— Допустим, — кивнул принц.
— Поэтому, если ты сделаешь нечто подобное снова, я действительно не останусь в цирке. Теперь мне придется взять с тебя обещание, что ты не тронешь никого, кто решит поступить так же, как Райс и его люди. Иначе я работать не смогу. Что скажешь?
Аркал нервно передернул плечами, из груди вновь вырвался короткий смешок.
— Дожили! Мой гость ставит мне условия и дает мне испытательный срок в моем собственном цирке.
Мальстен нахмурился.
— Мы договорились?
Бэстифар махнул рукой и кивнул.
— Бесы с тобой, Мальстен, договорились. Даю слово, что больше ни один артист, что решит покинуть труппу, не пострадает от моей руки. Надеюсь, слова тебе достаточно? Или составишь бумажный договор?
Данталли невесело усмехнулся.
— Рад, что мы поняли друг друга, Бэс.
— Рад он, — закатил глаза аркал. — Скройся, будь так добр! Если у тебя закончился поток претензий ко мне, то мне пора за эту дверь — выслушивать новый.
Мальстен нервно усмехнулся и, не ответив принцу, направился к своим покоям.
Сонный лес, Карринг
Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.
— Знаешь, когда тобой овладевают неприятные воспоминания, это сразу бросается в глаза, — улыбнулась Аэлин, обгоняя спутника.
— Просто задумался. Даже толком не помню, о чем, — тут же отозвался Мальстен, стараясь отогнать назойливые образы прошлого.
Охотница недоверчиво прищурилась.
— А это еще одна твоя характерная черта. Когда ты хочешь солгать, то отзываешься моментально и делаешь голос нарочито бодрым. А до этого можешь не произносить ни слова несколько часов к ряду, как, впрочем, это и было с последнего привала. Скажешь, я ошиблась?
Данталли тяжело вздохнул, тут же невольно усмехнувшись и подумав, что за недолгое время их знакомства, эта женщина успела довольно хорошо изучить его, умудрившись при этом толком не раскрыть себя.
— А вот теперь мысль была приятная, — оценивающе поглядев на спутника, заключила Аэлин.
— Что ж, похоже, скоро ты начнешь читать меня не хуже Теодора, — с улыбкой кивнул Мальстен. Охотница виновато отвела взгляд.
— Прости, — качнула головой она. — Я снова лезу не в свое дело, а ты, пожалуй, слишком деликатен, чтобы открыто мне на это указать.
Данталли снисходительно склонил голову.
— У меня и в мыслях не было тебе на это указывать. Я говорил вполне серьезно: ты хорошо изучила мои привычки, мне трудно от тебя что-то скрыть, — он пожал плечами, глубоко вздохнув. — Поэтому не вижу смысла это делать. Ты была права, я вспоминал один из эпизодов своего прошлого в Грате.
Аэлин поджала губы, отчего-то постеснявшись расспросить о случае, пришедшем в голову спутнику.
— Я мог бы рассказать тебе этот эпизод, но прихожу к выводу, что каждый мой рассказ о Грате, к сожалению, лишь запутывает твое представление о Бэстифаре. То, что я могу о нем поведать, все равно создаст лишь более обманчивое впечатление, чем то, которое ты сама о нем составила, встретив его в Сальди.
Охотница понимающе кивнула.
— Позволь угадать: каждому твоему рассказу о Бэстифаре находится продолжение, выставляющее его не в лучшем свете? И ты считаешь, что я начну по-настоящему ненавидеть его?
— У тебя в дальних родственниках точно не было аггрефьеров? — усмехнулся Мальстен, прищурившись.
— Нет, насколько я знаю, — Аэлин вернула своему спутнику усмешку. — То есть, я права? Ты боишься, что я возненавижу Бэстифара?
Данталли глубоко вздохнул, мгновенно посерьезнев.
— Я знаю, что ты имеешь на это полное право в свете пленения твоего отца, но, видят боги, я бы весьма этого не хотел, — отозвался он. — Вряд ли я сумею найти верные слова, чтобы объяснить, это.
— Я, пожалуй, могу это понять. Вполне объяснимо, что ты не хочешь ненависти к тому, кто тебе дорог, со стороны кого бы то ни было, — развела руками охотница.
— Это верно, да, — пожал плечами Мальстен. — Но это не всё. Знаешь, я ведь с каждым своим рассказом прихожу к выводу, что так и не сумел узнать Бэстифара. Так и не сумел понять многое из того, чем он руководствовался, как мыслил, во что верил. Тогда, в Грате временами я по-настоящему боялся его: Бэстифар бывал жестоким и непредсказуемым, его действия были стихийны и не поддавались никакой логике. Или… попросту не поддавались моей. Иногда Бэс казался мне безумным, но заглядывая в его глаза, я не видел в них безумия: Бэстифар всегда отдавал себе трезвый отчет во всем, что делал. А несколько раз я приходил в настоящий ужас, понимая, что начинаю — каким-то непостижимым, немыслимым образом — действовать и рассуждать так же. Это, пожалуй, стало одной из причин моего бегства из Малагории: я боялся стать похожим на Бэстифара. Я за многое его осуждал, многого не понимал и не хотел понимать, но при этом… при всем, что он делал и чем жертвовал, как это ни безумно звучит, по мне, он не заслуживает, чтобы его ненавидели. Проклятье, я не представляю себе, как передать это, чтобы это не звучало полным бредом!..
— Я понимаю, — улыбнулась Аэлин. — Вы и впрямь были дружны. Мне даже отчасти ясно, что при всей своей странной расстановке приоритетов Бэстифар чистосердечно заботился о тебе. Хотя постичь природу этой заботы мне, наверное, не дано.
— Как и мне. И все же я не могу сбросить со счетов все то, что Бэс для меня сделал.
— Как и все то, что он сделал с тобой. Из-за него твоя расплата чудовищна…
— Такова цена за согласие на помощь аркала, — вздохнул Мальстен, устало потерев переносицу. Аэлин поджала губы.
— Я вижу, что ты испытываешь к этому существу весьма противоречивые чувства. Ты одновременно обвиняешь его и оправдываешь, дорожишь им и опасаешься его. Ты боишься вновь встретиться с Бэстифаром, но в душе отчаянно этого хочешь. Одновременно признаешь и не принимаешь его безумие.
Мальстен нервно усмехнулся.
— Проклятье, Аэлин, ты всерьез умеешь читать мысли?
— Здесь не нужно ничего читать, Мальстен, — мягко отозвалась охотница, — мне эти чувства вполне понятны, потому что я их пережила.
Данталли прищурился.
— Неужели тебе удалось сделать такие выводы по одной только встрече с Бэстифаром в Сальди?
—Нет, — качнула головой она, — Бэстифар здесь ни при чем: все эти чувства я пережила по отношению к тебе.
— Ох… — только и сумел выдавить данталли.
— И, как видишь, с этим вполне можно жить, — неловко передернув плечами, кивнула Аэлин, заговорив нарочито бодрым голосом. — Так что можешь не бояться рассказывать мне о Бэстифаре. Даю слово, я сделаю все, чтобы по-настоящему его не возненавидеть.
Крон, Сельбрун
Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.
Киллиан вошел в комнату, отведенную для них с наставником, и застал Бенедикта сидящим на койке у небольшого окна и глядящим на сгущающиеся над Сельбруном сумерки. По подоконнику с важным видом, то и дело взмахивая перепончатыми крыльями, из стороны в сторону расхаживала эревальна.
Едва успев улыбнуться при виде деловитого существа, Киллиан тут же посерьезнел, неведомым шестым чувством уловив подавленное состояние своего наставника, не потрудившегося даже обернуться в сторону молодого жреца, когда тот вошел в комнату.
Мгновенно почувствовав себя непрошеным гостем, Харт глубоко вздохнул и заговорил, стараясь скрыть ощущаемую неловкость за напускной бодростью:
— Никогда не думал, что от несвежей одежды и от невозможности помыться могут так путаться мысли. Зато теперь чувствую, что могу рассуждать абсолютно ясно. Стоило лишь принять ванну и переодеться в чистое.
Колер обернулся к молодому жрецу и кивнул, едва заметно дернув губами в подобии улыбки, но тут же вновь погрузился в свои раздумья. Киллиан присел на койку напротив наставника.
— К слову, я был весьма удивлен, когда вновь примерил повседневные одежды жреца, — с усмешкой продолжил он. — Выходит, за какие-то восемь дней пути от рясы можно отвыкнуть. Дорожное одеяние мне теперь, похоже, ближе…
Старший жрец Кардении отозвался лишь очередным коротким кивком и вновь уставился в окно. Эревальна, заметившая его движение, замерла и тотчас же взмахнула крыльями, издав мурлыкающий звук.
— Бенедикт, — со вздохом окликнул Киллиан, привлекая к себе внимание наставника. — Мне уйти? Похоже, сейчас я больше похожу на непрошеного гостя, чем на вашего спутника.
Колер вновь посмотрел на ученика, устало потер руками лицо и громко вздохнул.
— Нет, — задумчиво произнес он и повторил, возвращаясь, наконец, из своих мыслей в реальный мир. — Нет, уходить не нужно. К тому же, если б мне так требовалось уединение, уходить должен был бы я. Это ведь и твоя комната тоже.
Молодой человек едва заметно усмехнулся.
— Как вы? — участливо спросил он. Бенедикт качнул головой.
— Успел изучить материалы по семейству Дэвери и послушать сообщение от Ренарда и Иммара. У них есть некоторые дельные мысли по поводу того, как отсечь Мальстена Ормонта от его способностей, и, пожалуй, я с ними соглашусь.
Киллиан воодушевленно приподнял голову.
— Стало быть, у нас есть способ убить его?
— Да, — вновь задумчиво отозвался Колер, — можно использовать это и так. Но, честно признаюсь, у меня на Ормонта имеются несколько другие планы.
— Вы хотите взять его живым? — изумленно спросил Киллиан. Бенедикт усмехнулся.
— Что тебя в этом так удивляет?
— Но ведь вы знаете, как он опасен. Вы рассказывали, на что он способен, да я и сам видел, что он сотворил со жрецами в Олсаде! И после этого…
— Именно поэтому я намереваюсь взять его живым, Киллиан, — кивнул старший жрец Кардении, многозначительно посмотрев на ученика. — Ормонт — самое опасное существо, которое я когда-либо встречал. Он управляет людьми, невзирая ни на какую защиту, и управляет, не побоюсь этого слова, мастерски, как не мог ни один данталли до него. Я должен понять, почему ему это удается и как, дабы в будущем предотвратить появление подобных монстров.
Харт недоверчиво приподнял брови.
— Хотите ставить на нем опыты? Уже знаете, какие?
— Думаю, с этим мне разобраться помогут, — хмыкнул Бенедикт в ответ.
— Та самая комиссия, про которую говорил жрец Бриггер?
— Нет, — нахмурился Колер. — Этих людей я к делу Мальстена Ормонта приобщать не собираюсь. Думаю, мне окажет помощь некромант Ланкарт, про которого рассказывал Карл. Уверен, ему будет интересно поучаствовать в опытах над данталли.
Киллиан непонимающе нахмурился.
— Откуда вам это знать?
— Ты ведь мало читал о некромантах, так? — ухмыльнулся Бенедикт. Получив в ответ лишь хмурый взгляд ученика, он кивнул. — Один род его занятий говорит о том, что ему нечто подобное будет интересно. Некроманты издревле были жадными до знаний, они обожали разбираться с тем, как все устроено. Уверен, этот Ланкарт — не исключение.
— И все же гарантий у вас нет, — повел плечами молодой человек.
— Вижу, после разговора с Карлом у тебя появились сомнения в моей интуиции, — с невеселой усмешкой отозвался старший жрец. Киллиан вздохнул.
— Нет, в том-то и дело. Я боюсь, как бы эти самые сомнения не появились у вас и не заставили вас действовать более импульсивно и непродуманно.
Бенедикт недоуменно приподнял бровь.
— Поясни?
— Я потому и спросил, как вы. Меня интересовали не столько дела и успехи, сколько именно ваше душевное состояние. Разговор со жрецом Бриггером стал для вас потрясением, Бенедикт, и не притворяйтесь, что это не так.
Колер криво ухмыльнулся в ответ. Смерив дерзкого ученика оценивающим взглядом, он, выждав несколько секунд, кивнул.
— Что ж, не стану этого отрицать. Пожалуй, сейчас это будет попросту глупо.
— Это уж точно, — хмыкнул Харт.
— Все-таки в одном Карл был прав: в уважительном общении со старшими ты за время работы в Олсаде ни капли не преуспел.
— Я считаю, что жрец Бриггер был прав далеко не только в этом, — многозначительно заглянув в глаза Бенедикта, сказал Киллиан. Поняв, что наставник не собирается говорить в ответ ни слова, молодой жрец продолжил. — Он также был прав и в том, что даже с этой новой информацией, которой вы теперь обладаете, ваше рвение по отношению к поимке данталли никак не изменится. Возможно, оно даже возрастет, и сейчас, слыша, что вы говорите про опыты над Мальстеном Ормонтом, я в этом только убеждаюсь. Насколько я успел выяснить, вы всегда были правдистом, Бенедикт, и самоотверженным бойцом…
— Я был идиотом, который полагал, что хорошо знает своего врага, — невесело усмехнулся Колер.
— Вот, — всплеснул руками Харт. — Вот об этом я и говорю! Вы начали сомневаться в собственной интуиции и в себе самом. Не смейте этого делать, слышите? Потому что, если вы сейчас поддадитесь этому порыву, сможете полноправно называть себя идиотом, и вас будет даже не за что поправить.
Бенедикт изумленно уставился на ученика, устало хмыкнув.
— Не много ли ты себе вольностей позволяешь, жрец Харт? Не боишься отправиться обратно в Олсад за дерзость?
— Бросьте меня запугивать, жрец Колер, — с особой язвительностью надавив на звание своего наставника, отозвался молодой человек, — если бы моя манера поведения вас по-настоящему нервировала, вы бы отправили меня назад еще на полпути в Крон. Не время сейчас напоминать мне о своем посте старшего, я ни на секунду не забывал, кто вы, а вот вы сами, похоже, забыли.
Бенедикт сложил руки на груди, губы растянулись в неровной оценивающей улыбке.
— Вот как?
— Да, — шумно выдохнул Киллиан и, выждав несколько секунд, заставил себя заговорить тише. — Вас знают едва ли не во всех уголках Арреды, вы мастер своего дела и вы лучший среди того расходного материала, на который Культу в его высших слоях наплевать.
Колер нервно усмехнулся.
— У тебя весьма интересный способ подбадривать.
— Я и не собирался вас подбадривать. Жрец Колер, которого я успел узнать, в этом не нуждается, — ученик вернул наставнику усмешку. — Повторю: я хочу напомнить вам, кто вы есть. Тот Колер, которого я знаю, понимает, что заработал себе славу самого жестокого палача Арреды, и готов нести эту славу, хотя никогда не желал ее. Одно ваше имя, Бенедикт, вызывает ужас и может заставить людей если не полностью поверить в идеи Красного Культа, то хотя бы соблюдать составленные им правила. Люди слушают вас, потому что опасаются кары, которую вы можете принести в их дом. Вы — живая легенда, уже сослужившая свою службу нашей организации, и для власть имущих кругов Культа мало что изменится, если вы станете мертвой легендой — для них ваше имя после Ста Костров Анкорды будет вечным знаменем, а на вас самого им наплевать так же, как на остальных жрецов. Не говорите, что не знали этого.
Колер устало вздохнул.
— Знал, разумеется. Более того, я понимал, что Культ стремится не столько полностью избавить Арреду от данталли, сколько держать их количество под контролем, дабы для жрецов всегда находилась работа. Само собой, это никогда не произносилось вслух, но это ведь и без слов ясно. Я понимал, что среди тех, кто выбирает в нашей организации оперативную деятельность, действительно многие гибнут, и это жертвы, на которые Культ идет, чтобы существовать.
— Но вы никогда не думали, что сами можете оказаться одной из этих жертв? — поджал губы Киллиан.
— Не совсем так, — качнул головой Бенедикт. — Я, как и все, осознавал риск. Но мне казалось, что после всех дел, которые мы с Карлом обсуждали, после нашей операции в Анкорде, я вошел в некий круг посвященных в Культе, которым известно все о данталли. Мне и в голову не приходило, что столько сведений держится в секрете не только от новичков, но и от старших. И ладно бы в эти секреты не посвящали руководителей, вроде Урбена Леона, который палец о палец не ударил для поимки данталли за все время своей работы! Но ведь это держали в секрете от меня, который полжизни отдал борьбе с этими тварями. Особые сведения о данталли, о гнездах иных существ, о некромантах — все это было давно известно какой-то тайной комиссии, члены которой большую часть службы провели в теплых кабинетах своих отделений, как Урбен Леон. Никому из них не приходилось ночевать в лесах, переезжать с места на место… уверен, большинство из них и допрос-то никогда не проводило!