Посмотрел Искра на Копьё, а Копьё сказал:
- Иди в тордох, а то совсем окоченеешь. Бубен-то твой почти готов. С собой его возьмёшь, когда в стойбище матери своей отправишься?
Вздохнул Искра - печально, да делать нечего.
- Прости меня, Копьё, - сказал. Заглянул охотнику в глаза снизу, как медвежонок-дух на него самого смотрел. - Не могу я сейчас к матери ехать, хоть и охота мне. Слишком там хорошо, а когда хорошо - не приходит мне вдохновение.
Усмехнулся Копьё.
- Ты уж выбери, что тебе надо: то оленье копыто просишь, то лунный рожок с неба стрелой сбить.
Хотел Искра обидеться, но уже кое-чему научился - рассмеялся:
- Пусть лунный рог у неба растёт - не нужен он мне. Учи меня, Копьё - а я слушаться буду и научусь, чему смогу. Мне тоже надо стать воином - хоть и другие следы я вижу. А если что странное заметишь - не сердись: сполохи это играют, глаза отводят.
Взглянул Копьё сверху - как с сопки:
- А ты говорил, что не веришь мне.
Улыбнулся Искра:
- Так и ты мне не верил!
Если и была между ними ледяная стена до самых туч - окончательно она растаяла и ручьями в море ушла.
***
Отправили Искру на Песцовую реку к Копью учиться в тундре звериные следы читать, самоловы ставить, на волка выходить, гонять оленью упряжку - а научился он совсем другим умениям. Шаманским зрением в темноте следы духов находить, своему страху навстречу идти, не отступая, боль терпеть, не меняясь в лице - и не смотреть на людей свысока, хоть и не могут они скрытое видеть. Главное умение - разобрать, что у всех разная сила.
Это умение Искра бы без Копья не освоил. Слишком уж в него дети Ворона верили, слишком ждали, когда он станет богатырём и защитником. Когда слишком уж верят в кого-то люди - и злобная нежить, и глупость, и высокомерие легко сбивают общую надежду с пути, словно в насмешку.
Но Копьё не из тех людей был, чтоб Искру, словно тайныкут, под паркой на груди носить - а оттого и перестал Искра себя чувствовать у старших за пазухой. Человеком, а не амулетом себя чувствовать начал.
Бубен у него теперь был, колотушка из оленьего ребра была - и первый раз Искра пел, призывая духов, когда вокруг тордоха пурга разыгралась. Слышал Искра, как ветер сотней голосов завывал, как снег швырял яростно - и захотелось ему и своего медвежонка услыхать в голосах вьюги.
Запел Искра - тоненьким голоском, как сумел:
- Маленький келе, помнишь, как я тебя кровью угостил? Помнишь, как ты сквозь мясо и кости меня обнюхивал? Мы с тобой - друзья. Покажись мне снова!
Скакал голос у Искры вверх и вниз, будто зайчонок, и ритм никак не хотел ловиться - но мало-помалу загудел бубен, как ветер в дымоходе-онидигиле, а в глазах у Искры огонь стал темнеть. И увидел он - глаза в глаза - медвежонка: зеленоватые сполохи в кромешной тьме его освещают.
Искра шепнул неслышно:
- Покажи маму.
Загудел вокруг чёрный ветер, пурга хлестнула лицо - и целый миг видел Искра, как мама, сидя у костра, делает строганину, а рядом - Тальник трубку курит, Брусника чай заваривает...
Очнулся Искра у Копья на руках.
Хмурился Копьё:
- Не люблю я камланий. Неуютно мне. Неприятно, когда по тордоху тени снуют. И когда шаман улетает - тоже не люблю. А ну, как умрёшь ты?
Искра головой мотнул:
- А как же твои важные слова, Копьё? Ты же веришь мне? Если не научусь через Нижний мир проходить и смотреть - как сумею людям помочь? Сам меня учил сердце в кулак зажимать, когда страшно - вот я и учусь никаких страхов не бояться.
Не стал Копьё спорить: правду Искра сказал.
Тяжело в обучении будущему охотнику. С чуркой на плечах мальчик бегает по тундре с утра до вечера, как олень, изо дня в день, пока не перестанет тяжесть на себе замечать. Через Песцовую реку переплывает туда и обратно, когда вода холоднее мороза и другой берег еле брезжит в тумане. Белых снежных куропаток учится руками ловить, а песцов - самоловами. Коль не привыкнет к тяготам и трудностям - как выживет в тундре?
Но и шаману в учении нелегко. И смотреть Копью на Искру жутко: того и гляди, душа у мальчишки навсегда с телом расстанется. Надо ему научиться неживых сумеречных медведей голыми руками душить, шаманским наитием видеть в кромешной тьме, читать те следы, что недоступны глазам человека. Помочь ученику на этом пути Копьё не может, может только надеяться: авось, если жилы у Искры окрепнут, а рука станет верной - и в Нижнем мире это пригодится ему.
На том они и сошлись, учитель с учеником. Решили, что их пути рядом идут через время. Одна - на ярком свету, по чистому снегу, песцы её перебегают, волки вдоль неё рыщут - тропа Копья, Искра по ней идёт, как во сне. Вторая - в глухой темноте - тропа Искры; кто там из-за призрачных сопок глядит слепыми глазами да железными клыками лязгает - Копьё себе даже представить не может.
Странно Копью было думать, что простые умения обычных людей юному шаману на пользу - но Искра рос и менялся, а подрастая, понимал что-то важное. И если он говорил: "Не пойду я с тобой нынче - надо мне туда спуститься, где безглазые совы слепое ущелье стерегут", - Копьё верил и не спорил. И присматривал исподволь: путь шамана простым взглядом похож на сон, только просыпается шаман тяжело - и лицо у него такое, будто сутки в пургу бежал без остановки. Чёрная усталость на лицо тень отбрасывает.
А Искра в Нижний мир спускался. Тело становилось сильнее - и душа становилась сильнее. Нижний мир мраком полон, как тяжёлой водой - густая темнота лёгкую душу выталкивает наверх, словно пёрышко. Сила нужна, чтобы плыть в этой темноте всё ниже - учился Искра в неё нырять, раздвигать её собой.
Сперва плохо выходило. Не видно в кромешной черноте ни зги, как ни раскрывай глаза - только чутьём угадывается, как скользят вокруг тени неведомых существ: мокрым мехом по лицу мазнут, шершавой лапой - по ладони... укусить не смеют - медвежонка боятся, но и не показываются. Как тут рассмотреть следы и пути, как найти верную тропу? Не выходит пока.
С медвежонком - легче. Обнимает Искра медвежонка за шею - и тот бредёт сквозь теснины мрака, медленно, но упрямо и уверенно, Искру на себе несёт, словно бабочку, что на шерсть его опустилась. Отпустишь его шею - и всплывёшь назад, в Срединный мир, как пузырёк воздуха со дна всплывает. Ничего не рассмотрев толком - только ладони горят от медвежьей шкуры из снежных вихрей.
Сидел Искра у очага, кормил огонь тюленьим жиром, говорил грустно:
- Ты-то, отец, видишь в любой тьме... взял бы я тебя с собой, да ведь перепугается нежить из сумерек, разбежится, а приятелю моему, медвежонку, беда от твоих прикосновений будет. Тьма тебя сторонится, холод от тебя прячется, снег тает - и Нижний мир не стерпит. Что же мне делать?
Коснулся пламени рукой - и остался в пригоршне свет.
Удивился Искра, горсть к глазам поднёс: плещется в ладони свет, как чистая вода, не горячий, а тёплый - золотые волны по нему идут. Плеснул Искра светом в лицо, глаза потёр - и стали глаза золотыми, как у полярной совы.
Со светом внутри. Для того чтобы пути во мраке искать.
Взял Искра ножницу, отрезал кончик косы и положил на камень очага. Не спеклись волосы, а вспыхнули вмиг - один пепел остался. Улыбнулся Искре отец.
После того и увидел Искра Нижний мир - те места, какие даже самые сильные шаманы видят еле-еле, словно силуэт сопки во вьюжную ночь. Всё увидел.
И получил весточку от деда.
***
Случилось это, когда уж шесть зим миновало с тех пор, как Искра из стойбища на Круглом озере уехал. Много прошло времени, много снега выпало и растаяло - но Искра всё о своём родном доме знал. Знал, что мама здорова, знал, что Брусника жива, знал, что Тальник ходит ещё рыбу ловить, хоть колено его ночами и мучает. И от этого знания было у Искры на сердце легко - ничто от вдохновения не отвлекало.
Разве только иногда вдруг тоска - маленький зверёк - откуда ни возьмись, приходила, под малицу забиралась, сердце грызла. Зубки мелкие, а больно. Тогда учился Искра тоску душить, как злого келе, что наводит болезнь и радость ворует. Плоховато пока получалось - и даже медвежонок, вьюжный приятель, снег, что и летом не тает, вздыхал за стеной тордоха.
А Искра думал, как вернётся домой богатырём и бойцом - потому что уже видел, с кем ему предстоит сражаться, если так повернётся судьба.
Брал он бубен и начинал петь. И открывалась перед ним дорога в Нижний мир - вроде лестницы в кромешную тьму, да только золотые глаза тьму проницали, и видел Искра, как мир духов устроен и кто там живёт. На лестнице встречались ему лишь маленькие рогатые келе, что исподтишка в Срединном мире у людей иголки воруют, пучеглазые сплетники - норовили они руки лизать да в друзья набивались, но не надо Искре таких друзей - и безглазые совы-соглядатаи. Но однажды хватило у Искры духу дойти до самого низа, благо шёл рядом с ним метельный медвежонок - верный спутник, что кровь Искры на вкус пробовал.
Тундра вокруг расстилалась, только ни сполохи над ней не играли, ни луна не светила, ни солнце не заглядывало в вечный мрак и вечный холод. И снег тундру покрывал - серый, а небо над снегом - словно глухой полог, висит низко, да и не небо это, а земля сверху давит. Воздух затхлый, стоячий - не шелохнётся.
Где в Срединном мире Песцовая река течёт - и здесь течёт река, вода в ней медленная, тёмная. На берегу тордохи стоят, такие же, как под солнцем, только покрыты не оленьими шкурами, а человеческой кожей. У тордоха - вешала для юколы, а на них человеческие руки вялятся. Поодаль - сумрак расстояния скрадывает, то ли десять шагов надо пройти, то ли тысячу, непонятно - стадо дохлых оленей пасётся: истлевшие шкуры на костяках висят, будто на жердях. А пастухи - вроде бы, люди: сидят на склоне холма молодые парни, трубки курят, дым вверх поднимается мутными струйками.
Пошёл к ним Искра - и никак дойти не может: с каждым шагом холм всё дальше. Рассердился Искра:
- Да что ж такое! Кто держит меня - пусти, или огонь здесь разожгу до самого солнца высотой!
От малицы словно невидимые руки отдёрнулись - в два шага оказался Искра у холма. Смотрит на парней - и впрямь люди. Одеты, как дети Нерпы: у старшего кухлянка священными узорами расшита, красными нитями да бисером, у младшего - оторочка на одежде из волчьего меха. Богатые люди и охотники хорошие. Да только давно мёртвые они: глаза у обоих вытекли, кожа на лицах черепа обтянула - и пятна на ней чёрные, а на шеях - петли захлёстнуты.
- Пришёл? - сказал старший парень.
Искра ответил:
- Да. Из Срединного мира пришёл. Может, живые родичи остались у вас? Весточку им передать надо?
- Никого у нас нет, - сказал младший. - Всех хозяин того тордоха, что на берегу, сюда забрал, мужчин в рабство взял, женщин - в жёны. Ни оленьей упряжки у нас не было, ни прощального пира - никто к мёртвому стойбищу приблизиться не смеет. Остались от стойбища одни гнилые жерди да прелые шкуры - а наши тела песцы изгрызли. И на белый свет нам не вернуться - нет у нас детей, а значит, и внуков не будет.
- Какая же злобная тварь это сделала? - спросил Искра.
Передёрнул младший плечами:
- Кровавый Мор. Невеста моя гнилую оленину ему в ледяной воде варит.
Сжал Искра кулаки:
- Вырасту - заставлю его на волю рабов отпустить и из тундры совсем убраться!
Усмехнулся старший парень горько:
- Где тебе, шаман! Живая душа - как осенний листок, лёгкая. Дунет он - и вылетишь ты из Нижнего мира. Чтобы такого страшного келе победить, надо самому сюда спуститься, схватиться лицом к лицу. Да вот беда: сюда лишь мёртвые попадают, а мёртвые не страшны Мору. Живым - будь они хоть какие шаманы - сюда путь заказан. И медвежонок-вьюга тебе не поможет.
Вздохнул у ноги медвежонок-келе. Прищурился Искра. Сказал:
- Найду способ. Может, есть где-то вход в Нижний мир, что живого человека сюда пустит. Всю жизнь буду искать - а найду. Нечего злой погани людей в рабство обращать.
Переглянулись мёртвые.
- Что ж, - младший сказал, - ищи свой вход. Быстрей ищи: жаловался Кровавый Мор, что стали его рабы стары, сгнили, на ходу разваливаются - новых ему надо. Не нашёл бы он себе новых рабов в землях Ворона.
Ответил Искра - тихо:
- Понял я. Вернусь под небо - сделаю, что смогу, и для вас, и для братьев своих.
Повернулся и прочь пошёл - и тут лицом почувствовал, как рванул в неживом воздухе ледяной ветер - и услыхал, как железные крылья свистят. Оглянулся - и увидал, как летит во тьме Ворон, зелёные сполохи на железных крыльях играют, мрак перед ним расступается с визгом.
Склонил Искра голову.
- Пришёл ты, - сказал. - Что ж, вот я. Хочешь - кровь мою пей, хочешь - мясо ешь, хочешь - говори, слушать буду.
Опустился Ворон на валун, вцепился в камень когтями - кровь из камня потекла.
- Э, - сказал человеческим голосом, - пришёл ты. За мной иди. Дед тебя ждёт.
- Не поспею я за тобой, - ответил Искра. - Ты летишь, я по земле иду, а шаги тут медленны, словно в воде.
- Успеешь, если захочешь, - сказал Ворон, взмахнул крыльями и взмыл ввысь.
Переглянулся Искра с медвежонком - схватил медвежонок его пастью за малицу и вперёд потянул. Обнял его Искра за шею - и тут же подхватил обоих чёрный вихрь, взлетели они над серыми снегами, и понесло их вперёд, будто пушинки.
Смотрел Искра сверху, далеко видел. Берег моря видел - где тёмная вода в серые скалы бьётся, а на берегу келе-тюлени чьё-то мясо едят, то ли кита, то ли кого другого. Богатое стойбище видел: то ли мёртвые там живут, то ли сильная нежить, не разобрать. Круглое озеро увидал: лежит среди пепельных снегов, как плошка, вода в нём тусклая, чёрный вихрь рябь на ней поднял. А неподалёку от Круглого озера тордох стоит из белых шкур - багровое марево над ним повисло, как над пожарищем.
У белого тордоха ворон на землю опустился - сам ростом с тордох. Улёгся вихрь - и Искра ногами о землю с размаха ударился, медвежонок опять к боку его прижался: увидали оба, что к шестам у тордоха два громадных медведя привязаны арканами из человеческих волос. Морды у медведей внимательные, как у людей, багровые сполохи в глазах плывут, а тела - злая метель; почувствовал Искра в них силу беспощадной зимы.
Но не оробел - понял.
Из тордоха Тихая Птица вышел. В парке из седой волчьей шкуры - и седая коса до самой земли, лицо иссохло, руки - как совиные лапы, но глаза горят, словно у волка под холодной луной. Мудро, недобро.
- Пришёл ты... - сказал Тихая Птица.
Однако и тут не испугался Искра. Рад он был деда видеть - и чуял сквозь подземный шаманский морок его человеческую суть.
- Пришёл, - ответил. - Давно хотел прийти, да сил не хватало у меня. Давно хотел спасибо тебе сказать - за медвежонка и за то, что отсюда помогаешь мне.
Помолчал Тихая Птица - думал.
- Вырос ты, - сказал, наконец. - Вижу, как маленький келе к тебе жмётся. Отдам тебе медведей, сам Ворон поможет - но не забудь: шаман за дар свой в ответе и за духов своих в ответе. Слишком ты ещё молод - да ничего, видно, не сделаешь: понадобятся силы тебе. Домой, к Круглому озеру возвращайся.
- Запомню, - сказал Искра. - И домой вернусь, как только смогу.
И в тот же миг почувствовал он, как на плечи его тяжёлые ладони опустились - а чутьём догадался: не ладони это, а лапы Ворона. Громадное крыло перед ним весь Нижний мир заслонило, хлестнули перья по лицу - словно тальниковыми прутьями наотмашь, словно струёй кипятка, до жгучей боли - и вышвырнула боль Искру назад в Срединный мир.
Еле глаза открыл Искра - веки тяжёлые, тело тяжёлое, будто мокрым снегом набито, а половина лица горит нестерпимо. Копьё, учитель и товарищ, смотрит встревоженно:
- Далеко ты на сей раз улетел, Искра. Еле-еле я твоё дыхание слышал - думал, совсем ты это тело оставил. А потом увидел, как на лице у тебя эти перья проступили - и понял: сам Ворон тебя отметил. Силу дал?