— Со мной что-то не так, — щурится он, а его голос сходит до шепота. — Кто-то украл не просто два дня моей жизни. Кто-то украл меня…
Малия кладет его руку на свое плечо, принимает вес его тела, а потом ведет его к выходу. Стайлз послушно плетется, чувствуя себя мешком с картошкой. Такое банальное сравнение даже веселит его, но попытка улыбнуться претерпевает крах. Стилински оглядывается — вокруг него все размывается, движется по окружности, словно он попал в центрифугу.
— Лидия сердится на меня?
— Я не понимаю, почему она сердится, — искренне отвечает Малия, открывая двери и выходя на улицу. — Ты же заступился.
Стайлзу нравится искреннее недоумение этой девушки. Он мимолетно думает о том, что если бы не Лидия, он бы заинтересовался ею, потому что она привлекательна, грациозна и одомашнена. Она выпускает свои клыки, все еще плохо себя контролирует, но она сексуальна, черт возьми, сексуальна.
— Она меня ненавидит, — констатирует Стилински. Небо кажется ему пасмурным и грозовым. Ветер — слишком холодным. Перемены погоды — так кстати соответствующие переменам настроения и состояния — кажутся ненастоящими и искусственными. Небо вращается над головой, пружина в спине болит все сильнее. А на шее Стайлз чувствует, что каждую артерию, вену и даже капилляр, словно кто-то стягивает в узлы.
— Она не ненавидит тебя, Стайлз.
— Ненавидит. Я лучше ее знаю. На самом деле, я очень хорошо ее знаю.
Малия подводит парня к его джипу, помогает ему опереться о машину. Стилински смотрит на девушку с вымученным интересом, за которым скрывается настоящее безразличие. Хейл же оглядывает парня, а потом бесцеремонно, но в естественной для нее манере, подходит ближе и засовывает руку в карман джинс.
Четкость картинки настраивается, и мир становится уже не таким размытым. Малия пытается нащупать ключи…
— О, черт, — срывается с его языка. Взгляд становится более осмысленным. Рука Малии в кармане замирает. Девушка медленно поднимает взгляд на парня. — Прости, — шепчет тот, вглядываясь в глаза своей подруги. Он пытается там найти что-то, но видит недопонимание. Она пытается в его взгляде найти что-то, но видит лишь пасмурность.
— Со мной что-то не так, я же говорил, — он прикасается к ее запястью, плавно вытаскивает ее руку из кармана. Зрительный контакт нерушим. Порывы ветра сильнее, а удары сердца громче — Стилински слышит шум в голове, а еще он замечает, как сглатывает Малия, и как в ее глазах тоже начинает отражаться пасмурное небо.
Иногда хватает всего минуты, чтобы осознать, чего же действительно ты хочешь. Иногда нужна минута — и ты сбрасываешь с себя все маски. Перестаешь быть скованным. Перестаешь стесняться собственных желаний.
— Ты мне нравишься, Стайлз, — произносит она. Ее запястье горит от прикосновения его пальцев. — Сильно нравишься.
Иногда хватает мгновения, чтобы понять решение задачи.
— Ты мне тоже, — получается хрипло и не совсем уверенно, но это и не важно, потому что Стайлз притягивает к себе Малию и целует ее. Он тут же привлекает ее за талию к себе, сжимает ее в своих объятиях, впивается в ее губы, и податливость волчицы сводит его с ума. Чем неистовее и страстнее он целует ее, тем лучше и лучше ему становится. Малия никнет к нему. Ее руки задирают его футболку, этих прикосновений достаточно, чтобы головная боль стала отпутать, а позвоночник перестал быть напряженным как пружина.
Малия не исцеляет его как Кира.
Это Стайлз сам исцеляется. Дело не в мистике. Дело в передозе Лидией Мартин и событиями последних суток. Дело в том, что Стилински нужна девушка, чтобы он снова смог дышать.
Катастрофически нужна.
Малия отлично целуется, Сталйз не знает, где она этому научилась за такой короткий промежуток времени. Его это и не волнует. Он просто ощущает, как его вены начинают гореть огнем, как под его кожей словно топится воск. Минутное возбуждение — и становится легче. Случайный человек — и ты знаешь, чего хочешь.
Взаимность — и ты больше не существуешь.
Стайлз опускает руки ниже поясницы… А потом резко отстраняется, делает вдох и на сотые доли секунды ощущает головокружение. Малия никнет к нему, но не настаивает на продолжении. Девушка просто молчит, смотрит в глаза, пытаясь там найти оттенки эмоций.
— Прости, — повторяет он, словно извиняется по-прежнему за свой стояк, а не за поцелуй. Малию это… задевает. — Я вернусь в школу, я в порядке.
Он разворачивается, идет к школе. Ему легче, временное помутнение сошло. Приступ темноты — если так можно выразиться, если это не очень банально, и если никого не волнуют эти «если» — отступает. Стайлз по-прежнему в вакууме, но теперь ему немного легче. Не так, как от прикосновений Киры, но по крайней мере он может идти и видеть мир вокруг себя.
Ему стоило бы поговорить с Кирой. Ему бы стоило попытаться объясниться со Скоттом, но Стилински не станет делать это по одной простой причине — ему не хочется. Он так давно делал то, что должен, так давно жил по кодексу чести МакКолла, что сейчас ему это жутко надоело.
Ему не хочется, ему не нравится, ему надоело, и с какой тогда стати человек должен делать что-то против своей воли?
Когда Стайлз возвращается в класс, то даже не смотрит в сторону своих друзей, а просто садится за парту. Ему больше никто не нужен, правда.
Кроме Лидии.
2.
Лидия относится к Стайлзу примерно так же, как старшеклассники относятся к алгебре: она знает, что ей это не очень-то и нужно, но прекрасно понимает, что этого не избежать. В буфете за столиком Скотт и Лиам что-то бурно обсуждают, а Эллисон не сводит взгляда с Айзека. Лидия смотрит на Стайлза, который уже минут десять таращится в свою тарелку. Он не притронулся к еде, он не сделал ни глотка воды. Кажется, что Стилински физически не способен питаться сегодня, но причиной его недуга является… и кстати что? Безответность? Временной скачок? Сдавленные легкие?
— Ты плохо выглядишь, — констатирует Мартин. Стайлз поднимает голову, из-подо лба смотрит на девушку, которую немного передергивает от тяжелого взгляда.
— Чувствую себя так же, — отвечает он. За столом повисает молчание. Стайлз больше не заговаривал о случившемся, остальные — соглашаясь на безмолвный консенсус — тоже не заводили тему. Но теперь вопрос назрел как гнойник и прорвал.
— Ты попал в какую-то временную пропасть, Стайлз, — безразлично-холодно произносит Лидия, ковыряя вилкой свой диетический салат и будто и не смотря на Стилински. — Может из-за нее тебе так плохо…
— Мне надо поговорить с Кирой, — устало отвечает он и отодвигает от себя поднос. Он не собирается разговаривать с Кирой, слишком устал для разговоров, но он специально произнес эту фразу, чтобы убедить остальных в том, что ему не наплевать. — Она же была со мной…
— Мы же ничего о ней не знаем, — пожимая плечами, пренебрежительно говорит Лидия. Она накалывает салат на вилку, но тоже будто не спешит есть. Кажется, у всех сегодня пропал аппетит.
— Да ну? — Стилински усмехается, а потом поднимает голову выше и вонзается в Лидию бесчувственным взглядом. Лед в глазах — или пасмурность? — замечает и Скотт. Скотту это не нравится. И вообще перемены в поведении его лучшего друга его пугают. — А мне кажется, что это не имеет значения. Ну, какая разница знаем мы человека или нет, если дело касается собственного наслаждения?
Вилка с лязгом ударяется о столешницу. Мартин сжимает зубы, чуть вздергивает подбородок и так же внимательно смотрит на Стилински. Вокруг них двоих мир, кажется, будто распадается на атомы.
— Она втянула тебя во что-то, она, может, опасна и для нас.
Стайлз снова ощущает пульсирующую боль в зоне шеи и дикую усталость в спине. Он потирает болезненное место, а потом тянется за своим рюкзаком. Он не может есть, не может выносить эти расспросы, не может смотреть на Лидию и не вспоминать, как стаскивал с нее этого ублюдочного Эйдана, который нехило вмазал ей накануне вечера.
— Для нас или для тебя? — уточняет он.
— Стайлз, Лидия права, — поддерживает всегда правильный МакКолл. Стайлз… улыбается. Мешки под его глазами очень ярко контрастируют с бледностью кожи, будто самого Стилински осыпали мелом. — Мы не можем доверять ей…
— Да не доверяйте, — просто отвечает парень, накидывая лямку рюкзака на плечо. — Никто же вас не просит.
Он пожимает плечами и направляется к выходу. Он не хочет портить отношения с друзьями, правда, но он слишком-слишком устал. Никто не знает о том, что творится в его голове. Никто не знает, что он не дышит уже несколько дней.
Стайлз выходит в коридор, который снова кажется слишком-слишком большим. Парень оглядывает пространство, словно впервые видит эти стены. Он не находит Киру взглядом, но даже рад этому в какой-то степени. Стилински медленно плетется по направлению к кабинету, он думает о том, что сегодня впервые пропустит тренировку, и что ему надо бы объясниться с Малией…
А потом он чувствует чью-то руку на своем плечо и слишком резко оборачивается, словно не выносит прикосновений. Ах, как банально, это Лидия. Ах, как предсказуемо, ведь она все еще зла. Ах, как заезжено, он по-прежнему влюблен в нее — он готов простить ей все.
— Ты не должен был в это лезть, — произносит Лидия, делая шаг вперед и сникая до шепота. Она все еще боится быть услышанной. Она не задумывается о том, что Стилински не раскрыл ее секрета. Она не зацикливается на том, что двое суток он пропадал именно из-за нее.
Стайлз — это алгебра. Его надо просто пережить, вот и все.
— Не поверишь, Лидия, но я впервые согласен с тобой, — он снова потирает шею, будто только что ударился. Мартин обращает на это внимание, а потом прищуривается и на несколько секунд в воздухе повисает пауза.
Стайлз забыл о Малии. И о Кире. Он смотрит на Лидию, понимая одно — никогда ему еще не хотелось большего так, как сейчас.
— Что с твоей шеей? — спрашивает она. Стайлз пожимает плечами, убирает руку, а Лидия делает еще один шаг вперед, бесцеремонно касается шиворота футболки и оттягивает его в сторону. Она умудряется не прикасаться, но она стоит запредельно близко, и Стилински снова становится чуть легче дышать. — О черт, — шокировано, нежели брезгливо констатирует она. — Откуда это?
— О чем ты?
Лидия смотрит на него этим своим взглядом — обеспокоенным и взволнованным, но почему-то холодным. Она волнуется за него, Стайлз это понимает. Но волнуется так же, как волнуется за Скотта или Хейден. Волнуется как за друга.
Дышать снова становится труднее.
Девушка берет его за руку и тащит в сторону туалетов, пока сзади кто-то присвистывает. Стилински успевает подумать о том, что мир вокруг него снова начинает вращаться. Ему все-таки нужна Кира. Не для объяснения, для облегчения.
Они вваливаются в мужскую уборную, и Лидия вовсе не замечает никого вокруг. Она подводит Стайлза к зеркалу, снова отодвигает ворот футболки. Стилински видит красные полосы на шее, уходящие под футболку. Притрагиваясь к ним пальцами, он понимает, что именно из-за них он себя так плохо чувствует.
— Откуда это? — повторяет Мартин. Стайлз с радостью бы ответил на ее вопросы, если бы знал что говорить. В отражении он вновь видит незнакомца, который кажется слишком-слишком спокойным. И выглядит он чуть лучше. Стилински отводит взгляд, убирает руку Лидии, а потом поворачивается в ее сторону.
— Не знаю, но думаю, это пройдет.
— Это может уничтожить тебя, Стайлз! — восклицает Мартин. Парни, снующие туда-сюда, все еще отпускают едкие комментарии или недовольства. Ни Лидия, ни Стайлз этого не замечают. Они стоят друг напротив друга, смотрят друг на друга, пытаясь испепелить взглядом. Лидия видит перед собой спокойного как лед парня, а Стайлз — взволнованную и глупую девушку.
Это как взрыв, только без последствий.
— Я поищу Киру, она мне помогла в прошлый раз…
— Да мы же ничего не знаем о ней! Почему ты не хочешь обратиться к Дитону?! — звенит звонок на урок, в этом огромно-тесном пространстве становится постепенно пусто. Молчание длилось ровно минуту. Стайлз знает, он отсчитывал секунды.
— Возможно потому, что… — он не договаривает, запинается на полуслове. Он смотрит на Лидию, теперь уже без обиды, теперь уже с нежностью и вниманием — так, как смотрел всегда. Стайлз думал, что ему достаточно войти в основной состав команды по лакроссу — и добиться внимания Мартин будет легче.
Но все стало еще сложнее.
— Нужно идти на урок, — сухо констатирует он и проходит мимо.
Лидия замерла на месте, словно сама впала в анабиоз. Она слышала тихие шаги, она чувствовала, как замедлилось время. Ей действительно плохо из-за того, что случилось тогда на песчаной отмели. Ей по-прежнему больно от этого воспоминания, но она, ровно как и Стайлз, предпочитает разбираться со всем сама.
— Спасибо, — кидает через плечо как кость, не рискуя поворачиваться. Шаги затихают. Земля все еще вращается под ногами, но Стайлз словно вращается вместе с ней. Он не может решиться на то, чтобы рвануть к Лидии, встряхнуть ее за плечи и сказать, что она достойна лучшего. Стайлз просто замирает.
— За то, что любишь меня.
Воздух снова кто-то стремительно откачивает. Стайлз качает головой, ему хочется что-то сказать, но слова застревают в горле осколками, и парень быстро покидает эту вакуумную тесную вселенную.
3.
Выйдя в коридоры, он сразу направляется прямиком на парковку, игнорируя уроки. Он не уверен, верно ли его предположение, но откуда-то Стайлз знает, что это — единственный выход. Честно, он мог бы найти другой способ, чтобы выкинуть Лидию из мыслей, но ему хочется воспользоваться именно этим средством.
Стилински не приходится даже выходить из школы, потому что у самого выхода он натыкается на Малию. Она смотрит на него с любопытством и явно не знает, как себя вести. Но Стайлз в курсе того, что ему надо сделать. Ему словно сам черт нашептал способ облегчить боль.
Стайлз подходит к Малии, хватает ее за талию и тут же прижимает к себе. Секунда — и поцелуй становится слишком жарким и чувственным. Секунда — и Малия оказывается придавлена к стене. Стайлз не знает, что он делает, он лишь руководствует инстинктами, он просто… прижимает девушку, пальцами оставляя синяки на ее коже, которые тут же исчезают.
А потом он решает оставить засос на ее шее, он припадает к ней. Хейл откидывает голову назад, прижимается слишком-слишком плотно. Стайлз становится причиной первого стона, сорвавшегося с губ. Стайлз становится причиной засоса. Стайлз становится причиной… дикой слабости. Чем сильнее и неистовее целует он, тем слабее становится сама Малия. Она списывает все это на перевозбуждение и приближение оргазма. Он же думает, что это способность исцеляться как-то пришла к нему от Киры. Да и не важно это все. Потому что Малия действительно на грани. Потому что Стайлз ощущает прилив энергии, потому что с каждой долей секунды в его кровь будто вкачивают озон, который действует на мозговую и физическую активность примерно так же как энергетик.
Все не важно.
Потому что важна только Лидия, но ему ее никогда не достичь. Потому что ему становится легче, и ему не нужна помощь Дитона. Потому что он сам в состоянии о себе позаботиться. У него нет клыков и суперсилы, но ему больше не десять лет.
Когда Стилински открывает глаза и отстраняется от девушки, то видит испарину на ее лбу. Малия пытается отдышаться. Ей хватило простых прикосновений, чтобы кончить. Ему хватило несколько мгновений, чтобы снов почувствовать себя живым.
Честный обмен.
Он выпускает ее из объятий, девушка по стене спускается на пол. Стайлз смотрит на нее бесчувственно, а потом разворачивается и решает вернуться обратно в класс. Он бы сказал напоследок хоть что-то, но он молчит. Он бы помог Малии подняться, но он уходит.
Ему не до кого.
Он открывает дверь и входит на урок, извиняясь за опоздание. Скотт замечает, что бледность сошла. Скотт замечает, что пьяная походка снова стала стайлзовской — уверенной и быстрой. Это замечает и Эллисон. И даже остальные ученики. Но сам Стилински не придает этому значения. Он садится за парту, достает учебники, а потом поворачивает взгляд вправо. В отражении окна он видит незнакомца, который теперь едва заметно ухмыляется. Который словно шепчет: «Мы с тобой подружимся». Который словно уверяет: «Мы получим то, чего оба желаем».