каждым издаваемым ею стоном или всхлипом, пока ее бедра не начинают дергаться, когда
она кончает. Я вбиваюсь в нее один раз, два раза, еще три раза и кончаю сильнее, чем
когда-либо кончал за всю свою жизнь.
Я падаю на нее, поддерживая свою массу на руках, чтобы не раздавить ее
крошечное тело. Мне нужно быть рядом с ней так долго, как я смогу. Проклятье, это было
интенсивно. Я перекатываюсь на бок и разматываю ее руки, а затем притягиваю ее на
свою грудь.
– Ты невероятная, – говорю ей, целуя внутреннюю поверхность каждого запястья.
Она смотрит на меня своими большими глазами и улыбается, и ее щеки омывает
достаточно темный оттенок розового, что бы его можно было увидеть в тусклом свете.
Это самый прекрасный момент, который я когда-либо испытывал в своей жизни.
Я никогда не был так спокоен. Хотелось бы, что бы он длился вечно, но наступит утро, а
вместе с ним и ее сожаление по поводу того, что мы сделали. Лана много думает, а
завтрашнее утро достаточно скоро расскажет ей нашу историю.
Я смотрю вниз на совершенство ее лица и провожу рукой по ее блестящим
рыжим волосам. Мягкие пряди льнут к моей руке. Я не хочу уходить. Хочу остаться здесь,
похороненным в ней навсегда.
Я не хотел засыпать, но сладкое ощущение от того, что Лана находится в моих
руках, было лучше любого успокоительного. И поддался сну. Я вырос в семье, где ночь
приносила насилие; я боялся ложиться спать. Сейчас, когда я стал взрослым, то до сих пор
во время многих ночей мне приходится полагаться на круглую таблетку снотворного,
чтобы делать то, что мое тело должно делать естественным путем.
Когда я просыпаюсь, Лана все еще лежит на моей груди и крепко спит. В тусклом
свете рождественской елки я вижу, как ее густые черные ресницы отбрасывают тени на
щеки.
Я осторожно кладу ее на спину и встаю на колени, прежде чем подхватить на
руки крошечное тело. Она в полном изнеможении и даже не шевелиться, когда мы
направляемся в ее спальню, и когда я кладу ее на простыни. Устраиваюсь рядом с ней и
подпираю голову одной рукой, чтобы наблюдать за каждым подъемом и падением ее
груди. Так удивительно – находиться рядом с ней.
Смотрю на часы на ночном столике: четыре утра. Я никогда раньше не проводил
столько времени с женщиной. Я никогда ни с кем не спал и не обнимался течение
нескольких часов. Мне это нравится, но я не уверен в том, что мне следует быть здесь,
когда она проснется. Ей явно нужно время, чтобы обдумать то, что произошло, и я хочу ей
его дать. Мне тоже нужно подумать о том, что случилось. То, что я встретил Лану,
поменяло мою жизнь.
Я выскальзываю из ее постели, и исследую тонкие контуры ее лица.
– Спасибо, ангел, – провожу пальцами по ее щеке, испытывая нужду в
прикосновении к ней. – Скоро между нами не будет секретов. Я просто буду надеяться, что
ты останешься рядом, когда все откроется.
Глава 14
Лана
Дрожа, я зарываюсь глубже в кокон своего одеяла. Мне нужно встать и одеть
пижаму. Мне так холодно. Я никогда не сплю голой. От этой мысли, я распахиваю глаза, и
тут же закрываю, чтобы избежать яркого солнечного света, льющегося через окно.
О, мой Бог. Прошлой ночью у меня был секс с Заком. Где он сейчас? Он все еще
где-то тут? Я быстро оглядываю комнату, и натягиваю одеяло на голову. Я чувствую, как
горит лицо – я покраснела от смущения. Почему же? Я взрослая женщина. Могу
заниматься сексом с кем хочу.
Последнее, что помню: я лежу в руках Зака на полу в гостиной. Должно быть, он
перенес меня в постель. Я улыбаюсь. Как мило с его стороны.
Закрываю глаза, чтобы продолжить сон, но вместо него во мне разрастается
чувство стыда. Не могу поверить, что у меня был секс с кем-то, кроме Кристофера.
Почему я чувствую себя такой виноватой? Он не со мной уже больше года. Он ко мне не
вернется, и я не могу тосковать по нему всю оставшуюся жизнь. Наши отношения были
замечательными, пока не ухудшились, да и закончились они просто ужасно.
Мне всего двадцать три года. Я не буду вечно одна, но не уверена в том, что
готова быть с кем-то сейчас.
Пятнадцать месяцев назад
Поведение Кристофера становится все более причудливым день ото дня, и я не
знаю, что с ним происходит. Он со мной очень резок, у него постоянные перепады
настроения. Куда делся мой беззаботный жених? Только сегодня утром у нас была
ужасная ссора.
– Что случилось, Кристофер?– спросила я с мольбой в глазах. – Дорогой, скажи
мне, что тебя беспокоит. – Я положила руку на его плечо, а он ее стряхнул.
– Ничего, все было бы замечательно, если бы ты прекратила постоянно об этом
ныть.
– Ты вообще на себя не похож. И я ничего не придумываю, – я заплакала,
беспомощно поднимая руки в воздух.
Что-то не так, хочет он это признавать или нет.
–Я ухожу на работу. Сегодня вечером я останусь в своей квартире, – сказал он,
хватая свою куртку со спинки кухонного стула.
– Кристофер, почему ты так себя ведешь? Я тебя люблю и хочу для тебя только
самого лучшего.
– Я люблю тебя, Лана, но ты со мной больше не счастлива. Наверно, нам стоит
подождать со свадьбой, – он наклонился, поцеловал меня в лоб и вышел за дверь, словно
он только что не перевернул вверх дном весь мой мир.
Меня захлестнуло отчаяние. Мои ноги подкосились, я упала на пол и свернулась в
клубок, положив голову на колени. Сидя там, я выплакала достаточно слез, чтобы
залить свою квартиру. Как мы до всего этого докатились?
Сегодня все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не расстраиваться
из-за секса с Заком. Когда я нахожусь в состоянии стресса, то склонна к чрезмерному
анализу. Неоднократно обдумываю каждую деталь произошедшего, сводя себя с ума.
Чтобы предотвратить все это безобразие, я начала заниматься уборкой. Я, должно быть, на
грани психического расстройства, так как убралась во всей квартире, и расставила все по
своим местам. Перебрала одежду. Коллекцию музыки и фильмов, расставила по алфавиту.
Все двести дисков.
Расставила всю еду в кладовой в зависимости от размера и формы.
Вымыла ванную комнату сверху донизу, вытерла пыль с каждой плоской
поверхности и с каждого предмета, который обнаружила.
Сняла все украшения с елки, а само дерево завернула в грязное покрывало
хранившегося в подвале, которое сохранила со своего переезда, зная, что оно мне рано или
поздно пригодится.
И как мне теперь вытащить этого монстра из квартиры? Уперев руки в свои бедра,
я смотрю на замотанную елку, словно это бомба, которая вот-вот взорвется, и я должна
выяснить, как ее обезвредить. Решила сначала, вытащить ее из квартиры, а затем обдумать
следующий шаг.
Я подпираю свою дверь фигуркой Принцессы Пич, которую мне подарил
Кристофер на мой двадцать первый день рождения (Прим. Пер.: «Принцесса Пич» – персонаж
видеоигр Nintendo «Марио») Он ее нашел в секонд-хэнде в Сан-Франциско, когда провел там
две недели в командировке. Он сказал, что у меня должна была быть эта фигурка, потому
что я его принцесса. Я в нее влюбилась, как только увидела, и помню, как подумала: кто
еще знает меня достаточно хорошо, чтобы мне ее купить?
Почти три года спустя, ответ всегда был тот же – никто. До сих пор. Проводя
своими пальцами по ожерелью, которое подарил мне Зак, я чувствую в себе надежду на то,
что он может быть тем, с кем у меня может быть будущее. Я просто не уверена, что
достаточно храбрая для того, чтобы дать ему шанс. Я всегда думала, что буду с
Кристофером, ведь мы так идеально друг другу подходили. Думаю, он все еще был бы со
мной, если бы все сложилось по-другому. Хотя, я уже не особо могу доверять своим
инстинктам, когда дело касается мужчин.
Наклонившись, я обхватываю руками самую узкую часть дерева и тащу его за
собой, и пячусь к открытой двери. Несвойственное девушкам хрюканье срывается с моих
губ, когда я изо всех сил тяну елку, дюйм, за дюймом продвигаясь в сторону дверного
проема. Сделав, всего лишь пять шагов, я роняю елку на пол и вытираю пот со своих глаз
и со лба.
Заправив за ухо челку, смотрю вниз на своих выцветшие черные спортивные
штаны и запачканную фуфайку с принтом «Zelda» (Прим. пер.: «Zelda» – серия видеоигр,
компании Nintendo). Даже если бы я постаралась, то не смогла бы выглядеть хуже. Вытирая
ладони о штаны, я делаю шаг к своему противнику, готовая выкинуть дерево за дверь или
умереть, пытаясь это сделать.
– Тебе нужна помощь? – глубокий голос Зака заставляет меня застыть на месте.
Такое чувство, что сердце остановилось, а затем его пнули, и оно начало колотиться. Я
разворачиваюсь, и когда наши взгляды встречаются, темп моего сердцебиения
увеличивается в десять раз. Может ли скорость сердцебиения стать причиной смерти?
– Привет, – говорю я хрипло. Я не ответила на его вопрос, но это лучшее, что я
прямо сейчас могу сделать.
Он улыбается, и идет в моем направлении. С каждым его шагом, мне становится
жарче. Все. Я горю. Смерть, в результате самовозгорания, также известного как Зак.
– Позволь тебе помочь, – говорит он, не обращая внимания на мою странную
реакцию на его близость. Он наклоняется, обхватывает ствол ели, словно это «елка Чарли
Брауна» (Прим. пер.: устойчивое выражение, подразумевающее маленькую, уродливую и
облезлую елку), а не высокая ель. Его бицепсы выпирают, и на сгибе локтей, из-под
коротких рукавов, я вижу татуировки.
В моей голове вспыхивают воспоминания о прошлой ночи, напоминая о том, как
мои глаза следили за этими татуировками и наблюдали, как под ними бугрились мышцы,
когда он толкался в меня членом. Он несет елку в коридор и направляется к лестнице.
Я бегу за ним, смущение из-за прошлой ночи временно забыто.
– Куда ты идешь? – кричу я, перегнувшись через перила.
– Я вынесу ее к обочине, – его голос разносится эхом по коридору.
Когда Зак возвращается, я на кухне, делаю себе чашку кофе. Бросаю на него
быстрый взгляд через плечо.
– Хочешь кофе?
Он сохраняет молчание, подходя все ближе, пока не запирает меня между своими
руками и раковиной. Потянувшись вперед руками, он поворачивает кран и намыливает
руки. Я прикусываю губу, пока наблюдаю за его действиями, вспоминая о том, что
прошлой ночью его руки делали с моим телом. Зак ополаскивает руки, затем берет со
столешницы полотенце и вытирает их досуха, не торопясь, словно у него есть все время
мира. И все это время, он стоит очень близко ко мне. Отложив полотенце в строну, он
хватается за край гранитной столешницы по обе стороны от меня.
Когда его губы касаются моего уха, я дрожу.
– Ты готова поговорить о том, что случилось прошлой ночью?
Прикусываю свою нижнюю губу. Я надеялась на то, что мы будем избегать этого
разговора. Качаю головой.
– Нет? – спрашивает он. – Это очень плохо, потому что я хочу об этом поговорить.
Кроме того, я хочу все повторить как можно скорее, – его губы скользят по моему уху, и я
дрожу. – На данный момент, я позволю тебе притвориться, что ничего не произошло, –
носом Зак трется о заднюю часть моей шеи, и мои ноги дрожат. – Я дам тебе
пространство, чтобы ты могла обдумать все это своим супер-мозгом, – проскальзывая
рукой в мои волосы, он сжимает их, а губы оставляют след из мягких поцелуев под моим
ухом. – Но я не собираюсь ждать слишком долго, Лана. Я хочу быть с тобой, и ты должна
быть готова к тому, что это значит. Я больше не могу сдерживаться, когда нахожусь рядом
с тобой.
Зак поворачивает мое лицо, и через плечо захватывает мои губы в быстром,
страстном поцелуе. Когда он отходит, меня не держат ноги, и приходится держаться за
столешницу.
– Не заставляй меня ждать слишком долго, – он нежно прикусывает мочку моего
уха, а затем уходит прочь.
Я не оборачиваюсь, чтобы на него посмотреть. Закрываю глаза. Мне было
достаточно почувствовать, как Зак прижимается к моей спине. В моей памяти навсегда
выжжен отпечаток его твердого члена.
Глава 15
Зак
Уходить от Ланы со стояком – обычное дело. Она такая чертовски сексуальная, но
не имеет об этом ни малейшего понятия. Я практически видел шестеренки, вращающиеся
у нее в голове. Мне бы хотелось, что бы она расслабилась и осознала тот факт, что мы
переспали. Чтобы она это приняла. Хочу повторять это снова и снова. Проклятье. Я не
могу дождаться, когда снова окажусь внутри нее. Но сейчас нужно набраться терпения, и
позволить Лане, побыть немного наедине с собой. Никуда она, от меня не денется.
Она уже моя, просто пока еще это не осознает.
– Мама, это я, – кричу, не желая ее пугать, когда она услышит закрывающуюся
дверь. Не то, что бы она меня слышит, на всякий случай. Скорее всего, она в пьяном угаре,
именно так она проводит девяносто девять процентов своего времени. Мама такая
последние несколько лет, с тех пор, как умер мой отец. Я думал, что ей будет лучше без
ежедневного жестокого обращения, которому она подвергалась, но без его тирании она
развалилась на части. Она не способна думать о себе и принимать даже самые простые
решения, а предпочитает топить горести жизни в бутылке любого алкоголя, который
может найти. Сейчас единственной областью, в которой она компетентна, – это поиск
следующей бутылки с выпивкой.
Проходя из комнаты в комнату, я нахожу ее в гостиной, она спит с сигаретой, все
еще горящей в пепельнице на столике рядом с ней. Бля. Она когда-нибудь сожжет этот дом
и себя вместе с ним. Покачав головой, я тушу сигарету.
– Мама, – я стучу по ее плечу. – Мама, – чуть громче, и еще раз стучу по плечу.
Ничего. Она остается в глубоком безмятежном сне алкоголика.
Я упираю руки в бедра, в то время как мои глаза исследуют комнату; по всему
журнальному столику наставлены пустые тарелки, а в пепельнице полно окурков. Покачав
головой, я делаю глубокий вдох и начинаю убирать посуду со стола. Складываю тарелки
друг на друга и отношу на кухню. Намылить, ополоснуть, повторить. Три ходки между
гостиной и кухней, и журнальный столик снова чист. Высыпаю окурки из пепельницы и
завязываю пакет для мусора, прежде чем отнести его к обочине дороги, вместе с десятью
другими пакетами, которые скопились в гараже. Завтра – день сбора мусора, так что
мусоровоз их увезет.
Я вытираю кухонные столешницы, и быстро убираюсь в ванной комнате. Я
больше не хочу здесь быть. Это место возвращает все те чувства беспомощности, которые
я испытал от рук своего отца. Чудо, что моя мама все еще жива.
Был один раз, когда мне было шестнадцать лет, он душил ее прямо передо мной.
Я не мог двигаться, парализованный страхом, и тем, что видел. Лишь в последнюю
секунду я очнулся и ударил отца в нос, вынудив отпустить ее. Она упала на пол, хватая
ртом воздух, а его внимание было сосредоточено на том, что бы остановить кровь,
текущую из его носа. Это был первый раз, когда я ответил ударом на удар, но не
последний.
Восемь лет назад
– Где ты был? – голос отца проскакивает через стиснутые зубы. Бля. Закрываю