Тонкие пальчики аккуратно, методично справлялись с пуговками на сюртуке. Я помог ей освободить себя и от него, и от белоснежной рубашки. Она тут же приникла поцелуем к моей мужской груди, облизывая плоские, не знающие такой ласки, соски, не забывая при этом гладить мои плечи, бока, живот… А эти ласки оказались на удивление такими приятными, что я сдавлено простонал… Девушка продолжала свои сладостные движения, а я только крепче сжал ее ягодицы и, поддавшись желанию, накрыл ладонью промежность, вводя указательный палец в нее. Она была такой влажной, горячей и невероятно узкой. В штанах болезненно запульсировало от предвкушения близости…
Девушка оторвалась от своих ласк, слегка отстраняясь — пришлось убрать руки. Гермиона соскользнула с ног, оказываясь на коленях передо мной. Девушка принялась за пряжку на моих брюках… Да…
Я только сейчас заметил, что у Грейнджер закрыты глаза, будто она полностью растворялась в своих ощущениях, действуя на ощупь, инстинктивно. Это было необычайно будоражащее зрелище. Она легко справилась с брюками, а я с готовностью приподнял бедра, давая стянуть штаны вместе с нижним бельем. Девушка скользнула поцелуем по внутренней поверхности бедра к моему ноющему органу. Провела пальчиком от основания вверх к головке, скрытой плотью, слегка сжала в ладошке, двигая сверху вниз, открывая головку.
Я почти зарычал. Да! Быстрее!
Девушка склонилась надо мной…. Но я резко, болезненно сжал ее плечи, вынуждая подняться. Оральный секс — это здорово, но сейчас мне хотелось оказаться внутри ее тугого лона, а не во власти жаркого рта. Она была послушной. И тут же заняла изначальную позицию, опять припадая поцелуем к шее, обнимая за плечи. Но я сильнее сжал ее бедра, подталкивая вниз.
Пусть не медлит.
Грейнджер просунула руку между нашими телами и сжала мой член в своей ладони, направляя в себя. С каждым миллиметром, с которым мой орган прокладывал себе дорогу в узком естестве, сквозь зубы вырывались стоны. Как же хорошо… Она до конца опустилась на меня. Медленно качнула бедрами под мои одобрительные выдохи, выбирая, задавая нужный темп.
И резко стало неважно, что меня только что оседлала бывшая ученица. Это был болезненный, но необычный кайф.
Девушка двигалась, сжимая каждый раз свои тугие мышцы, создавая еще более сладостное трение. Руки продолжали гладить, а губы целовать. Я же просто вцепился в ее бедра, помогая крепче и глубже насадиться.
Комнату наполнили удивительно пошлые звуки: скрип диванчика, шлепки тела об тело, частые вздохи и наши стоны. Ох, какая она была горячая!
Все бы великолепно, вот только моя затихшая совесть вдруг решила взбунтоваться. Твою мать, вот что я творю?! Имею свою ученицу — девушку, которая в два раза младше меня. А она так отзывчива, так ласкова. От осознания своих отвратительных действий, я вдруг почувствовал себя куском дерьма. И тут же во всем обвинил эту стерву, которая заставила меня потерять голову, потерять остатки уважения к себе. Ненависть всколыхнулась внутри.
Вдруг стали отвратительны все ее чувственные ласки, и, когда Грейнджер качнула бедрами вверх, я стащил ее со своего члена. Захотелось глубокого, животного обладания, чтобы она не чувствовала себя победительницей! Хватит с меня ее непонятной власти! Я сделаю так, как хочу, как требовало мое взбунтовавшееся сознание!
Подхватил девушку за бедра, а она тут же обвила меня руками и ногами. Я направился к кровати и, отцепив ее от себя, грубо швырнул на середину кровати. Возможно, стоило уйти прямо сейчас, но Грейнджер раскрыла свои огромные, блестящие при свете свечей глаза и посмотрела на меня так внимательно, так понимающе. Призывно закусила нижнюю губу и, раздвинув стройные ножки, прямо на моих глазах провела пальчиками по своим припухшим складочкам, как будто приглашая к продолжению…
Несмотря на волну злости, я понял, что другого приглашения мне и не требовалось. Навалившись на девушку всем телом, прижал ее к кровати и грубо ворвался внутрь. Грейнджер тут же обвила меня руками за плечи, а ногами за бедра и начала осыпать поцелуями подбородок, будто стараясь расслабить, остудить мою агрессию. Но я был зол… скорее на себя, чем на нее. За свою несдержанность. За то, что поддался этой соблазнительнице. За то, что позабыл свои принципы.
Я бешено двигал бедрами, врываясь в податливое лоно. Уже находясь на пике болезненного удовольствия, вдруг зло прошипел в расслабленное лицо Грейнджер:
— Что, мисс Грейнджер, вы всем даете себя так трахать?
Она лишь улыбнулась и накрыла указательным пальцем мои губы, будто призывая к молчанию.
И тут я кончил, сжимая девушку в своих объятиях, уткнувшись носом где-то над плечом. И на несколько минут выпал из реальности, пытаясь совладать с фейерверками в моей голове.
Придя в себя, я осознал, что она по-прежнему аккуратно, мягко поглаживает мои плечи и спину своими ладошками, будто помогая расслабить напрягшиеся мышцы.
Для меня это было перебором. Стараясь не смотреть на обнаженную Грейнджер, которая вновь из соблазнительницы превратилась в студентку, я быстро слез с нее и с кровати.
Привычная маска опять прочно сидела на моем лице. Не спеша я собирался, методично застегивая все пуговички. Когда я был полностью готов, все же не выдержал и бросил взгляд на кровать: девушка лежала на боку, спиной ко мне, поджав коленки к животу. Она казалась такой хрупкой, даже можно было различить каждый позвонок. Как фарфоровая кукла.
Тихо подошел к кровати и высыпал на тумбочку щедрые чаевые. Конечно, Люциус оплатил ночь для всех гостей, но я всегда благодарил своих продажных любовниц. Знал, что за эти деньги они могут позволить себе маленькие радости.
Гермиона даже не вздрогнула от звука падающих монет.
Я опять окинул девушку взглядом и все же сделал еще один шаг к кровати, и заглянул ей за плечо: она тихонько лежала, уставившись в стену немигающим взглядом, а из наружного уголка глаза катилась одинокая слезинка…
Подавив в себе чувство, очень похожее на жалость и сожаление, резко развернулся и стремительно вышел из спальни Гермионы Грейнджер.
Меня вдруг охватила такая усталость и осознание правоты мадам Харрис: я на самом деле почувствовал себя не клиентом, который заплатил деньги за пропуск в рай, а мужчиной, с которым занимались любовью. Я почувствовал себя нужным и желанным…
Что со мной сделали эти чертовы женщины?!
========== Глава 3. - Вторая ночь. ==========
Прошел месяц.
Целый месяц я не мог выбросить из головы Гермиону Грейнджер.
Перед глазами постоянно стоял ее невинно-соблазнительный образ, по ночам снились пошлые картины, полные громких стонов и ритмичных движений. По утрам я просыпался возбужденным. Как прыщавый юнец, вот честное слово!
Я напридумывал себе такого, что самому было стыдно от своих бредовых идей. Почему Грейнджер с такой готовностью приняла меня в свои объятия? Ни одна проститутка еще не вызывала во мне такой бури эмоций. Что там, я их лиц не мог даже вспомнить на следующее утро.
А вдруг она на самом деле ко мне что-то испытывала? Вдруг была влюблена? Еще тогда, в мирное время. Ведь случается такое: юные особы влюбляются в своих взрослых, умудренных опытом учителей. Это, конечно, всегда осуждается общественностью, но сердцу не прикажешь.
А вдруг…
Потом мысли понеслись дальше…
Как она ведет себя с другими мужчинами?
Целый месяц я изводил себя этим вопросом и в итоге пришел к одному выводу: я должен это узнать. Иначе окончательно свихнусь. Но не в замочную скважину же мне подсматривать за ней во время секса?! В итоге, я нашел своим извращенным мозгом Пожирателя единственное приемлемое решение.
Люциус с довольным видом принял мое предложение наведаться в Дом Терпимости и устроить групповушку с девушкой, которая мне досталась на мальчишнике Драко. Я снисходительно заметил, что это Гермиона Грейнджер: глаза Люциуса возбужденно блеснули. Видно, он вдвойне обрадовался возможности отыметь девчонку, ставившую его драгоценного сыночка в школьные годы в неловкие ситуации из-за превосходства в учебе и своих способностей, которые, нужно быть честным, намного превосходили способности чистокровного парня. Я опять испытал подобие жалости к гриффиндорке и ощущение, что я натворил нечто ужасное. Пришлось быстренько заткнуть свою взбунтовавшуюся совесть.
Мадам Харрис радушно встретила нас в своем заведении и с самой очаровательной улыбочкой выслушала, кого именно мы хотим для своего развлечения. Я пытался себя убедить, что в ее взгляде не было огонька злорадства и удовлетворения.
А к черту! В конце концов, Грейнджер теперь обычная проститутка. Уверен, ей и не такие компании приходилось обслуживать. Ведь так?
Мы оказались в уже знакомой мне комнате: камин опять по-домашнему потрескивал, мягкий диван манил, а огромная кровать напоминала мою прошлую несдержанность и грубость. Из комнаты исчез стул, на котором Грейнджер устроила для меня незабываемый стриптиз, зато появился небольшой кофейный столик с алкогольными напитками на любой вкус.
Люциус снисходительно осмотрел апартаменты и направился к диванчику, на ходу сбрасывая мантию. Развалившись, он расстегнул пару пуговичек на светлой рубашке. Малфой выглядел расслабленным и спокойным. А вот я почему-то нервничал, хотя внешне оставался холодным и сдержанным. Я устроился с другой стороны дивана, опершись локтем о подлокотник.
Спустя несколько долгих минут дверь приоткрылась, и в комнату вошла она.
Я с жадностью смотрел на новый, вызывающий образ девчонки. Точнее сегодня это был образ страстной женщины. Каштановые локоны были выпрямлены и мягко падали на плечи, доходя до локтей — видно, не обошлось без магии. Яркий, броский макияж, алые губы казались еще больше и еще соблазнительнее. Мой взгляд скользнул дальше: я услышал, как Люциус удовлетворенно выдохнул рядом. Тоже оценил. На Грейнджер был алый корсет, затянутый до предела, приподнимающий соблазнительную грудь и делающий талию еще тоньше. Точно такого же цвета кружевные трусики, черные чулки и алые босоножки на невероятно высокой танкетке с аккуратным ремешком на тонкой лодыжке.
Из-под длинных ресниц девушка окинула нас взглядом: на секунду наши глаза встретились, и у меня по телу будто прошел разряд электричества. Не помню, чтобы она так действовала на меня в школе… А Гермиона уже скользила взглядом по Люциусу. Девушка медленно направилась к нам, замерла перед столиком и отвернулась от наших жадных взглядов, выставляя напоказ нежную спину и округлые, упругие ягодицы.
— Что будете пить, мистер Малфой? — ее голос был очень мягким и тихим.
— Виски, — небрежно откликнулся Люциус.
Я не удержался и скосил глаза на его брюки: внушительный бугорок прямо кричал о его возбуждении. Хотя я и сам был не лучше.
— А вы, мистер Снейп? — спокойно спросила девушка.
— Коньяк, — выдавил я из себя.
Девушка наполнила стаканы и, развернувшись, направилась к нам, протягивая выпивку. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Мне показалось, что ее рука слегка дрогнула, но, наверное, это разыгралось мое воображение.
А девушка уже начала свое представление: аккуратно провела ладонью по моей кисти, все еще крепко сжимающей нетронутый стакан, будто стремясь расслабить, приободрить, скользнула вверх по руке, мягко опалила щеку, пальчиком провела по губам… Я видел, с каким интересом Люциус наблюдает за ее манипуляциями. Вдруг стало так противно от наличия этого зрителя: ведь все ее жесты были нежными и невинными, но такими интимными. Стремясь закрыться от его созерцания, я поднес к губам стакан: Грейнджер пришлось убрать от моего лица свои пальчики, но она сразу же принялась за пуговички на сюртуке.
— Северус, ты не возражаешь, если наша мисс опробует свои ласки вначале на мне? — прервал эту идиллию Малфой. Хотелось кинуть в него Авадой, ей-богу.
— Не возражаю, — вместо этого холодно выдавил я из себя.
А что еще делать? Сам позвал его на эту импровизированную вечеринку, мать твою.
Грейнджер еще раз провела рукой по моей груди, животу и отошла. И почему я вдруг ощутил себя отвергнутым? Ведь разрешил…
Она зашла за спинку дивана и медленно приблизилась к Малфою. Аккуратно опустила ему ладошки на обтянутые тонким батистом плечи и начала нежно массировать мышцы. Люциус запрокинул голову, прижимаясь затылком к ее низко склоненной груди. Мужчина прикрыл глаза и отдался ласкам. Сейчас он выглядел таким довольным, словно мартовский кот.
Я неотрывно наблюдал за открывающейся мне картиной, потягивая крепкий напиток. Надраться, что ли, до беспамятства, чтобы не было так неприятно смотреть на этих двоих?
А Грейнджер еще больше подлила масла в огонь.
Девушка, по-прежнему прижимаясь к мужчине сзади, начала тонкими пальчиками расстегивать пуговицы на рубашке, проводя ладонью по обнаженным животу, груди. Я опять обратил внимание на ее расслабленное личико с прикрытыми глазами. Гермиона склонилась над мужчиной, и продолжая массировать покатые плечи, приникла губами к шее Люциуса. Я видел, прекрасно видел, как ее острый язычок ласково прошелся по набухшей вене на шее аристократа. Малфой протяжно выдохнул. Хорошо ему, гаду. Тот опять пригубил свой виски.
— Иди ко мне, Грейнджер, — похотливо распорядился он.
Девушка незамедлительно послушалась. Обошла диван, направляясь к своему клиенту, не забыв ласково пройтись ладошкой по моей груди. Грейнджер уселась на Люциуса так же, как и на меня в тот вечер. Он сразу же схватил ее за тонюсенькую талию, притягивая, впечатывая в свой широкоплечий торс, а она начала осыпать поцелуями его шею. Но Люциус ухватил девушку за подбородок и тут же впился своими тонкими губами в ее пухлые губки. Я видел, как он сминает, просто всасывается в ее ротик. Видно, у него не существовало запретов на подобные ласки. Я испытал такую зависть, что чуть не взвыл. Я-то себе не позволил этого в прошлый раз. Гермиона продолжала гладить мужчину по плечам, бокам, ее пальчики скользнули между их телами…
Я был зол. Ужасно зол.
Но если бы меня спросили, на кого конкретно я злюсь в этот раз, я бы опять не смог точно определиться.
Я злился на Грейнджер, которая так усердно раздвигала ноги перед Люциусом, которая выгибалась навстречу всем его движениям, которая дарила ему всю себя, осыпая такими ласками. В мозгу ехидно и болезненно звучал голосок, который жужжал, что девчонка—то, не просто сломленная неизбежностью грязнокровка со школьной влюбленностью в профессора, которого можно было и выделить среди всех своих клиентов, а самая настоящая, искусная шлюха, для которой все клиенты без разбора хороши и желанны. Неужели такой прекрасный, живой ум был променян на плотские утехи? Грейнджер — нимфоманка. Это просто не укладывалось в моем мозгу.
Я злился на Малфоя, который упоенно отдавался ласкам этой молодой, юной женщины, так бесстыдно гладил ее, целовал и стонал от восхищения.
Я злился на себя за то, что вся эта ситуация отчего-то так меня задела.
Сбоку послышались мужские стоны. Скосив глаза, я увидел, что Грейнджер уже стояла на коленях перед мужчиной и вовсю отсасывала, выбивая из его рта звуки наслаждения. Я видел, как ритмично она задавала темп, как мягкие губки обхватывали его плоть, то втягивая, то выпуская внушительный орган из плена жаркого рта.
Эта картина должна была меня добить… так вроде и было, но все равно столь откровенные, интимные действия зародили во мне отголосок болезненного желания ощутить то же самое. Я хотел ее. Безумно желал ее ласк, ее тела…
Люциус, по-прежнему удовлетворенно покряхтывая, вдруг сжал девушку за волосы на затылке и заставил оторваться от увлекательного занятия.
— А ты неплохо работаешь языком, грязнокровка, — бархатным тембром заметил блондин. — Уверен, даже лучше, чем на теоретических занятиях по Зельеварению. А, Северус, что скажешь, где ее язык лучше справляется: в классе, рассказывая нудное эссе, или же в спальне, так тщательно и игриво отсасывая?
Ну конечно, Люциус не мог не поиздеваться над бывшей заучкой.
Вот только его слова не вызвали у нее никакой реакции. Девушка нежно улыбалась, призывно смотря мужчине в глаза, гладя ладонями его бедра. Казалось, даже не услышала шпильки в свой адрес.
— Мне в прошлый раз не удалось сравнить, — честно признался я.
Да, в прошлый раз оральных ласк не хотелось. А вот сегодня… почему бы и нет.