Горшенев гладко выбрит, причесан и от него приятно пахнет — мужской лосьон после бритья. С изумлением Лиза замечает свое отражение в зеркале: пепельные волосы слегка вьются и свободно ниспадают на плечи, зеленые глаза немного подкрашены, четко очерченные губы тронуты матовой помадой кофейного оттенка.
Привычное темное платье, теплая укороченная синяя курточка — Лиза уже смотрит на себя сверху вниз — любимые черные ботинки. Все так, как и должно быть. Но страшно то, что Стогова не понимает, когда успела одеться.
Миша ловит ее растерянный взгляд и спрашивает, строго так, прямо по-отечески, будто заделался ее покровителем, и это раздражает Лизу:
— Болезнь возвращается?
— Что? — шепчет блондинка, но спохватывается. — Ерунда. Бывает… То есть… э-э-э… Миш, давай так: я к тебе не лезу с расспросами, а ты меня оставляешь в покое. А Костя еще свое получит — козел.
Горшенев угрюмо кивает, и по его лицу Лиза понимает, что он это так не оставит. Миха явно намерен понаблюдать за ней.
— Едем? — немного нервно спрашивает Стогова, юркнув мимо Миши.
— Едем, — отвечает он, провожая Лизу взглядом, который можно охарактеризовать как слишком пристальный с загадочным блеском в самой его глубине.
Когда взойдет весна
И смерти вопреки…
Комментарий к
“Смерть на балу” ( из зонг-оперы “TODD”)
https://youtu.be/kDzjScf_t0A
========== Часть 5 ==========
Летел и таял — не соберу.
Летел и таял.
Больше не тает.
Завтра я еще не умру,
Но кто его знает.
Завтра — это так далеко…
— Что было в том сне? — спрашивает озадаченная Надя, глядя на Лизу, которая равнодушно раскладывает вещи по полкам своего шкафа. Она снова дома. Гастроли пока окончены, и Стогова может немного перевести дух после странной поездки, которая снова не отложилась в ее памяти.
— Ничего особенного, но в то же время… — Лиза присаживается на край кровати, задумчиво уставившись в стену напротив. — Как будто он хотел донести что-то важное…
— Расскажи мне, — настаивает Надя, а Стогова вдруг поворачивается к ней и спрашивает:
— Надь, я «психушке» лежала?
Подруга совсем не удивляется, как Миша тогда, в отеле. Она кивает, отвечая:
— Да. Лежала. Тебе тогда поставили диагноз такой… — девушка хмурит лоб, напрягая память, и продолжает неуверенно: — Кажется, что-то с шизофренией связанное. Тебе все кто-то мерещился, а потом еще и это… обсессивно-компульсивное расстройство. Фиг знает, что тебе там виделось.
Лиза слушает и наблюдает за таким знакомым лицом подруги, которое теперь будто искусственное. Как в том дурацком фильме «Дом восковых фигур». И зачем она вообще его смотрела? А когда она его смотрела?
— Надь, — снова говорит Стогова, не мигая и не двигаясь. — Что конкретно я говорила тогда?
Подруга натужно улыбается, словно ей в ягодицу тычут иголкой, а пошевелиться нельзя, и все-таки произносит:
— Ты утверждала, что Миша Горшенев может умереть.
«Миша Горшенев может умереть. Миша Горшенев может умереть. Миша Горшенев может… умереть. УМЕРЕТЬ…».
«Что тебе помешает умереть? Сам нарываешься…».
От напряженного молчания и дикой головной боли у Лизы начинает искажаться картинка. И вот Надя уже и вовсе не Надя, а так — облако, чей-то силуэт, некто неизвестный, незнакомый.
Стогова клонится вправо и ощущает под головой мягкую пружинистую подушку. Она хочет к Мише. Он надежный, свой, родной. Он ее защитит от этого безумия.
— Пожалуйста, — шепчет Лиза, — пожалуйста, кто-нибудь позвоните Мише. Пусть он приедет. Мне плохо… пожалуйста…
И губы как-то сами собой начинают нашептывать слова, которые складываются в предложения, и эти самые пересохшие губы вдруг освобождают то, что пряталось внутри девушки — она рассказывает…
***
Сон первый.
У тихого пруда она гулять любила.
За нею наблюдал я с дуба каждый день…
Раннее утро. Небо вдали едва тронуто бледно-розовыми всполохами рассвета. Лето. Стрекот саранчи. Пахнет соснами и водой. Где-то впереди квакают лягушки, подсказывая прогуливающейся парочке расположение пруда. Парочка, медленно идя по аллее, тихо беседует.
Говорит Миша. Он что-то рассказывает Лизе.
Она не запоминает. Не нарочно, просто не может запомнить, как будто так и надо.
На Мише темная рубашка, наполовину расстегнутая на груди, черные джинсы, тяжелые ботинки. Красивые густые каштановые волосы начесаны и взъерошены. Он такой молодой и полный сил. Высокий, стройный и улыбчивый. А глаза у Миши светятся, когда он произносит какие-то простые истины, касающиеся жизни Лизы, но она ничегошеньки не может закрепить в памяти.
И вот они медленно приближаются к пруду. Лиза отчего-то подходит к воде и прислушивается. Миша стоит позади нее, но на расстоянии нескольких шагов.
Вдруг слышится всплеск воды, характерный для спокойной гребли. Совершенно точно, это весла окунаются в воду.
Лодка выплывает из тумана как-то неожиданно и в то же время ожидаемо. В ней сидит Человек* в черной одежде. Он молча причаливает, ждет, когда Лиза сядет в лодку, и она делает к нему шаг, затем второй и уже забирается в деревянное суденышко. Звенит цепь, что, как оказывается, до этого удерживала лодку. Цепь намотана на кол, торчащий из земли. Лиза видит, как Человек берется за весла и лодку тихо относит от берега. Но внезапно цепкие руки ухватывают девушку за плечи и выдергивают из судна, а затем, когда Лиза осознает, что ей не дали уплыть с тем Человеком, она оглядывается на Мишу, почему-то орущего на нее с таким праведным гневом, что ей становится немного не по себе. Особенно, когда Миша в порыве ярости выпаливает:
— Ты дура, что ли? Он же мертвый! Ты куда с ним намылилась? Рано тебе еще, ясно? Сиди тут пока…
И вот он уже ведет ее обратно, а Лиза все оглядывается на то место, где в густом тумане скрылся Человек. Она чувствует лишь легкую досаду. Она рада, что Миша спас ее, она понимает, что это важно. То, что произошло и происходит, это нечто важное…
***
— …и я, я проснулась, — устало говорит Стогова, смежив веки и все так же лежа на кровати в своей спальне. — И тогда вдруг разревелась. На постер Михи взглянула и завыла белугой. Точно помню, я сказала… Господи… — Лиза в отчаянии широко распахивает глаза и, вскочив, кричит на всю квартиру: — Надя! Он должен умереть! Должен!
— Лиза! Лиза! — кто-то трясет ее за плечи, и девушка, вздрогнув, изумленно встречает взгляд темных глаз. — Лизка, ты чего? Ебанулась, что ли?
— Миша? — непонимающе моргает девушка, вытягивая шею и пытаясь за широкими плечами Горшенева разглядеть Надю, но Миха поясняет, поняв, кого ищет Лиза:
— Твоя подруга позвонила мне и укатила. — Горшенев отпускает Стогову, и та тихо присаживается на краешек кровати. — Ты это, поспи немного. А то… нагородила тут.
— Чего нагородила? — Лиза вскакивает и хватает Миху за руку, повиснув на нем так, словно он ее последняя надежда. Девушку колотит от ужаса. С ней явно что-то не так, иногда картинка окружающего ее мира как-то искажается и словно расплывается.
Миша смотрит на Лизу спокойно, но очень внимательно, и она замечает между его темных бровей складку, что обычно залегает тогда, когда он сосредоточенно думает.
— Ты сказала, что я должен умереть, — Горшенев произносит это так обыденно, что у Лизы перехватывает дыхание. Сама эта мысль не может даже выдвигаться на рассмотрение. Никогда. Нельзя. Лиза не хочет допускать подобного обсуждения.
— Пф… — фыркает она, хрипловато и нервно смеясь. — Бред какой-то.
— Точно. Бред.
— Есть курить?
— Есть. — Миша сам прикуривает сигарету, а потом, выдохнув дым и сощурив темно-карие глаза, спрашивает: — Я правда тебе снился тогда? Сколько тебе было лет?
— Четырнадцать. И да, это правда. Я не знаю, почему ты мне приснился. И как вообще это возможно, если ученые утверждают, что в своих снах мы видим только тех, кого встречали хотя бы раз в жизни. Ну или кого заметили мельком по телевизору, в журнале или на афише. Я уверена, что не знала твоего лица до того сна. — Лиза вскидывает на Горшенева строгий взгляд. — Я только потом как-то услышала «Лесника», а мир мой перевернулся из-за клипа «Ели мясо мужики». Я чуть не умерла от ужаса, сообразив, что ты тот парень из моего сна. Тогда все и началось.
Миша кивает и усаживается в кресло у стены, так и не отдав Лизе сигарету. Он задумчиво курит и смотрит на девушку. А потом вдруг говорит:
— А знаешь, не бери в голову. С кем не бывает…
— Миш, не бывает. Я даже не помню, как попала в клинику.
— Нет пути назад… — бормочет Горшенев невпопад, и Стогова, встревожившись, переводит на него взгляд, и вновь ее сердце покрывается липким страхом. В глазах Миши она замечает сущий мрак, вселенскую тоску и леденящую душу безысходность. Это лишь мгновение, а Лиза вдруг осознает, что Миша — изгой. Он не может найти себе место, как бы жутко это ни звучало. Его голову гнетут тяжкие мысли, она видит это на его лице, а он все смотрит на нее в ответ и бормочет про отсутствие обратного пути. Что это значит? Что с ним? Почему все так странно и как будто не с ней? Так бывает только во сне. Но ведь это реальность…
— Миша, — зовет Лиза шепотом, — скажи хоть что-то светлое, а, пожалуйста. Не пугай меня, Миш. — Он нерешительно улыбается. — Фух… так-то лучше.
— А давай-ка пройдемся, — бодро восклицает Миха, резко вскочив.
— Д-давай, — удивленно выдавливает Стогова и тоже растягивает губы в улыбке.
Она подрывается с кровати и бросается к шкафу, чтобы взять свою ветровку.
Мило подмигнув своему отражению в зеркале, висящему на дверце шкафа, Лиза на миг встречается взглядом с Мишей и застывает. Одна крошечная доля секунды, и все встает на свои места. Но того мига хватает, чтобы ошеломленно попятится и наткнуться спиной на Горшенева, вставшего позади девушки. Лиза успевает понять, что произошло: ей показалось, ей просто показалось, будто Миша не тот, что сейчас, а другой. Не зрелый и крепкий мужчина, а парень…
Парень из ее сна.
Нет, так не бывает.
Или бывает?
Нет.
Она просто сходит с ума? Как тогда…
Снова я лишен покоя.
Что с тобой моя душа?
Просишься на небеса.
Да кому ж ты там нужна?
Из какой-то темной бездны
Голоса меня зовут.
Все стремленья бесполезны.
Здесь меня нигде не ждут…
Комментарий к
* - это реальный человек. По личным соображениям я не стала писать его имя, пусть он останется просто Человеком, который хотел увести за собой. Этот Человек в реальности мертв.
========== Часть 6 ==========
Миша смотрит на поблескивающую в ярком солнечном свете водную гладь канала, он щурит глаза и слегка улыбается.
Они успели пройти немало километров, наслаждаясь солнечным днем, когда Лиза вдруг говорит:
— А почему ты неженат?
Миша, отвлекаясь от каких-то своих мыслей, встает спиной к выложенному камнем ограждению и смотрит на Лизу.
— Ну ты же понимаешь, какое у меня отношение к браку, — хитреца в его глазах веселит Стогову, и она широко улыбается, а Миша выдает в отместку: — А ты почему Костяна бросила?
— Костяна? — лицо блондинки вытягивается, и она немного недоверчиво косится на музыканта. — Ты серьезно? Вы что, подружиться успели?
— Ага, подружиться, конечно, — саркастично хмыкает Миха. — Если ты считаешь, что можно водиться с таким мудаком, особенно после его приезда следом за тобой, то хреновое у тебя обо мне мнение, госпожа.
Вновь возвращается прежний вполне адекватный Миша. Хотя, если честно, Лиза, скорее, себя считает чокнутой, чем Мишу.
Он-то вполне нормален и, кстати, все ее выходки воспринимает спокойно. Подозрительно спокойно.
— Ты знаешь мое мнение о тебе, и оно… в общем, ты знаешь, — говорит Стогова, отводя глаза от лица Миши. — Но я хочу кое в чем разобраться.
Горшенев кивает, глядя на девушку заинтересованно.
— Отлично, — вздыхает она, не очень-то желая рассеивать атмосферу светлой радости.
Лиза молчит и смотрит на проходящих мимо людей. Самые обычные прохожие, незнакомки и незнакомцы; молодые и пожилые; парами, по-одиночке и компаниями.
Кажется, все выбрались из своих квартир и домов, чтобы вдохнуть потрясающий свежий воздух… весны. Весны?
Лиза снова теряется от ужаса, паника наваливается на нее в долю секунды, но уже в следующий миг теплая тяжелая рука опускается на ее плечо, и девушка, вздрогнув, поворачивается к Горшеневу. Он легонько качает головой, как бы говоря, что не стоит беспокоиться, будто с ней все в порядке.
Стогова нервно сглатывает и спрашивает:
— Миш, сейчас весна, правда? — Он кивает. — Хорошо. Тогда почему я не помню Нового года? То есть я… я была с вами? Или с матерью? Миша, что со мной такое?
— А что с тобой такое? — словно эхо отзывается Горшенев, так и не убрав руку с ее плеча.
— Это все как будто понарошку. Я не понимаю… я не помню. Ничего не помню. Где я была вчера? Когда мы вернулись из того города? Что это был за город? При чем здесь Анфиса? Миша? Что это такое?
Горшенев вразрез со своим колючим взглядом довольно нежно проводит пальцами по ее щеке, и он как будто говорит ей: «Что ты понимаешь во всем этом, малявка?».
— Просто ты запуталась, — выдвигает свое мнение Миха. — Не заморачивайся. Скорее всего, это усталость. Ты, Оль, головой раньше не ударялась?
Лиза готовится ответить, но замирает с раскрытым ртом, а затем, сверкнув зелеными глазами, переспрашивает:
— Оля?
— Что?
Миха выглядит крайне удивленным, прямо таращится на нее в недоумении, и Лиза, разозлившись на него, выпаливает:
— Что-что, ничего! Ты меня Олей назвал, а я спросила просто. И да, головой я ударялась, — и девушка уверена, что это так, но она все равно не знает, почему она в этом уверена.
В некоторой степени Стогова уже и сама ничему не удивляется, она спокойно смотрит на Мишу и ждет его реакцию на эту «Олю».
«Оля? — продолжает думать Лиза, проводя какие-то не до конца ей понятные параллели, — Оля. Ольга. Ольга Горшенева. Что? Кто это? Ольга Горшенева?».
— Слушай, ну оговорился, наверное. Я сам не понял, так что не психуй, — тут же пыжится Горшенев и, хватая Лизу за кисть, ведет за собой, при этом она едва поспевает за ним. Что ее рост против «горшеневских» длинных ног? А бедра, кстати, у него офигенные. Она ловит себя именно на том, что, плетясь чуть позади Михи, таращится на его ягодицы и бедра.
«Поглядите-ка, — мысленно усмехается блондинка, — во мне девица пробудилась. Девица, залюбовавшаяся ягодицами. Ого, почти рифма. Может сказать Михе? Он точно заценит».
— Миша, — окликает Лиза, глупо хохотнув, но осекается, когда случайно скользнув взглядом по лицам столпившихся в парке людей, замечает нечто невразумительное, нечто несуразное, то, чему она тут же у себя в голове дает прозвище — Безликий. И это слово как нельзя лучше характеризует человека в черном похоронном костюме, который стоит чуть поодаль от этой толпы и, наверное, смотрит прямо на нее. Лиза не видит этого наверняка по одной ужасающей, леденящей душу причине: у Безликого нет лица*. Вполне логично, потому-то он и Безликий.
— Ты его видишь? — вырвав свою руку из пальцев Горшенева, спрашивает Стогова, но сама не отрывает глаз от странного существа, которое она воспринимает во всем том безумии, что плодится в ее голове, очень даже своевременно появившимся. Вовремя и к месту. Он, как посланник, стоит никем незамеченный и ждет.
Лиза делает шаг в его сторону, и неестественно длинные руки Безликого вдруг приходят в движение, начиная болтаться как веревки на сильном ветру, будто в них совсем нет костей.
— Блять, ты меня достала! — орет Горшенев позади Лизы, за шмотки отшвыривая ее в сторону, а мимо тут же проносится мотоциклист.
Все прекращается. Безликого нет. Лиза ошеломлена. Она пялится на Мишу, который непонимающе и злобно смотрит в ответ, а потом он разводит руками, спрашивая на повышенном тоне:
— Что на этот раз? Увидела мужика без лица? — выдает Миша, а Стогова прищуривается, вглядываясь в глаза Горшенева.
— Да, — неуверенно признается она.
Тот цокает, матерясь, потом взмахивает рукой и, резко крутанувшись, идет прочь, но на ходу все же бросает:
— Скажи еще, что у него были длиннющие конечности.