— Не вопрос, - Николаев поднялся и пожал руки всем остальным.
- - -
Дарья первым делом потребовала зайти в самый крупный компьютерный магазин, и уже через двадцать минут звонила Марии, чтобы та ждала курьеров с покупками. Затем повлекла Николаева в торговый центр. Он не успевал следить – Дарья быстро вела его в очередной отдел или магазин, указывала, что покупать. Рюкзак за спиной Николаева быстро наполнялся. Впрочем, через полчаса шоппинг закончился.
— Ужас, ножки устали! - Дарья вовсе не выглядела уставшей, наоборот – бодрой и довольной. - Идём, пообедаем!
— Есть идеи, где?
— Нет! Сейчас по улице пройдёмся, будут. Мы же не торопимся?
— Два часа точно есть, - подтвердил Николаев. - Потом, может быть, Жора позвонит.
- - -
В ресторане он смотрел на Дарью, с серьёзным видом читающую какую-то инструкцию – и пытался представить, каково это – пережить двести одиннадцать концов света, и каждый раз возвращаться всё в то же тело, которому не так давно исполнилось десять лет. Идёт время, взрослеешь, но только умом – тело остаётся прежним. Понятно, что никакой личной жизни, откуда ей быть. Глаза, подумал Николаев. Глаза говорят, сколько на самом деле ей лет. Понятно, почему она спит в обнимку с Винни-Пухом незадолго и сразу после конца света. Понятно, почему Жора с той же целью пьёт неимоверное количество пива и слушает музыку, а Валерий со Степаном смотрят боевики. У меня всего два конца света за спиной, и то кажется, что уже нет сил вытерпеть ещё один. А сколько их видели «старики»?
— Сон, - Дарья не смотрела на него, листала страницы. - Я каждый раз говорила, что это сон, плохой сон. Просила Винни, чтобы он принёс хорошие сны. И он приносит, - она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Чёрт, подумал Николаев, она даже старше, чем я думал. У неё не только отняли жизнь, у неё и детство отобрали, и все его радости. А она что такого натворила? Каталась с горки в неположенном месте?
— Дядя Серёжа, - Дарья протянула руку и положила свою ладонь поверх её. - Не расстраивайся, ладно? Мы выберемся отсюда. Туда, где можно просто жить, как все, где не будет конца света. Веришь?
— Нет, - произнести это было нелегко. - Пока ещё нет, - уточнил он.
— Мы поможем, - она пристально смотрела в его глаза. - Мы ведь для этого здесь. Помогать друг другу, помогать всем. Здесь никто не сможет один. Это кажется, что сможешь. Маша думала, что сможет. Жора думал, что сможет. А ты сразу знал, что нужны другие люди, и ты им нужен, поэтому тебя нашли в первый же раз. И меня, - она отложила бумаги и вдруг изменилась лицом. - Баба Тоня! - прошептала она. - Дядя Серёжа! Смотри! Баба Тоня! Я рассказывала о ней! Вон она, по улице идёт!
Дарья сорвалась с места, и выбежала на улицу. Николаев поймал официанта, сунул ему в руку первую попавшуюся купюру и крикнул «Мы сейчас вернёмся!». Он выбежал, и увидел, что Дарья стоит и держит за руку улыбающуюся старушку – сухонькую, тощую, но очень даже бодрую. Он медленно подошёл поближе.
— Баба Тоня! - Дарья смотрела в её глаза. - Вы меня не помните, да? Я Даша! Вы из больницы меня забрали, к себе!
— Прости, милая, - старушка растерялась. - Прости, не помню. Вот лицо твоё помню, да. Неужели мы встречались?
— Встречались! Простите, я не успела сказать вам тогда спасибо! Я не знала!
Бабушку как током ударило – вздрогнула, и, Николаеву показалось, чуть не упала. Но только показалось.
— Дашенька, - старушка погладила Дарью по голове. - Господи, а я думала, это страшный сон. Помню, помню, милая, ты ушла на рынок, я тебя отправила, на погибель, а ты вернулась...
— Нет, баба Тоня, не вы! Вы не виноваты! - прохожие оглядывались, но ни Дарье, ни Николаеву, ни старушке не было до этого никакого дела. - Ведь я вернулась, да? Вернулась, вы дождались меня, и всё было хорошо!
— Дождалась, - баба Тоня обняла её. - Прости меня, голубушка, всё думала, что потеряла тебя. У тебя всё хорошо?
— Да! Вот мой папа! - и Дарья схватила Николаева за руку. - Баба Тоня, не плачьте, пожалуйста!
— Уже не плачу, - баба Тоня вытерла глаза платком и улыбнулась. - Дай вам бог счастья, - она перекрестилась, улыбаясь Николаеву и глядя ему в глаза. - Берегите её!
— Обязательно, баба Тоня, - кивнул Николаев.
Баба Тоня исчезла. Так, как исчезли Дарья Васильева и Елена. И никто не обратил на это внимания – никто, кроме Николаева с Дарьей. Николаева вновь подвели ноги – но сумел не упасть, а просто присесть. Дарья обняла его и прижала к себе. И на какой-то момент ему показалось, что и она протаивает, становится зыбкой и пропадает. И ему стало страшно.
И почти сразу же пришла мысль: если это произойдёт, живи долго, счастливо, пусть всё в твоей жизни сбудется. Мелькнуло одной яркой молнией, и стало спокойно. Николаев открыл глаза – Дарья так и стояла, обнимая его, и все прохожие, что шли мимо них, улыбались им.
— Дядя Серёжа, - прошептала Дарья. - Заплати, пожалуйста, и идём со мной. Хорошо? Нет, - она поймала его за руку. - Идём вместе, не отпущу.
Он забрал её бумаги со стола, её и свой рюкзаки и они пошли. Официант долго провожал их взглядом, не веря своим глазам. Сдачу не взяли – словно не заметили. У официанта мелькнула мысль, что посетитель и не заметил, что вручил пятитысячную купюру за обед стоимостью в полторы. К которому они так и не притронулись.
- - -
Они сидели в центральном парке. Николаев знал, что Дарья обожает аттракционы, но сейчас они просто сидели на скамейке, смотрели на довольных и улыбающихся людей вокруг и ели мороженое.
Николаев необычно себя чувствовал – иногда наплывало странное ощущение – тепло во всём теле и спокойствие. Хотелось петь, плясать, вообще веселиться просто так. Тепло проходило, а радость оставалась. Дарья иногда прикрывала глаза, улыбаясь, и открывала вновь. И сидела молча.
— Чувствуешь, да? - спросила она, когда очередная волна схлынула. - Тепло, и радоваться хочется. Это она. Это баба Тоня.
— Прости? - Николаев почесал затылок.
— Я отпустила её. Она здесь была из-за меня, я теперь знаю. В этот раз из-за меня. А я отпустила её, поэтому это тепло. Я у ресторана первый раз почувствовала.
— Приятно, - признал Николаев. - И такое спокойствие.
Дарья покивала.
— Маша говорит, это любовь, - Дарья отчётливо покраснела, отвела взгляд. - Когда тебя любят, остаётся такое вот тепло. Дядя Миша так же говорил, он свою Глафиру видел несколько раз. Наверное, не всё успевали сказать друг другу. Дядя Серёжа? Всё в порядке?
— Всё, - Николаев улыбнулся. - Там, когда исчезли Лена и Даша, я чувствовал... теперь понятно.
— Они любят вас, я это сразу увидела! Ой... Скоро четыре, - Дарья вздохнула. - А мне можно с вами всеми поездить?
— Конечно, - заверил Николаев. - Если тряски не боишься.
- - -
— Не думала, что ты драться умеешь, - покачала головой Мария после того, как Николаев рассказал про свой первый раз в подробностях. Вечер был чудным и тёплым, что сидеть дома? Они вышли погулять в парк. - Хотя, если бы не умел, ты бы и первого раза не пережил. А я вот чудом спасалась первые пять раз. Случайно, можно сказать. Ну диски, да, но всё равно! Когда птички на тебя отовсюду летят, или зубастики ломятся, или эти, которые после сеятеля вырастают, только успевай отмахиваться, а руки не железные. Я всё думала, удастся их всех сжечь, но больно много их было. Даша?
— Я здесь, - Дарья подбежала к их скамейке. - А вы опять про конец света! Неужели других тем нет?
— Сергей спрашивал, как мы узнаём, какой именно конец света будет, - пояснила Мария. - Я сама не очень врубаюсь, как. Федя передал, что будет или «Рассвет мертвецов», как у Сергея в первый раз, или «Сеятель». Пока нет уверенности, что из этого. Камеры слежения, значит. Даша, это тебе работа! Слышала, да? Нужно поискать, как этими камерами можно на расстоянии управлять. Ты у нас пока по компьютерам самая умная!
— Завтра, - решительно заявила Дарья. - А сейчас мы идём в магазин за диском, и смотрим кино! Доброе! Хватит уже об ужасах!
- - -
— Сергей, - Мария потрогала его за плечо, когда Николаев замер у подъезда. - Что такое?
— Я где-то слышал этот голос, - Николаев указал – у соседнего подъезда, на скамейке, сидел, скорчившись, мужчина – на вид, пьяный вдрызг, и что-то не то стонал, не то пел, не понять. - Минутку.
Он узнал его, едва подошёл ближе. Трудно было не узнать – колоритное лицо – круглое, как блин, залихватски надетая кепка. Тот самый шофёр, любитель говорить по мобильнику.
— Приятель, - Николаев осторожно прикоснулся к его плечу. - Бросай пить, не поможет.
Того как током ударило. Он поднял взгляд – да, разит перегаром, но на пьяного не похож. Всего доля секунды, и Николаев понял, что его узнали. Парень перепугался насмерть, и зрелище было жалким.
— Вставай, - Николаев помог ему подняться. Похоже, парень ждал, что ему сейчас крепко дадут в бубен, или ещё куда. - Не сиди здесь, не пей. Лучше не станет.
— В-в-вы... - Парень сглотнул. - Я тогда...
— Знаю, - Николаев усмехнулся. - Если выживешь, никогда в руки не возьмёшь мобильника, если в машине.
Парень энергично кивнул.
— Если ты жив ещё, возвращайся, - Николаев протянул руку. - Что случилось, то случилось, уже не вернуть. И не пей больше, не поможет.
Парень неуверенно принял руку.
— Прощаю, - Николаев крепко её пожал. - Прощай.
Он отвернулся и зашагал к своим. В спину толкнул порыв холодного ветра. Николаев оглянулся – парня не было.
И снова накатило, но не тепло – жар. Болезненный, как лихорадка. От него закружилась голова, но вскоре всё прошло. И – спокойствие. Другое – но спокойствие.
Мария и Дарья подошли к нему, взяли за руки.
— Молчи, - Мария поцеловала его в щёку. - Не объясняй, мы всё видели. Ты молодец. Идём, уже прохладно.
- - -
— Мы с ней погуляем, - Мария появилась в спальне в одиннадцать вечера, и принялась переодеваться в джинсы и майку. - Здесь недалеко, и заведение приличное, не беспокойся.
— Буду, - честно признался Николаев, который сидел за столом и читал. Ему всё ещё вспоминались обе сегодняшние встречи.
Мария обняла его за плечи.
— Спасибо, - наклонилась и поцеловала. - Нам обеим нужно. Ей – особенно. Не засиживайся, хорошо?
- - -
Утро началось с яблока, и сразу стало понятно, что день будет замечательным.
Глава 22
Пикник на этот раз организовали «в глуши» – на берегу реки, в окружении леса. Музыку привезли явно классом выше, и Мария по секрету сообщила, что Степан всерьёз занялся клавишными. Оказывается, неплохой музыкант – в школе ему только обучиться, если что. А можно и не учиться – играет хорошо, с душой, не фальшивит. Дядя Миша тоже нигде не учился, а играет виртуозно.
— Глаша, - Петрович улыбнулся, когда Николаев рассказал о встрече с бабой Тоней. - Точно, тепло. Это у меня было в самый первый раз.
...Он подумал вначале, что крепко головой приложился – ну, отбросило его той машиной, но не задавило. Поднялся – всё при нём было, и сумка с покупками, и аккордеон, и трость, и губная гармошка. Да и мундир не пострадал, запылился только. Дядя Миша поднялся, недоумевая, отряхнулся, да и пошёл.
Город вроде был тот же. Однако тот, да не тот. Дома малость не те, люди другие. Ощущение другое от всего.
Паспорт Михаил Петрович всегда носит с собой, привычка. Открыл его, когда стал интересоваться, всё ли с собой. Мать честная! Фото его, а фамилия другая. Семёнов Михаил Петрович. Никогда он Семёновым не был. Вот тут Михаил Петрович и подумал, что с головой что-то стряслось. Думал, думал, а ноги сами вынесли к углу магазина, к «народным торговым рядам», где всё больше бабушки.
Сел, и заиграл. Так задумался, что сам не заметил. Сидел, играл, и только после третьей песни понял, что слушательницы молчат, и смотрят на него... в общем, с обожанием.
— Вот спасибо, - самая старая из них подошла и расцеловала. - Никогда такой игры не слышала. Звать-то как? Лицо вроде знакомое, а не помню тебя.
Михаил Петрович назвался – по инерции, Семёновым, чтобы, значит, с властями конфуза не было. Честно сказал, что сам не помнит, откуда здесь. Его проводили – по указанному адресу не было такого дома. Просто не было.
— Ладно, - потянула его за рукав та самая старушка, которая расцеловала, баба Лена. - Идём ко мне. Вижу, что мужик разумный, шалить не будешь. А завтра поищем что-нибудь.
Но «завтра» оказалось немного не таким, как все думали. Михаил Петрович вышел, рано поутру, к тому самому магазину, к тем самым рядам. Заиграл, тихонько, вспоминая и перебирая мелодии, прежде, чем понял, что творится что-то неправильное. Что кругом крики, беготня.
Творилось что-то несусветное. Бегали чудища, с волчьей или собачьей, чёрт их поймёт, головой, рвали на части всех, кого могли поймать. На его глазах разорвали милиционера – тот пытался отстреливаться, но пули чудищам были нипочём.
Михаил Петрович поднялся, осознавая, что это тоже бред, но, похоже, в этом бреду его самого сейчас сожрут. Встал, но так и продолжал играть «На сопках Маньчжурии» – раз было остановился, хотелось кинуться на помощь – хотя понимал, что не сдюжит, чудища были страх какими сильными. Остановился... и понял, что чудища, трое или четверо, обернулись и посмотрели на него. Как на еду посмотрели. И... пальцы сами продолжили играть, растягивать и сжимать меха. Чудища уже подбежали к нему, стояли рядом... и не видели человека, похоже.
Одна из давешних бабок сидела, забившись в угол, и крестилась, закрыв глаза. Михаил Петрович осознал, что да, чудища его отчего-то не замечают. Может, из-за музыки. Может, нет. Он подошёл поближе к тому углу, где сидела бабка и приказал:
— Отставить, баба Дуня! Ну-ка, подъём! Идём, идём!
Она не сразу открыла глаза. А потом, когда открыла, тоже обратила внимание, что их с Петровичем никто из чудищ не видит – и не трогает.
— Пока не видят, надо уходить, - пояснил Михаил Петрович. - Где у вас тут укрыться можно?
— В школе есть бомбоубежище, - указала баба Дуня, вцепившись в его локоть. По совести, это сильно мешало играть. - Ох, господи, да что же это!
— Не цепляйся, - посоветовал Петрович. - Идём.
По дороге глазастая баба Дуня увидела других своих товарок – они прятались, кто на подвальных лестницах, кто ещё где, но ясно было – и там найдут. Так и рос его небольшой отряд. Непонятно, на каком расстоянии действовала музыка, но шагов на десять точно. Бабки удивительно быстро взяли себя в руки – может, и в том тоже заслуга музыки, кто знает. А может, дело в том, что все они знали ещё, что такое война. Так или иначе, а они шли, и пара парней, которые включились в «отряд», уже делали вылазки – когда видели кого-нибудь, выбегали, хватали под руки и тащили к остальным.
Когда дошли до школы, с Михаилом Петровичем шло двадцать пять человек, из них семь тех самых вчерашних бабок.
Ключей от бомбоубежища поблизости не оказалось, а вот в школу вошли. Там никого не было – видно, кто мог, те удрали. Петрович и его отряд шли и шли, уже подыскивали комнату с дверями попрочнее, и вдруг из-за угла выбежало чудище.
Всё было бы ничего, если бы одна из девочек не завизжала. Чудище явно понимало, что рядом что-то есть. но отчего-то не видно! Оно пошло прямо к людям, и кто знает, что было бы, если бы наткнулось на них?
Петрович ударил его тростью. У трости был серебряный набалдашник, ударил прямо им. Должно быть, что-то вспомнилось про серебро. Ударил крепко, со всей силы, рискуя сломать трость. Но чудище, неожиданно для всех, рассыпалось в пыль. С первого же попадания.
— Тьфу ты, нечисть, - сплюнул Петрович. - Так, парни. Ищем, где можно закрыться. Нужны железные двери.
В итоге нашли – тир, ключи от него были брошены, видимо, уборщицами.
— Так, бабоньки, - Михаил Петрович обвёл всех взглядом. - Мы с парнями сейчас пойдём, ещё кого-нибудь найдём, кто выжил. Остальным запереться здесь и сидеть тихо! Мы постучим вот так, - изобразил, как. - Ясно?