— Андрей, завтра концерт…
— Вот именно — завтра.
Князев уходит в номер этой дешевой гостиницы «совкового» периода, где на серых стенах изображены пионеры; какие-то мутные спортсмены в синем трико и глупых шапочках-петушках; девочки-ромашки.
Лиза все ждет, что Миха перестанет голосить, и когда он действительно затихает — спустя где-то час — она осторожно толкает дверь его номера и входит. Внутри темно, потому что тяжелые шторы плотно задернуты. Воняет пивом, медикаментами, соленой рыбой и колбасой.
Стогова замечает Горшенева на полу. Вначале она столбенеет, решив, что он просто-напросто умер, но потом Миша шевелится.
На деле оказывается все гораздо проще, чем она думала, стоя в коридоре, проще, чем они все думали.
Горшенев, упившийся «пенным», все же соображает, что происходит, но ему чертовски паршиво. Он лежит на правом боку и стонет. Лиза подходит к нему, присаживается на корточки и спрашивает:
— Ты чего ноешь, а? Я поседела из-за тебя.
— Ты… ты и так седая… — бормочет изрядно вспотевший Миша, говоря о цвете волос девушки, обожающей подобные оттенки. — Чего приперлась?
— Ты орешь уже несколько часов.
— Зуб… су-у-ука… — скулит Горшенев.
С минуту Стогова просто смотрит на Горшка, а потом, упав на пятую точку, начинает истерически хохотать, пару раз ударив Мишу кулаком в плечо.
— Ты сволочь, Миха! — визжит она так громко, что прибегает Ренегат с Князем.
— Вы чего тут? — спрашивает Саша. — Вдвоем ужрались, что ли?
И Лиза снова заходится смехом, а потом выдавливает из себя:
— Ему зуб болит. Просто зуб болит.
Парни переглядываются, пожимают плечами и выходят в коридор, и Князев бросает на ходу:
— Вы созданы друг для друга…
«Если бы, — думает Стогова, — если бы».
***
Здесь я вижу смерть, вижу свет,
Как видят след.
Как свет звезды, как свет любви,
Которой нет.
Она ушла. Она зовет меня во мрак.
Уходит боль, уходит страх.
Пусть будет так…
Он не собирается пить, потому что ему противно от самого себя. Но еще противнее от того, что вот эта малявка, что сидит рядом с ним, верит в него. Хотя бы раз может он не упасть лицом в грязь? Наверное, стоит попробовать. Ну побухал пару раз, пора и честь знать.
Ребята проводят вечер всей командой в одном номере. Режутся в карты, громко гогочут, делают ставки, потягивают пиво, но Горшенев — ни-ни.
Лизе все равно, как будто бы все равно, уж она-то умеет притворяться. И вроде бы все круто, все идет своим чередом, но тут в дверь кто-то стучит — один раз, но громко, будто ногой — и Миха кричит:
— Заходи!
И неизвестный Лизе «персонаж» нагло вваливается в номер. Странно, что вообще постучал, мог вовсе не делать этого и сразу войти, раз такой борзый.
Стогова почему-то тут же переводит внимательный взгляд на Мишу, а тот при виде парня, стоящего на пороге и покачивающегося от алкогольного угара, меняется в лице.
— А ну вышел отсюда, к херам! — выкрикивает Горшенев, от чего Лиза машинально стискивает руку Ренегата, сидящего справа от нее. Тот осторожно освобождается от хватки девушки и говорит:
— Миха, спокойно, сейчас я его выведу.
Незнакомец фыркает так, что из его рта брызжет слюна, и парни начинают возмущаться, а Горшенев в какой-то момент, вскочив и один махом перешагнув через низкий кофейный столик, буквально вываливается в небольшой коридорчик.
Стогова ни черта не понимает, все смешивается, в воздухе мелькают кулаки, ноги, головы. Кровь… многовато крови для обычной потасовки.
Все выясняется позже, и, увы, ответ на вопрос Лизы: «Что же связывает Мишу с этим парнем?», оказывается не самым приятным и довольно неожиданным:
— Миха раньше женат был, — поясняет Яша Цвиркунов, спокойно оттирая салфеткой пятна крови со своей симпатичной футболки, — на Анфисе. Ну, понимаешь, союз вышел не очень, и это мягко говоря.
Стогова понимающе кивает, потому что об этом браке ей известно. Так же, как и то, что Анфиса проживает в этом городе. В общем-то, ей известно о Горшеневе многое.
— А парень этот, — продолжает гитарист, — ее нынешний супруг и Миха в курсе. Понятно, что его это бесит.
— Нет, мне совсем непонятно, — отрезает Лиза, нервно выхватывая из тонких пальцев Цвиркунова потрепанную салфетку, и сама принимается очищать его майку от пятен.
Они стоят все в том же коридоре. В самом конце, у окна, мигает лампочка, и это дико бесит Лизу.
Где-то тихо скрипит дверь, будто разговор Стоговой и Цвиркунова хотят подслушать.
Лиза спрашивает:
— Почему он пришел сюда?
— Бес его знает. Андрюха говорит, Миха по приезде сюда звонил Анфиске. Наверное, она и сказала своему муженьку.
Мгновение Яков просто стоит и смотрит на угрюмую Стогову, а потом треплет ее по волосам со словами:
— Хорошая ты, малявка. Жаль, что Михе все равно, — и уходит.
Только тогда, повернув к своему номеру и вскинув глаза, девушка понимает, что их действительно подслушали. Ну как подслушали, скорее, это они сами не заметили Горшенева, стоящего в дверях именно ее номера.
Сердце ухает куда-то вниз, а пальцы Лизы вдруг стискивают край футболки, но она упрямо движется на объект с темными горящими глазами. Миша невозмутим, но чуточку жутковат с рассеченной скулой и заплывающим глазом. И снова он без передних зубов.
Не дойдя до двери, Стогова приваливается плечом к стене и смотрит на это «чудо» и, качая головой, говорит:
— Ничего не поменялось. Вечный ребенок.
— Аминь, — небрежно фыркает Горшенев и кивает куда-то позади себя. — Давай, заходи, пожрем чего. Только не задавай вопросов.
«Ну конечно, только не задавай вопросов, — думает Лиза, всматриваясь в глаза Миши. — Главное, что ему паршиво, а он хочет оставить это в себе. Ладно. Подождем, мы не гордые».
— Хорошо, давай перекусим, — кивает блондинка и входит в свой номер, буквально протискиваясь мимо Миши-медведя. Вообще, они тут все по двое заселены, но дамочке-то естественно предоставили одноместный номер.
Горшенев захлопывает дверь, а Лиза стоит к нему спиной, и почему-то ей вдруг становится как-то страшно. Она оборачивается и нерешительно улыбается. Перед ней как будто снова тот парень из «за столом сидели мужики и ели». Всего секунда напряженного молчания и каких-то ненормальных взглядов глаза в глаза, и все: Миха направляется в уборную, а Стогова, растерянно моргая, начинает лихорадочно убирать свои вещи с кровати.
Мрак какой-то. Не пойми что происходит. И Лиза действительно ни черта не понимает…
Комментарий к
Песня “Отражение”
https://youtu.be/V-WTo1VTjzk
========== Часть 4 ==========
Лиза пьет редко. В смысле, алкоголь ее не привлекает. Но это тот самый случай, когда Стогова сама сознательно решает почти напиться. Почти, потому что ее организм чаще всего принимается отторгать горячительные напитки. Вот и в этот раз она сидит на кровати в номере, в обнимку с бутылкой поганого шампанского, которое она терпеть не может, и ощущает подступающую тошноту.
Когда в комнату входит Миша, она тут же, глупо хихикая, пытается оправдаться:
— Я рас… рас…
— Распиздяйка, я понял, — кивает Горшенев, который судя по осмысленному взгляду и влажным волосам, просто-напросто принял холодный душ. Хотя и не пьян он был вовсе. Скорее, охмелен.
— Расслабилась просто… — выдавливает Стогова лениво.
Он спокойно приближается к кровати, щелкает выключателем настольной лампы, стоящей на тумбочке, и в ее желтом освещении с секунду разглядывает пьяную девицу, затем без труда отбирает у Лизы бутылку и, осмотрев ее содержимое, которого осталось всего-ничего, говорит:
— Ты на меня не ведись. Это я могу бухнуть без последствий, а ты девочка примерная, не фиг падать ниже плинтуса. Дуй в душ и приходи в чувства.
Лиза честно пытается выглядеть очень разозленной, но в таком состоянии мало что выходит, потому Миха лишь усмехается, взваливает ее на плечо и сам несет в ванную.
Лизу мутит, но она держится. Негоже блевать перед Горшеневым, это вам не это…
В общем, да, Стогова не может четко размышлять над формулировкой предложений.
Однако шампанское быстро выветривается из дурной головы. Собственно, из любой головы, но у Стоговой она в этот вечер действительно дурная.
Миша тщательно полощет покорную Лизу в прохладной воде, и она постепенно просыпается от дурмана и уже стыдливо опускает глаза, а потом бурчит, обхватывая себя руками:
— Я не из-за тебя.
— Ну конечно, — язвит Миха, но как-то по-доброму, без зла, только с легкой насмешкой.
— Честно.
— Хорошо-хорошо, малявка, я сделаю вид, что поверил, а ты иди и переоденься, а насчет Анфиски…
— Не надо, — тут же вскидывает глаза Лиза, напуганная предстоящими откровениями.
— Надо! — рявкает Горшенев. — С ней давно покончено. Просто… бесит этот ее, блять, мудак. Он по роже заслужено схлопотал. Не хер было… — и Миша умолкает, а Стогова понимает, что дело, вероятно, заключалось в каких-то запрещенных препаратах и в Анфисе, заигравшейся с этими самыми препаратами.
***
Сколько Лиза не пытается зажечь огонь, ни одна конфорка не поддается, будто газа нет. Она проверяет — газ есть, начинает немного вонять.
Просто спички отсырели, а плита допотопная, поэтому Стоговой приходится отправиться на поиски сухого коробка спичек.
Голова после выпитого шампанского дико раскалывается, но блондинка целеустремленно идет по мрачному коридору в сторону лифта, прислушиваясь к звукам и голосам за дверями номеров. Она собирается спуститься вниз и расспросить администратора об условиях пользования общей кухней. Но на полпути ее останавливают.
— Лизка? Это ты?
Стогова некоторое время стоит на месте и не оборачивается. После, немного отойдя от шока, она оглядывается с невозмутимым выражением лица.
— Костя, — кивает девушка.
Костя. Метелин. Опять он. Даже спрашивать не стоит, как он тут оказался. Конечно «по работе». Просто поехал следом за ней, просто «случайно» вышло.
— И давно ты тут? — спрашивает она, а он ехидно заявляет:
— Если переживаешь, не слышал ли я трехэтажный мат Горшка, когда тот дрался, то ответ положительный. Да, я слышал.
— Он не Горшок. Его имя Миша, — чеканит Лиза, которой прозвище Горшенева просто поперек горла встает каждый раз, когда она его слышит.
— Ой, какие мы нежные.
— Эй! — вдруг раздается свист позади Кости, и Лиза одновременно с парнем вскидывает глаза на не очень умелого «свистуна». Миха стоит у двери своего номера, сунув руки в карманы черных джинсов, и смотрит на них. — Пацан, я тебя, кажется, за сигаретами отправлял.
Костя бледнеет, а Стогова испытывает почти что оргазм от его выражения лица, такого униженного выражения лица Метелина. И вот никогда и никто не назвал бы ее жестокой, но в этот момент, когда в ее голове бьют колокола, а глотку жжет такой непривычный для нее «сушняк», девушке буквально хочется крови. То есть она хочет, чтобы этот сукин сын, притащившийся именно в этот город, огреб именно от этого музыканта. Здесь и сейчас.
Она уже даже дергается в сторону Кости, когда внезапно приходит в себя, словно скинув с глаз пелену, и улыбается, отвечая Мише:
— Я сама принесу, сейчас вернусь.
Горшенев немного растерян. Он кивает, глядя на девицу угрюмо, и говорит:
— Что-то ты мутишь, Стогова.
— Нет, — бросает Лиза через плечо, уже идя к лифту, — это твоя прерогатива. Ты ж у нас фронтмен, вот ты и мути.
Похоже, Миша матерится по поводу иностранного словечка, но Лиза за грохотом дверей лифта не слышит этого наверняка.
***
Вернувшись, девушка совершенно неожиданно для себя понимает, что в коридоре, прямо за углом, Костя разговаривает с Мишей. Хорошо, что она не ехала на лифте, иначе достаточно громко объявила бы о своем возвращении, а так тихонько поднялась по лестнице и притаилась у двери своего номера…
— …и поэтому я приехал, понимаешь? — слышит Стогова обрывок фразы. — Лизка-то в «психушке» лежала, когда подростком была. Я не знал об этом все два года, пока мы встречались. Но в один вечер, когда мы с Лизкой…
— Опусти подробности, — режет Миха достаточно нервно. — Меня не шибко волнует, чем вы там занимались.
— Мы в карты играли, — отвечает Костя, и Стогова буквально физически ощущает, как напряжен Горшенев. — Речь тогда уже заходила о расставании, я не мог больше терпеть ее. А потом ей прислали сообщение, и я его открыл. Это была мать Лизы. Она просила не забыть о приеме к психиатру. Цитирую: «А то опять попадешь в клинику». Как оказалось, Лиза все это время посещала доктора…
— Ладно, я понял, — Миша пресекает все попытки Кости Метелина очернить Стогову, а сама Лиза жмется к двери, чуть приоткрыв ее, чтобы успеть при необходимости спрятаться, и внутри у нее все холодеет, потому что в голове лишь обрывки прошлых событий и ни одного намека на то, что она действительно лежала в психиатрической клинике. Однако доктора Лиза посещала, это она точно помнит.
Девушка снова хочет курить. И вновь ее мысли путаются в каких-то туманных образах, и она понимает, нахмурив лоб, что это всплывает ее сон. Тот самый сон, ее первый странный сон с участием Миши. И в этом вроде бы нет ничего странного, но только если закрыть глаза на тот факт, что тогда она не знала ни группы «Король и Шут», ни ее лидера…
***
Стогова сидит в одиночестве в ванной комнате и курит, стряхивая пепел в унитаз.
Прежде чем испробовать морской пены —
Я хочу запомнить этот свет белым.
Я хочу увидеть на скале город.
Бешено колотится в груди кто-то…
В таких гостиницах санузел всегда совместный. Это уже канон. Лиза терпеть не может подобные места, почему-то ощущая себя дешевой проституткой. Но она никогда таковой не была и не станет, придерживаясь с парнями платонических отношений, только с Костей она встречалась полноценно. Хотя вообще это все странно.
Она не изнемогает, глядя на Горшенева, ей просто хочется, чтобы он ее поцеловал. И все. Это не так уж и много. Для него, вероятно. А для нее — это космос.
После того, как Костя все рассказал, Миха так с ней и не заговорил. Только по делу и только на репетиции, последней перед выступлением.
Лиза уже знает, что парни собирают вещи, и что они должны вскоре все вместе покинуть этот, наверное, красивый город. Стоговой неизвестно, насколько он красив, потому что ее мозг будто отключается, когда она едет в автобусе с ребятами. То ли это от такой близости с Горшеневым — что мало вероятно, — то ли от слабых нервов.
Как бы глупо и нелогично это ни прозвучало, но Стогова четко чувствует эту связь, будто они с Мишей «скованные одной цепью», и это тревожит девушку, потому что так не бывает. Она не верит в это.
«Что будет, если ты погибнешь? — спрашивает девушка, мысленно обращаясь к Горшеневу. — Что тебе помешает? Никому не мешало, а тебе? Сам нарываешься…».
Лиза замирает, снова осознавая, что эти слова те самые, что с истеричными нотками вырвались из ее глотки после того сна.
Девушка тушит сигарету о край унитаза, бросает ее в воду и, обхватив голову руками, принимается раскачиваться взад-вперед, потому что происходящее кажется ей какой-то слегка сюрреалистичной фантазией. Слегка, потому что все очень даже реально, и этот грохот в дверь, раздающийся уже несколько минут, Стоговой вовсе не снится.
— Я не могла тебя знать, — выпрямившись, говорит Лиза, и по ту сторону двери все стихает, а потом раздается голос Горшенева:
— Что? Что ты сказала?
Лиза смотрит на дверную ручку, потом на щеколду. Она делает уверенный шаг вперед и отпирает дверь, широко ее распахивает и впивается колким взглядом в глаза Миши, не менее требовательно разглядывающего ее.
— Я сказала, что не могла тебя знать раньше. Мы недавно познакомились. Хотя я слушаю «Король и Шут» с юности. Я все равно не могла тебя знать тогда.
Противнее Стоговой больше всего от того, что Миша не выглядит изумленным. Он смотрит на нее осмысленно и даже многозначительно. Он как будто понимает, о чем идет речь. Это пугает девушку, но совсем немного, а внутри у нее заседает отчетливая уверенность в том, что все идет по строго намеченному плану. Вот только по какому? И чей это план?