула на дощатый настил и начала на нем пританцовывать, выглядела бодро и жизнерадостно. А как только начала осматриваться по сторонам, так и заметила его, того парня, что присел на корточки под елью, ближней к железнодорожным путям.
От его вида у меня перехватило дыхание. И еще, ноги точно приросли к месту. А все мое состояние тогда было сродни окаменелости. И стояла я столбом посреди железнодорожного полотна. Хорошо, что поезда в том месте ходили совсем редко, не то, быть бы несчастному случаю, и не успеть бы мне, порадоваться, что встретила, наконец, человеческое существо.
И так, я стояла и понемногу приходила в себя. Молча, хотя в какой-то момент хотелось вопить и визжать, только отчего-то не получилось. А как во мне снова затеплилась жизнь, так и стала присматриваться к тому парню и прислушиваться к окружающим звукам. А что это он там делал? А парень копался с велосипедом. Да, именно этот агрегат был прислонен к стволу ели, и именно над его передним колесом колдовал парень. Чинил или еще что, но в мою сторону не смотрел.
Мне это странным отчего-то не показалось. Как будто все было вполне естественным. А может, то место и не было таким безлюдным? Может, по той тропе сновали сотни прохожих в разных направлениях, и только в тот момент все куда-то запропастились? Главное для меня было тогда другое. Я встретила себе подобного. Что толку встретить многих в бедственный момент, когда уже один мог тебе помочь? Так ведь, я его и встретила! В этом было дело. А мои рассуждения вообще получались тогда с больной головы, оттого и мало чему придавала значение. Ну, не обращал парень на меня внимание, хоть я и нарезала, как могла, вокруг него круги. Ну, было место каким-то нехоженым. Так ведь, это, может, только на первый взгляд.
– Извините! – Решилась, наконец, к нему обратиться, правда, после того, как раза три откашлялась.
Он поднял, было, руку в мою сторону с зажатой в ней какой-то чумазой тряпкой. Как если бы хотел сказать, подожди, мол, не до тебя в данный момент. А слов от него я никаких не услышала, он продолжал молчать и копаться с велосипедом. Я тоже постаралась набраться терпения, хоть и очень хотелось не то, что спросить его, как пройти к ближайшему городу или, на худой конец, к деревне, а вцепиться в него мертвой хваткой и не отпускать, пока не вывел бы к населенному пункту.
– Ты кто? – Наконец, соизволил оторваться от своего занятия.
Он разогнулся и повернулся в мою сторону. Надо сказать, что очень вовремя, так как терпение мое уже совсем подошло к концу. Не знала, что стала бы делать, но подозревала, что ему те действия могли не понравиться, раз вежливость моя закончилась бы вместе с терпением. Только вот оно, соизволил-таки, заметить мое присутствие и желание задать вопрос. Да еще и опередил меня, выдвинув свой.
– Лара. – Сообщила ему, и глазом не моргнув.
Почему именно это имя назвала, не знала. Просто так получилось, захотелось или еще что, но сказала и все. А что? Хорошее имя, оно мне нравилось. Не таращить же было на него глаза, и не покрываться пятнами от незнания ответа на такой простой вопрос. А так, все получилось вполне естественно: он спросил, а я ответила. Что могло быть проще?
– Нет. Я не хотел знакомиться. Спросил, как здесь оказалась?
– А, ведь, есть разница, однако. Тогда бы так и спрашивал.
– Конечно. Так как ты здесь очутилась?
– Шла, шла, и пришла. Ногами, одним словом.
– Странно!
– Что здесь такого? Неужели, ты каждую встречную девушку стал бы об этом спрашивать? – Мне отчего-то расхотелось посвящать его в подробности моего состояния, решила просто узнать, как пройти к ближайшему населенному пункту.
– И много ты здесь девушек видишь? И говор у тебя не наш! А недавно еще сообщение было, что из колонии сбежала группа заключенных. А ну, говори, кто такая и какими судьбами оказалась здесь?
– Ничего себе! Так, то заключенные, а то я… – Так получилось, что спрашивать его мне моментально расхотелось и, вообще, лучше бы было дальше пройти, глядишь, и сама встретила бы, какой поселок. – А я-то причем? Сравнил, тоже! Я и какие-то уголовники…
Это все ему сказала, а сама чуть не обомлела, неужели, могло так случиться, что я была беглой каторжницей. Ни за что бы, не поверила. Нет, это было не про меня, определенно. Хоть вспомнить пока про свое прошлое и не получалось, но уверена была, что оно у меня светлое.
– Ты посмотри на меня. Много ты таких беглых видал? Прямо, вот так, они и разгуливают у вас тут, все в итальянском прикиде?
– Что верно, то верно, выглядишь ты для «наших» мест непривычно. Точно с глянцевого журнала, какого, к нам шагнула. Опять же, говор… В гости, что ли, к кому приехала?
– Приехала! И что?! – Решила, что лучшая защита была нападением, поэтому и употребила вызывающий тон. – Тебе какое дело?! Знакомиться он не собирался, а глупости спрашивать… это он запросто… это пожалуйте! Сам-то ты кто? Может, ты сам и есть беглый… этот… заключенный?
Сказала и обомлела. А вдруг и, впрямь, какой неблагонадежный? А я с ним стояла и говорила, да еще одна на пустынной тропе. Черт, знал, что такое! Вон, и велосипед у него какой-то допотопный. Не знала даже, что такие еще существовали на свете. А может, тот был и не его вовсе… может, он его у кого украл? Подумала об этом, и сразу почувствовала, как начала покрываться вся мурашками.
– Скажешь, тоже!.. Да, меня здесь каждый знает. Я, Сашка. Сашка-пасечник! Ты к кому приехала-то?
– Не скажу, теперь. Вышел ты у меня из доверия, Сашка-пасечник! Встретил меня очень «ласково», поэтому не стану с тобой говорить теперь. Прощай, пойду я.
– А я и сам знаю к кому ты приехала. Можешь не говорить.
– Откуда? У меня что, на лбу написано? – Особо спешить и убегать от него, на мой взгляд, все же, не стоило, поэтому медлила с уходом.
– Нет. – Он заулыбался во весь рот и чуть сдвинул выцветшую, когда-то бывшую синей, бейсболку чуть вверх, и теперь стало возможным увидеть его лицо целиком, а не только нос и рот. – Мать говорила, что к тетке Нюре должна внучка приехать. То ли из Питера, то ли из Москвы…
– Из Москвы. – Выпалила я, не задумываясь, очень надеясь, что попала в точку, и он, этот пасечник, перестанет меня подозревать и приставать с каверзными вопросами. – Все?! Тогда, я пошла.
Теперь уже, мне казалось, можно было развернуться и продолжить движение по шпалам.
– И куда ты направляешься? Тебе, разве, не сказали, что у нас здесь бродить по ночам не безопасно? Места глухие, зверья всякого полно… опять же, о беглых слух прошел. А ты идешь в сторону от поселка, не к нему, вовсе…
– Как не к нему? А куда? – Закрутила я головой и в одну сторону рельс и в другую. – Мне казалось, что правильно иду.
– Не, а. Ошибаешься. – Он чему-то радовался, вот дуралей.
– Хорошо, что сказал. Спасибо. Значит, мне туда. – Указала в ту сторону, откуда и пришла. – А там что? В другой стороне?
– Ничего. Нет, если пару-тройку суток топать станешь, то там будет маленький хутор. А больше ничего. У нас здесь, знаешь ли, простор! Налево пойдешь и направо пойдешь, все равно, ничего не найдешь. – Ему пришла охота веселиться, а мне, хоть плачь.
– А если пойти по этой тропе? – Указала на стежку через поле с разнотравьем. – Там что?
– Можно. Тоже до села дойдешь. К своей бабушке попадешь. Но по шпалам быстрее. По ним только ночь идти. А через поле намного дольше.
– Как ночь? Я не могу ночь!
– Пожалуй, что так. – Почесал он затылок, и от этого его бейсболка снова съехала ему на глаза. – Так зачем же ты так далеко от села ушла?
Поневоле стала к нему присматриваться. Он что, издевался? Эти его ухмылки и смешки! Может, парень мне врал? Что с него станется? С виду, совсем молодой, лет двадцать, максимум двадцать два. Я посчитала его, где-то, своим ровесником. Это по лицу, вернее, по тому, что видела из-под козырька его кепки, а много чего рассмотреть, никак не удавалось. Телосложение тоже оставалось загадкой. Все из-за безразмерно большой одежды. На нем были широченные штаны и видавший виды пиджак, одетый на голое тело. Ничего нельзя было увидеть определенного.
– Послушай, Саша! А сам ты куда сейчас? Не в село ли? Что если меня бы подвез? – Кивнула в сторону прислоненного к ели его колесного средства передвижения.
– Не, а. Мне не туда. – Продолжал он радоваться.
– А ты не мог бы одолжить мне свой велосипед? Я бы так скорее добралась до дома. Потом бы непременно тебе его вернула. Клянусь!
– Не, а. Не выйдет.
Что же его так разбирало на ухмылки? Я чувствовала, что начинала на него сердиться. Хотя, спрашивалось, с чего бы? Кто я ему? Впервые видел, и только. Назвалась внучкой неведомой Нюры, которую и в глаза не видела. А он поверил. Или нет? Тоже вопрос.
– Жалко? Или не доверяешь?
– Почему? Велосипед доброго слова не стоит. Да и тебе здесь деться особо и некуда: на многие километры ни одного населенного пункта. И вообще, у нас здесь все проще, чем у вас в Москве. А не дам оттого, что он сломан. Сама посмотри. Когда ты ко мне подошла, я что делал?
– Что-то там с ним ковырялся.
– Не что-то там, а пытался чинить. Только ничего не получилось. Придется на пасеку возвращаться.
– На пасеку? Это куда?
– Туда. – Махнул рукой в сторону леса, куда устремлялся другой видимый отрезок тропинки.
Я проследила за его взмахом и тогда заметила, как стало быстро темнеть. Ельник стоял уже совсем черный и мрачный, не то, что поле, там еще было вполне симпатично в лучах заходящего солнца.
– Да?! – Произнесла я в задумчивости, но уже подозревала, что была близка к полной растерянности. – Что же мне делать?
– Это вопрос! – Он стал с усердием чесать себя за ухом, да так, что, казалось, совсем про меня забыл.
– Наверное, скоро стемнеет? И тогда я совсем могу потеряться. У тебя что, вовсе нет чувства сострадания?
– Нет, сострадание есть. Но идти с тобой в село, на ночь глядя, мне не светит. Ты же на это намекаешь?
– На это. А какие еще могут быть варианты? Мне же надо добраться до жилья! Что же еще остается делать?
– Это вопрос! – Сашка перекинулся на другое ухо, не иначе, как чесотка образовалась у парня.
– Я бы пошла по шпалам. – В задумчивости проговорила сама себе. – Так и быстрее и не так страшно, все же транспортный участок. Но там какие-то звери копошились в кустах. У вас медведи водятся? Мне показалось, что звери были крупные.
– Водятся, должны водиться, как без них. Но это, скорее всего, были кабаны. Они последнее время стали часто у полотна бродить.
– А кабаны опасны для человека?
– Для тебя все опасны, если на то пошло. А еще одета ты слишком легко: джинсы все в дырках и футболка совсем тонкая. Замерзнешь, одним словом. Нельзя тебе в таком виде и одной бродить ночью, хоть и по шпалам.
– Но выхода же нет?!
– А еще могут повстречаться лихие люди. Про них забыла?
– Откуда, если кругом одни звери и просторы? А, беглые, что ли?
– Не что ли, а беглые!
– Ладно, ладно, запугал уже. Что дальше? Я не круглая дура, соображаю, куда ты клонишь…
– Надо больно! С самого начала было понятно, что мне придется тебя к себе на пасеку приглашать. Только, возни потом с тобой, не оберешься. Вот я и пытался еще подумать, куда тебя деть.
– Надумал? Так выходит, что мне уже все равно, куда идти. Ночевать-то где-то надо. Я поэтому согласна, веди на пасеку, на свою.
– Согласна она! – Забурчал он недовольно. – А со мной как быть? А мне оно надо?! Что потом люди скажут?
– В смысле?
– Бабка твоя… да и мать моя… Начнут потом вязаться! И так, прохода нет…
– Ты о чем? Смотри, солнце садится, а мы все здесь стоим, время тратим. До твоего жилья, или что там у тебя есть, далеко еще идти?
– Близко. Не больше часа.
– Час?! Ничего себе! А мы все стоим?! Пошли быстрее, по дороге бурчать будешь. А я в темноте ходить не умею, мне фонари нужны, городская я девушка, к лунному свету не привыкла.
Время отсчитывать по звездам тоже не умела. Сколько мы с ним брели до его старушки-избушки понятия не имела. Только к концу пути основательно выдохлась и стала совсем уже часто спотыкаться. А ему было, хоть бы хны. Катил рядом с собой свой допотопный велосипед и вышагивал своими длинными ногами. Раз, два! Раз, два! И все в быстром темпе и ни разу даже не споткнулся. Не то, что я: все кочки, корешки и коряги собрала мысами кроссовок.
– Вот мы и пришли. Будь, как дома, одним словом. – Сашка прислонил велосипед к какой-то серой, почти невидимой в темноте, бревенчатой стене и поднялся по скрипучим ступеням на крыльцо. – Под ноги смотри, тут доски неровные и порог выступает. Не то, лоб можно расшибить. Или подожди меня. Я сейчас зажгу керосинку и тебе посвечу.
– Как керосинку? А где электричество? – От усталости я еле языком ворочала, совсем он меня загнал.
– Издеваешься?! Кто же сюда провода потянет? Только керосинка.
– А в избе у тебя прохладно. Или это я озябла?
– Когда успела? Мы же в движении были? Я думал, тебе от ходьбы жарко станет. А в избе есть печь, но не топить же ее летом?
– Мне от ходьбы твоей ногу натерло, и еще устала, что только лечь и заснуть и хочу. Но ночью у вас тут сыро и холодно, а я в тонкой кофточке. Так что, ничего мне не жарко, а вовсе наоборот. Тебе что, дров жалко? Вон, сколько их вокруг стоит!