― Аэропорт в Денвере. Там пройдёт встреча с супругой сенатора. Будут присутствовать дети из нескольких приютов. Ребёнку будет легко подобраться к цели. Если вылетим сейчас, успеем аккурат к сроку.
Хань промолчал, прихватил документы девочки и последовал за Крисом. Всё равно сказать ему было нечего. В самом деле, обычная схема.
“Если удалось что-то изменить вот так, то потом ты вновь прибегнешь к этому способу, раз он сработал. И опять… И снова. И это в итоге станет привычкой”.
А Ким Чонина никто не спрашивал, поэтому ему бы лучше заткнуться. Хотя какая разница? Хань всё равно продолжал думать о его словах, только ничего изменить не мог.
В Денвер они прибыли утром и встретили приветственную делегацию у входа в центральный зал. Как раз объявили о выходе супруги сенатора. Оставалось лишь подтолкнуть девочку, чтобы она смешалась с другими детьми из приютов и вместе с ними пошла навстречу высокой даме в лёгком плаще. Пластиковая коробка с едва слышным хлопком исчезла из рук Тао.
Прежде чем убраться на безопасное расстояние, Хань оглянулся и нахмурился, различив рядом с дамой в плаще мальчика и девочку. “Жена и двое детей. Пять и семь лет”.
Когда он оглянулся в последний раз, их агент подходила к даме и несла в руках букет цветов. Хань забрался в салон машины, облюбованной Тао, взглянул на часы. Тао плавно крутил руль, увозя их всё дальше от того места, где ровно через одну минуту и десять секунд прогремел взрыв.
Слишком мощный взрыв для устранения одного человека.
Хань медленно закинул ногу на ногу, сплёл пальцы поверх колена и прикрыл глаза. Количество погибших и раненых он мог без труда подсчитать в уме. И ему не требовалось для этого заглядывать в чужие разумы ― воздух вокруг без того ощутимо вибрировал от боли и пах смертью.
― Что-то не так?
― Всё в порядке, Крис. Я просто немного устал.
― Тебе стоило бы чаще выходить из “Дворца”, ― снисходительно кивнул Тао и вновь сосредоточился на дороге.
― Может быть… ― неопределённо пробормотал Хань, но подумал о другом: осталось ли хоть что-то от той десятилетней девочки, которая так и не успела отточить свой дар? Вряд ли. “Дворец” всегда продумывал операции как следует. Не в их стиле оставлять следы. Впрочем, излишняя жестокость тоже не в их стиле. Была. Когда-то. Пожалуй, Хань многого не знал.
Когда же это случилось? Когда он утратил былое влияние и перестал получать полные отчёты об операциях? “Дворец” ― это его проект, точно такой же, как “Общий Доступ”. И дело даже не в Сюмине. Сюмин ― такая же пешка, как и все остальные. Как сам Хань, если уж на то пошло. А ведь в самом деле… Если бы Хань пожелал сейчас уйти, он не смог бы. Ему никто бы не позволил это сделать. Он слишком много знал и примерно столько же умел. Если бы он при этом ещё мог превратить собственные проекты в карточные домики и разрушить одним касанием…
Но он понятия не имел, что за люди дёргают за ниточки и заставляют марионеток во “Дворце” плясать. Он знал лишь фальшивые имена и лица. И вот эти-то люди пользовались “Общим Доступом” сознательно. Наверняка они делали то же самое, что и Ким Чонин: меняли личности, данные, стирали их, создавали заново, но официально не существовали. Нет следов ― нет людей. Удобно для тех, кто желает быть в тени и править оттуда. А “Дворец”… “Дворец” ― это всего лишь их армия, которая выполняет грязную работу. Как сегодня, например.
Во “Дворце” Хань первым делом наведался в архив, отыскал досье девочки и полистал страницы. Всего пять, текст крупным шрифтом, цветные и чёрно-белые снимки, таблицы отчётов. Вот и всё, что осталось на память. Норма, да? Ведь “мясу” положено уходить, чтобы больше не возвращаться, на то оно и “мясо”.
Интересно, а если бы не вернулся кто-то из их шестёрки? Быть может, тогда кто-то из “мяса”, наиболее талантливый, занял бы опустевшее место? Именно так. Ну и в чём же отличие? Только в том, что их полномочия и познания чуть шире?
Хань закрыл досье и вернул на место. И нет, он не беспокоился из-за размышлений на неподобающую тему ― всегда подспудно думал об этом, просто сейчас думал целенаправленно и конкретно. Дело в Чонине ― персональном катализаторе для Ханя, окончательно разрушившем устоявшуюся систему.
Он шагал к камере Чонина и то сожалел, что они вообще встретились, то радовался по тому же поводу. Глупо и иррационально, как и всё, что было с Чонином связано.
Дверь в камеру оказалась распахнута, внутри ― ни души. Хань озадаченно огляделся, отметил отсутствие цепей и пустые кольца на стене.
― Что за…
В соседнем коридоре Хань нашёл одного из охранников и коротко расспросил, тот ничего толком не знал, но сообщил, что заключённый у Лэя. И Хань торопливо зашагал в медицинский отдел.
Лэя он застал у койки, к которой надёжно прикрутили цепями Чонина.
― Лэй? ― позвал ещё от двери Хань. ― Что случилось?
― Понятия не имею. Сюмин сказал, что он пытался сбежать.
― С ошейником-то? И ты в это веришь? ― Хань подошёл ближе и взглянул на Чонина. Тот был либо без сознания, либо спал. Лэй сдвинул металлические браслеты на запястьях и лодыжках. Ступни и кисти испачкала свежая и подсохшая кровь так густо, что они казались тёмно-красными, словно с них содрали всю кожу. ― Что за чёрт?..
― Он снял их.
― Что?!
― Вот… ― Лэй легонько прикоснулся к левой ладони Чонина. ― Вывихнул большие пальцы и, видимо, так стянул оковы с рук.
― Угу. Замечательно. А что с ногами?
― Примерно то же самое.
― Любопытно, как? Что он на ступнях мог себе вывихнуть?
― Оковы с ног он тоже снял. Не спрашивай, как. Я понятия не имею, как он так умудрился. Но снял.
― Ты шутишь?
― Отнюдь.
― Но это же адски больно…
― Очнись. Ему делали настолько больно, что всё это ― детский лепет просто. Я бы не удивился, если б он не то что вывихнул, а сломал себе что-то намеренно. Как тот волк, что угодил в капкан и отгрыз себе лапу.
Хань промолчал. Он смотрел, как Лэй аккуратно смывал кровь со ступни, обрабатывал царапины и обматывал бинтом лодыжку, чтобы после сдвинуть металлический браслет обратно. Пока Лэй возился с другой ступнёй, Хань подошёл ещё ближе и уставился на ошейник, тронул кончиками пальцев. Кожа на шее осталась гладкой и чистой, значит, Чонин даже не пытался снять ошейник. Тогда какого чёрта он делал? Какой смысл в сброшенных цепях, если именно ошейник держал его во “Дворце”? Зачем тратить столько сил зря?
― Не понимаю…
― Не расстраивайся, не ты один. Никто ничего не понял. Сюмин предполагает, что он хотел забрать дары у других, поэтому и снял цепи. Чтобы шастать по “Дворцу”. Наверное, надеялся найти подходящий дар, чтобы избавиться от ошейника.
― Глупо. Большинство даров не работают в применении к себе самому, ты прекрасно это знаешь, как и любой из нас. Либо работают только в применении к себе самому и не подействуют на ошейник.
― Но он телепортирует именно что сам себя. С ошейником.
― Вот именно. Он умный, поэтому глупость делать бы не стал. Версия Сюмина говорит именно о глупости, поэтому она неверна. Чонин знал, что он делает и зачем.
― И?
― Что? ― Хань оглянулся на Лэя.
― И зачем он это сделал?
― Не представляю. Увы, я мыслю совершенно иначе и пока не могу объяснить такой поступок. Но могу сказать точно ― у него была веская причина. Может быть, тут есть какая-то хитрость. Но какая?
― Специалист в этой сфере именно ты, так что не смотри на меня. Моё дело маленькое ― исцелять. Подвинься, надо заняться его руками…
Хань послушно сделал шаг назад, чтобы уступить место Лэю.
― Он пользовался своим даром?
― На всю катушку. До сих пор проверяют все помещения, где он ― предположительно ― успел побывать. Сюмин недавно велел проверить вообще всё, что только можно. Подозревает, что камеры могли не уследить за перемещениями. Да и камеры стоят всё же не везде. Кажется, после случившегося у тебя будет ещё меньше времени. Если ничего не изменится…
― Это мы ещё посмотрим.
― На что посмотрим? ― устало вздохнул Лэй. ― На очередную попытку побега? Хань, его мучают уже больше полугода, а он до сих пор творит такое. Неужели не ясно, что он не изменит своё решение? Он не хочет тут быть, это и дураку понятно. Он никогда не станет одним из нас. Почему бы просто не смириться с этим?
― И позволить превратить его в пыльное досье на полке? Нет уж. Мне надоело собирать тощие папки с датами рождения и смерти. Их скопилось слишком много.
― Ты выбрал неудачный объект для того, чтобы поставить точку.
― Я и не выбирал. Не говори мне о правилах, ладно? Я знаю всё, что ты думаешь на самом деле, поэтому… Поэтому не говори ничего, ладно? Это будет намного честнее. Или ты пытаешься убедить не меня, а себя?
― Не пытаюсь. Просто не торчи в моей голове, хорошо?
― У тебя на лице всё написано, лезть к тебе в голову нужды нет, успокойся.
В распахнутую дверь постучал охранник, помялся на пороге, всем видом выражая острую необходимость поговорить то ли с Лэем, то ли с Ханем. В итоге они оба вышли в коридор и вопросительно уставились на беднягу в форме. Тот сбивчиво пояснил, что Ханя ждут. Ждать мог только Сюмин, больше некому. Хань и Лэй прекрасно понимали, что это означало ― неприятности для Чонина.
Сюмин был в зале один, что Ханя не обрадовало. Он предпочёл бы беседу при свидетелях.
― Как всё прошло?
― По плану, ― сухо отозвался Хань, остановившись у стола.
― Накладки?
― Никаких.
― Как твой подопечный?
― Полагаю, ты знаешь ответ на этот вопрос.
― Я не о попытке побега и нынешнем состоянии. Я о твоей задаче.
― Пока сложно сказать, но он хотя бы говорит со мной.
― Как я понимаю, не только говорит. Ты осознаёшь, чем рискуешь?
― Как я понимаю, ― Хань выдержал многозначительную паузу, ― мой пост позволяет мне действовать так, как я считаю нужным.
― Только ради выполнения поставленной перед тобой задачи?
― Хотя бы. Ты был прав, он нам нужен.
― Я уже не так уверен в этом. Особенно после его последней выходки.
― И что тебя смущает?
― То, что мы не можем разговаривать нормально.
Хань выдержал внимательный взгляд Сюмина и слабо улыбнулся.
― И только?
― Не только. Я подозреваю, что твой подопечный успел облазить весь “Дворец” до того, как его успокоили.
― Ну и что? Даже если он облазил весь “Дворец”, толку? Ошейник не даст ему сбежать всё равно. Или ты боишься, что он выкрал чертежи ошейника, изучил принцип работы, припрятал инструменты для технических работ и вот-вот сможет снять эту погремушку?
― Ошейник делали не здесь, так что ничего подобного провернуть он не мог и не сможет, но нам стоило немалых трудов изловить его. Я бы не хотел ещё раз делать это.
― Хорошо. ― Хань опустился на ближайший стул и ударил ногтями по столешнице. ― Предлагаю взглянуть на этот случай предельно трезво и объективно. Ты не хуже меня знаешь, что наши агенты ― будущие ― попадают во “Дворец” детьми либо подростками. Их разум гибок и пластичен, и работать с ними довольно легко даже тем наставникам, которые не обладают моим даром. Но… в этом конкретном случае мы получили человека с полностью сформированными взглядами, умеющего рассуждать самостоятельно, более того, с устойчивой психикой и примечательным упрямством. И мой дар против него бессилен. И ты хочешь, чтобы я всего лишь за месяц сделал из него, скажем так, одержимого патриота? Прости, я не “маг и волшебник”, увы. Нужны время и терпение.
― И ты спишь с ним только поэтому?
― Так тебя именно это беспокоит? Только то, что я с ним сплю? Или то, что он может дать мне то, чего не можешь ты?
― Я волнуюсь за тебя.
― Избавь меня от этого, ладно? От твоего безосновательного волнения. Как видишь, я до сих пор жив и при своих дарах. При всём своём упрямстве Чонин отнюдь не самоубийца, чтобы столь откровенно нарываться на кардинальные меры.
― Его недавний поступок здорово противоречит твоим словам.
― Он не покинул “Дворец”, в чём же тут противоречие? Возможно, он хотел убедиться, что я говорил ему правду, и что все добровольно остаются в стенах “Дворца”.
― Он мог просто попросить о встрече с другими и расспросить их.
― Запланированной встрече он бы не поверил.
Хань лгал и придумывал объяснения на ходу. Прежде всего ему следовало убедить Сюмина, что угрозы нет. И её не было на самом деле. Чонин не мог снять ошейник и покинуть “Дворец”. Даже если бы погибшая недавно девочка осталась во “Дворце”, и Чонин забрал бы её дар, он всё равно не смог бы избавиться от ошейника. Снял бы на пять минут ― и всё. Но потом ошейник бы вернулся на место. В сжатом виде. Мгновенная смерть, ведь с оторванной головой не живут. И, кроме того, даром “кармана” обладала только одна девочка. И Сюмин знал всё это так же хорошо, как и Хань.
― Он не может сбежать отсюда, Сюмин. Никак. Я не вижу ни одной причины для спешки и тревоги. Быть может, он попытается ещё раз или два, да даже пусть сто раз, но у него ничего не выйдет. Если он так хочет, пусть сам убедится в этом. В конце концов, у него просто не останется выбора. И ему придётся смириться при всём его упрямстве.
― У тебя есть ещё месяц, ― холодно подытожил Сюмин после долгого молчания. ― Ни днём больше. Ровно месяц. Свободен.
Хань покинул зал и медленно побрёл по коридорам, размышляя на ходу. Вроде бы всё понятно объяснил, но Сюмин почему-то дал отсрочку длиной в месяц. Месяц погоды не делал, не в случае Чонина. Это всего лишь тридцать дней до неизбежной смерти. Какой смысл в лишнем месяце жизни? Что этот месяц мог дать Сюмину? Или тому, кто дёргал за верёвочки?
Хань остановился и сунул руки в карманы брюк. Пока рисовал носком ботинка невидимый узор на плитах, моделировал вероятную задачу, опираясь на известные факты.
Итак, Чонин во “Дворце”, сидит на цепи в буквальном смысле слова и ничего не может сделать. Ничего из того, что он делал раньше.
А что именно он делал раньше? “Танцевал”, если верить его словам. А ещё стёр свои данные из “Общего Доступа”, создавал фальшивые личности и ставил палки в колёса обитателям “Дворца”, хотя не подозревал об их существовании.
Потом Чонина пытались приручить, но толка не вышло. И теперь ему давали лишь месяц жизни.
Почему?
Удачно ставил палки в колёса? Похоже на то. Тогда почему сразу не устранили, когда поняли, что толка не выйдет и получить его дар не удастся? Какой смысл держать под рукой опасного для “Дворца” человека ещё целый месяц?
Ответ Хань отыскал спустя три минуты.
Чтобы держать Ханя подальше от чего-то, что происходило прямо сейчас и должно было завершиться через месяц. Поэтому Чонину дали эти несчастные тридцать дней жизни. Чтобы он эти тридцать дней занимал мысли Ханя и отвлекал от прочего. И именно поэтому Сюмин поручил Чонина заботам Ханя. Дескать, кто ещё может справиться с опасным пленником? Только лучший из наставников.
Партию против Ханя разыграли красиво и безупречно. У них почти получилось и ещё могло получиться, ведь многое пока оставалось для Ханя загадкой. Они всего лишь недооценили Чонина, все они, и Хань ― в том числе. Чонин разрушал связи в любой выверенной цепочке подобно сильному токсину. Каждый его поступок приводил к непредсказуемым последствиям даже сейчас, когда он был условно “безопасным”. И Хань мог лишь гадать, что стояло за попыткой побега Чонина, если это вообще тянуло на побег.
Хань пытался предвидеть будущее Чонина, но из этого ничего не вышло. Теперь же, когда он попытался заглянуть в собственное будущее и будущее «Дворца», получил такой же результат. Туманная дымка, в которой ничего не разглядеть и ничего не понять.
Когда Хань вернулся в медицинский отдел, нашёл там лишь Чонина. Лэй куда-то отлучился, судя по всему.
Хань подошёл к койке и осмотрел повязки под оковами, отметил размеренное дыхание и печать безмятежности на лице Чонина. Он тронул пальцами исцарапанную кисть, повязку, металлический браслет, предплечье, наклонился и коснулся губами спутанных тёмных волос надо лбом.