Там как раз убиралась служанка. Не желая демонстрировать ей свое неумение, я вернулась на первый этаж и решила устроиться в музыкальном салоне. Он пустовал: до урока музыки оставалось еще дня два. Я расшнуровала лиф, выскользнула из своего наряда и уселась на диванчик, положив на колени ткань разорванным местом вверх. Это была тонкая нежно-розовая шерсть, подходящая для прохладной весенней погоды. Материя оказалась грубее нежных шелков, с которыми я раньше имела дело, так что я выбрала иголку потолще и погрузилась в работу.
Когда я занималась вышиванием, то нитки в иголку мне всегда вставляли камеристки, поэтому и на это ушло немало времени. А начав шить, я сразу поняла, что все и впрямь безнадежно. Я не знала, как надо штопать юбку. Стежки у меня получались неодинаковыми и кривыми, а ткань собиралась морщинками. Я замерла, мрачно рассматривая результат. Мои отговорки насчет обязанностей горничной теперь не сработают. Может, сказать, что меня выгнали именно из-за неумения шить?
Мои размышления прервал звук открывающейся двери. Я испугалась, что кто-то решил меня проведать, но, к моему глубокому изумлению, это оказался Седрик. Вспомнив, что я в одной сорочке, я моментально крикнула:
– Убирайтесь!
Вздрогнув, он отскочил назад и едва меня не послушался. Но, похоже, любопытство победило.
– Погодите, Аделаида! Почему вы здесь? Вы же… вы…
– Полуголая? – Я прикрылась платьем. – Да. Вы правы.
Седрик закрыл дверь, посмотрев на меня скорее с любопытством, чем с возмущением.
– Вообще-то, я хотел спросить – вы шьете? Типа, иголкой, да?
Я вздохнула: мое раздражение пересилило смущение. Но он-то что делает в «Голубом ключе»? Как-никак с момента нашего приезда Седрик побывал в поместье лишь пару раз.
– Вы не могли бы уйти, пока ситуация не стала еще хуже?
Однако он подошел ближе и мельком взглянул на платье, которое я прижимала к груди. Порванная юбка висела над моим коленом, и Седрик присел на корточки, чтобы получше ее рассмотреть.
– А вы действительно шили, – протянул он. – Вернее, пытались…
Его суховатых слов оказалось достаточно, чтобы я опомнилась. Я перестала обращать внимание на то, что он оказался так близко от меня, и отдернула порванную юбку.
– Можно подумать, у вас получилось бы лучше.
Седрик выпрямился и сел на диван рядом со мной.
– Вы не ошиблись. Дайте-ка мне посмотреть.
Я колебалась, не желая расставаться с импровизированным покрывалом и демонстрировать свою работу, однако в конце концов отдала Седрику платье. Моя сорочка была темно-синей, но легкая ткань явно не соответствовала правилам приличия. Я скрестила руки на груди, немного отодвинулась и придала лицу невозмутимое выражение.
– Вы взяли иголку для простегивания, – произнес Седрик, распуская мои кривые стежки. – Хорошо хоть, что дырки не прокрутили.
Сменив иголку на более тонкую, Седрик ловко продел в нее нитку, пока я изумленно глазела на него. Затем вывернул юбку наизнанку и начал шить аккуратными мелкими стежками.
– Где вы этому научились? – вырвалось у меня.
– В университете нет заботливых служанок. Мы сами вынуждены штопать свои вещи.
– А почему вы не в университете?
Седрик оторвался от своего занятия и поднял голову, посмотрев на меня в упор.
– Сегодня лекций нет. Отец отправил меня за отчетом в «Голубой ключ» и в «Данфорд».
– Не сомневаюсь, у вас найдется что сказать о моих успехах.
Седрик улыбнулся и опять принялся за штопку. Волосы у него сейчас были распущены и обрамляли лицо мягкими каштановыми волнами.
– Боюсь даже спрашивать, как у вас такое получилось.
– Снова защищала честь Миры. – Я почувствовала легкий укол боли, вспомнив суть обвинения и ту роль, которая при этом отводилась Седрику. Мне пришлось потупиться. – Клара была в своем обычном злобном репертуаре.
Седрик приостановился и нахмурился.
– Миру продолжают донимать?
– Меньше, чем вначале, но пока еще травят. Правда, она хорошо держится.
– Не сомневаюсь, – отозвался он. – У Миры – сильная воля. Ее трудно сломить.
Он вновь вернулся к шитью, а я ощутила странную сосущую боль в животе. Седрик говорил о Мире уважительно… и даже с теплотой. У меня сильнее сжалось сердце, когда он добавил:
– Надеюсь, что вы и дальше будете ей помогать. У меня поубавится поводов для беспокойства, если я буду знать, что у Миры есть храбрая защитница. Только глупец попытается пойти вам наперекор. Я бы определенно не отважился встать у вас на пути.
Я не могла принять его похвалу. Внезапно я стала мучиться сомнениями и подозрениями.
Неужели Клара права и Мира попала сюда, переспав с Седриком?
Он относится к ней без того безразличия, которое может вызывать удачное приобретение. Он восхищался Мирой и тревожился за нее. Клара права: забрав Миру с собой, он сильно рисковал.
Но мне не хотелось так думать про спокойную и стойкую Миру, в каждом поступке которой ощущаются гордость и сила.
И мне не хотелось так думать про Седрика…
Разглядывая его профиль – изящные скулы и мягкий изгиб губ, – я почувствовала, что к моему горлу прямо из живота поднимается ледяной ком. Мне вдруг представилось, как губы Седрика прижимаются к телу моей подруги, как его длинные пальцы зарываются в ее роскошные волосы. Я судорожно сглотнула, стараясь справиться с непонятным отчаянием, которое захлестнуло меня с головой.
Седрик снова поднял взгляд на меня – и явно смягчился.
– Эй, не переживайте. Никто ничего не узнает.
Вероятно, я не скрыла своих чувств, но он неправильно их истолковал. Я покраснела, пробормотав неискренние слова благодарности, которые резко отличались от нашего обычного обмена колкостями.
– Готово, – заявил он через несколько минут и расправил платье. – Как новое!
Вглядевшись в ткань, я с облегчением вздохнула. Шов оказался практически незаметен – его можно было различить лишь при ближайшем рассмотрении. Надо надеяться, что этого будет достаточно и мистрис Мастерсон ничего не заметит. Я взяла платье, отвернулась от Седрика и натянула наряд. Удивительно: за столь краткий срок ткань пропиталась легким и теплым ароматом ветивера, который всегда исходил от Седрика.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы привести себя в порядок: застегнуть крохотные перламутровые пуговки на лифе, разгладить юбки… Затем последовала утомительная возня с контрастной сорочкой, чтобы та выглядывала отовсюду, как и положено. Когда я, наконец, обернулась, Седрик улыбался.
– Вы подглядывали за мной? – возмутилась я.
– Не нервничайте, я ничего не увидел, – отозвался он. – Не считая того, что я понял, насколько хорошо вы научились одеваться сами. По-моему, наша школа хороших манер себя оправдывает.
– Это вас надо отправить в школу хороших манер! – парировала я, направляясь к двери. – У вас нет ни малейшего понятия о благопристойности.
– И это я слышу от девицы, которая позволила мне войти.
– Я сказала вам убираться восвояси! А вы все проигнорировали и ворвались сюда, несмотря на мое… в общем, на мой облик.
Веселая и самоуверенная ухмылка вновь заиграла на его губах.
– Не волнуйтесь, о вашем промахе легко забыть.
– Конечно! – обиженно фыркнула я. – Но это не должно мгновенно улетучиваться из памяти!
– Вы предпочли бы услышать от меня, что я забуду недавнюю сцену, но только сперва порядком помучаюсь и настрадаюсь?
– Да.
– Ладно. Договорились.
Мы расстались, и я убежала в гостиную, где мистер Брикер давал нам уроки истории и современной политики. Дверь оказалась приоткрыта, но я задержалась в коридоре, не спеша переступить порог. Мне не хотелось получить очередной выговор из-за опоздания, кроме того, я скучала на лекциях мистера Брикера. Он нудно вещал про аланзанскую ересь и про то, как текущее положение вещей тревожит представителей осфридской церкви.
По его словам, добропорядочные урособоязненные люди знали, что шесть великолепных ангелов служили Уросу с первого дня творения, а шесть ангелов-отступников пали и превратились в демонов. Аланзане поклонялись всем двенадцати ангелам, и темным, и светлым, вознося их почти до уровня бога Уроса в своих кровавых, страшных ритуалах.
С этим учением я была знакома не понаслышке: данная тема активно обсуждалась в светских салонах. Было принято изумляться такому, а потом отвергать, как нечто дикое, и сетовать на людское невежество. Я приоткрыла дверь, но замерла, когда мой взгляд упал на Миру. Девушка жадно слушала преподавателя, впившись взглядом в мистера Брикера. Аланзане пользовались в Сирминике огромным влиянием.
Но я не стала задумываться о том, сталкивалась ли Мира с ними прежде, и невольно залюбовалась точеными чертами ее лица. Ее красота притягивала взгляды, а сдержанность и бесстрашие делали Миру невероятно таинственной и притягательной. Мне с ней никогда не сравниться. Неужели в этих поразительных темных глазах скрывалась мрачная тайна? Что она действительно была любовницей Седрика?
Недавнее отвратительное чувство снова начало подниматься во мне, но я сумела подавить ревность. Распахнув дверь, я ворвалась в гостиную и села на кушетку, надеясь, что запах ветивера с моего платья уже выветрился.
Глава 6
В последующие месяцы я почти не видела Седрика. Но я была постоянно занята, и поэтому мне оказалось нетрудно оттеснить мысли о Седрике в самый дальний уголок сознания. Туда же я складывала и кое-что другое: воспоминания о родителях и мысли о том, как бабушка должна обо мне тревожиться. Я приказала себе думать о прошлом как можно реже. Только изредка, поздно ночью, когда я ворочалась в кровати без сна, я могла навестить эти темные закуты собственной памяти.
Тем не менее, за исключением таких мрачных моментов, мое пребывание в Блистательном Дворе вскоре стало самым счастливым периодом моей жизни. Несмотря на плотное расписание, бесконечные тренировки и занятия, я наслаждалась дотоле не знакомой мне свободой. Я гуляла по территории поместья с легким сердцем, пьянея от мысли о том, что могу делать все что пожелаю. Каждый день передо мной открывался целый мир!.. Конечно же, за мной следили – но отнюдь не так пристально, как в Осфро.
Однако я часто сталкивалась с различными трудностями.
– Эй, ты готова… Что ты натворила?
Я повернулась к Тэмсин и Мире, которые вбежали на кухню. Хотя нас уже восемь месяцев обучали аристократическим манерам, мистрис Мастерсон хотела, чтобы мы (или некоторые из нас) не забывали о своем скромном происхождении. Это выливалось в поручения по домашней уборке. К примеру, сейчас я мыла посуду.
Девушки бросились ко мне и заглянули в медный котел, который я тщетно пыталась отскрести от накипи.
– Что это? Точно, щелочь! По запаху понятно. – Не дожидаясь моей реакции, Тэмсин подхватила котел и выплеснула его содержимое в бадью с помоями. – О чем ты только думала?
– В нем что-то сгорело, и отмыть его никак не получалось. Я видела, как ты выводила щелочью пятно с платья, и решила…
– Молчи! – приказала Тэмсин. – Больше ни единого слова! Не хочу тебя слышать!
Мира взяла тряпицу и протерла внутреннюю сторону котла.
– Все отошло, а щелочь была там недолго и ничего не успела испортить.
Я торжествующе воскликнула:
– Значит, у меня получилось!
– Можно было налить в него воду и поскрести с лимоном. Результат был бы тот же, а риска – гораздо меньше. – Тэмсин схватила меня за руку и принялась рассматривать кисть. Кожа на запястье покраснела от щелочи. – Адова пропасть! Быстро вымой ее водой. У тебя самые нежные пальцы в «Голубом ключе». Не губи их почем зря!
У самой Тэмсин руки хранили следы работы прачкой, что ее бесконечно раздражало. Она постоянно мазала их увлажняющими кремами, стараясь устранить нанесенный ущерб или хотя бы свести его к минимуму.
Мира забрала у меня фартук и повесила на место, а Тэмсин придирчиво меня осмотрела.
– Вроде бы все остальное в порядке. Платье цело. Да и пучок у тебя получился на редкость удачно. Тебе помогали?
Я пригладила волосы, обидевшись на ее подозрительность.
– Мы живем в одной комнате. Считаешь, в спальню кто-то прокрался, чтобы сделать мне прическу?
– Это не я, – быстро вставила Мира, поймав на себе взгляд Тэмсин. – Аделаида добилась большого успеха. Я видела, как она недавно складывала покрывало – на нем практически не было морщинок.
Я открыла дверь. Подруги ринулись вслед за мной.
– Прекратите, вы обе! У нас выдался свободный день! Даже если бы мои волосы растрепались, это бы не имело никакого значения!
Тэмсин задумчиво прищурилась.
– Нет, что-то сегодня не так, иначе мистрис Мастерсон не приказала бы нам собраться в бальном зале. Обычно в этот день его как раз убирают.
Моя задержка из-за посуды привела к тому, что мы пришли последними, хоть еще и не опоздали. Странно, но мистрис Мастерсон не сделала нам замечания. Она деловито распоряжалась лакеями, которые устанавливали у стены длинные столы. В центре зала мы увидели расстеленные на полу покрывала, на которых сидели подопечные «Голубого ключа».
– Что случилось? – поинтересовалась я у Розамунды.
Она посмотрела на нас со своего лоскутного покрывала с голубыми цветами.
– Понятия не имею. Мистрис Мастерсон велела нам ждать здесь.
Мы с подругами в недоумении прошли к свободному покрывалу – огромному, пушистому, в красную и желтую полоску. Вокруг нас гудели голоса: другие девушки переговаривались и недоуменно переглядывались между собой.
Тэмсин простонала:
– Проклятье! Знала ведь, что надо надеть платье для посещения церковной службы!
– Думаешь, в зале устроят службу? – удивилась я.
– Нет. Наверное, нам придется сдавать какой-нибудь экзамен! Вот она – неожиданная проверка! Может, насчет того, как принимать гостей и быстро организовать вечеринку. – Тэмсин указала на двери. – Смотрите-ка, еда!
Порог зала переступили трое мужчин в простой одежде. Они тащили тяжелые подносы с блюдами, которые мистрис Мастерсон велела им расставить на столах. Когда домоправительница сняла с блюд крышки, я даже с такого расстояния различила, что на них разложены маленькие сэндвичи и фрукты. Слуги покинули зал, но вскоре вернулись с новым грузом угощения, а также со стопками тарелок и с ворохом льняных салфеток. Сперва я предположила, что Тэмсин дала волю паранойе – но теперь стало очевидно, что еды здесь гораздо больше, чем потребовалось бы для нашей группы. Когда буквально столы ломились от яств, слуги удалились.
Мистрис Мастерсон застыла у дверей с выжидательным выражением лица.
– Проклятье! – прошипела Тэмсин. Она втянула ноздрями воздух, и взгляд у нее стал решительным, как у генерала, который готовится к сражению. – Ладно, девочки. Мы победим. Мы справимся лучше всех, потому что другие вообще ничегошеньки не поняли! Тугодумки! А у нас – фора. Вспоминайте, как нас учили встречать незнакомых гостей на приеме. Прокручивайте в голове допустимые светские темы. Погода. Приближающиеся праздники. Про животных тоже можно болтать. Никакой религии и политики, не считая одобрительных высказываний о короле и его последних решениях. Выглядите величаво: кто знает, каких знатных персон откопала старая перечница? Помните об осанке и…
Но благоразумие Тэмсин исчезло, и она издала в высшей степени не величавый вопль. В следующее мгновение она уже вскочила и понеслась через весь зал. И она оказалась не единственной. Другие тоже не усидели на месте, а гул голосов превратился в настоящую какофонию. Девицы радостно верещали и взвизгивали. Посмотрев на двери, я обнаружила, что в зал входят незнакомые люди, которых нельзя было причислить к благородным и знатным особам.
Мои товарки ныряли в толпу, захваченные водоворотом объятий и слез.
– Это их родные, – пояснила Мира.
Мы с ней единственные остались сидеть на покрывале. Мира улыбнулась шире, когда на наших глазах Тэмсин повисла на шее у массивного рыжебородого здоровяка. Рядом с ним стояла усталая худая женщина, а к ней жались трое детей с огненно-рыжими шевелюрами. Двоим – девочке и мальчику – было лет по пятнадцать. Третьей оказалась совсем маленькая девчушка. Тэмсин подхватила сестренку на руки как пушинку и попыталась одновременно обнять остальных родных, что вызвало веселую путаницу. На лице Тэмсин не было и тени хитрости. Никакой расчетливой оценки ситуации. Жесткий контроль, который держал ее в напряжении, напрочь улетучился. Сейчас ее эмоции были чистыми и неприкрытыми. В девушке ощущалась легкость, которая показала мне, что до этой минуты я толком не понимала, какой на Тэмсин лежал груз.