Его визиты принесли пользу - когда Гущев завалился без стука в хату, с порога заорав: -Ну, что, падлы... - Ганс мгновенно схватил того за шиворот и, пнув под зад, спустил с порога.
-Стьеша, дизе плокой шеловек! Ганс нихт пускат!
А в средине ноября полицаи и немцы пошли по хатам, выгоняя всех к правлению... ежившиеся на промозглом ветру, жители ждали, для чего их согнали, наконец немцы вышли к народу, среди них были новые лица - лощеный высокий сухой немец в черной эсэсовской форме и полный пожилой, гражданский.
-Ох, ты, батюшки, Карл Иваныч! - воскликнул, не сдержавшись, дед Ефим.
Гражданский вгляделся в деда: -Ефим, ты? Жив, курилка?
- Да, Карл Иванович, живой!
Вмешался эсэсовец:
-Господин Краузе - ваш хозяин вернулся! Малейшее неповиновение его указаниям и саботаж будут жестоко наказаны, плетьми, карцером, вплоть до расстрела.
-С завтрашнего дня всем жителям приступить к уборке и расчистке имения, от этого освобождаются только совсем маленькие или старые люди, по разрешению старосты Бунчука.
-Еремец и Гущев при этих словах скривились, в деревне уже знали, что между ними идёт грызня за место старосты.
-Предупреждаю, что в случае оказания сопротивления, будет иметь место публичная казнь, как это уже произошла в Раднево.
- Народ замер, эсэссовец замолчал, заговорил Карл Иванович: -Зовите меня Карл Иоганович. Кто постарше, меня должен помнить, хочу сказать - будете добросовестно арбайтен, работать, будете сыты!
Вот на таком завершении и разошлись. Вскоре по хатам пошли полицаи, предупреждая о выходе на работу, учитывая всех.
Дед Ефим сказал своей Мане: -Смотри, как всё повернулось, наших только два месяца нет, а уже хозяин прежний вернулся. А ведь у чёрной форме яго старший сынок, жастокий гад. Тогда уже мучил кошак и собак, сейчас, вот, на людишек перакинулся, бяяда. А младшенький добрым рос, поди тожеть...
В сенцах послышался топот ног: ввалились два немца, настороженно осмотрели хату и только потом за ними вошел Краузе: -Хочу по старой памяти с тобой поговорить, Ефимка.
-Да, проходитя Карл Ива.., тьфу, Ёганович.
-Ну, рассказывай, как тут жили поживали?
-А по-всякому, довялось и голодувать у тридцать третем, у колхозы, можна сказать, загоняли, потом нямного вздохнули, получшало, а тут война... много чаго было.
-Никодим-то где, Крутов?
-А пропал, вот недавно - поехал на лисапете своём у дальний лес, у грибы и... можа и под бомбежку попал, хто знаеть?
- А семья его, Ульяна всё такая же видная?
-Ульяна... почитай, годов чатырнадцать как Бунчук застрелил, Родя на хронте, сноху-от шальной пулей убило, два унука только и осталося... - и по какому-то наитию дед Ефим добавил, - Бунчук, вот, всё грозится им, старший унук - чистый Никодим уродился, от он и бесится, а чаго ж дитё сиротское цаплять?
-С кем же унуки?
-С Ефимовной живуть, у ей тожа горя много, два сына погибли, а третий, младший, кажуть, без вести.., бяяяда кругом.
Краузе долго и подробно выспрашивал про всех жителей, кого помнил и знал. Баба Маня вытащила из печи чугунок - по хате поплыл медвянный запах липы и ещё каких-то трав.
-О, вспоминаю-вспоминаю твои сборы, Марья, а медок где же?
- А медку, звиняй, нету, выгребли все ещё в конце октября - Бунчук постарался, боюся, пчелы погибнут за зиму. А можа и к лучшаму, все одно нечем их подкармливать по вясне, сахару нету.
-Я тебя весной в хозяйстве опять пасечником поставлю, все эти годы помнил вкус мёда с родных лугов собранного.
И потянулись утром работяги в имение Краузе, мужики вставляли стекла, ремонтировали и настилали заново пол, бабы отмывали и очищали комнаты от многолетнего мусора, ребятишки собирали и уносили мусор из комнат, все старались, нет, не из-за Краузе и угроз его старшего сыночка - Фридриха. А из-за того, что сильно захолодало, и всем хотелось чтобы была небольшая, но защита от пронзительного ветра.
Краузе постоянно наезжал, претензий к деревенским не предъявлял, только обеспокоенно хмурился... Потом, всех срочно бросили на уборку и ремонт старого коровника. Окна и большие дыры забили досками, на земляной пол положили старые, более-менее пригодные доски и стали сколачивать двухэтажные нары, тут и прошел слух - пленных пригонят.
Немцы торопили мужиков, а те старались хоть как-то получше заделать дыры в стенах и полу. Наконец, нары были сделаны, в коровнике поставили три буржуйки, одна в средине и две по краям коровника, и деревенские стали ждать пленных.
- Через пару дней, когда народ уже привычно приступил к работе - три комнаты приобрели жилой вид, во дворе послышался шум моторов, раздались лающие команды, какой-то шум... Поскольку к окнам подходить категорически запрещалось, самый зоркий из пацанов, четырнадцатилетний Гришук Стецюк потихоньку поглядывая в окно, на расстоянии метров двадцать от стекол, говорил: -Наши, все кой-как одеты, худые, умученные, еле шевелятся... построились, теперь их в коровник погнали.., дверь закрыли, два немца ходят вокруг, остальные идут сюда...
Когда оба Краузе вошли, все деловито работали. Фридрих, кривя губы не утерпел: -Плохо работаете, совсем никакой отдачи, за что только вас фатер кормит?
Фатер с первого дня распорядился поставить двух женщин покрупнее на приготовление пищи для работающих, Стеша и Марфа Лисова варили немудрящий суп, к обеду также привозили тяжелый, клейкий как замазка хлеб, но люди, намерзшись, были рады горячему вареву, а хлебную пайку, двести пятьдесят граммов многие прятали подальше и уносили домой, детям.
- Завтра с вами начнут работать пленные, выберите двух самых крепких помощников для печника - таскать кирпичи, делать раствор, подносить инструменты. С пленными не разговаривать, ничего им не передавать, поймаем кого - двадцать плетей для первого раза.
. Утром начали работать пленные, и деревенские с жалостью, а бабы со слезами смотрели на изможденных, полуживых красноармейцев, которые мерзли в своих драных обносках.
Печником же оказался худющий, высокий, весь как бы серый, мужчина. Казалось, налети сейчас ветер посильнее, и его закрутит как щепку и унесет вдаль. Старый Краузе, приехав днем, как всегда прошелся по всем местам, где работали люди, постоял, посмотрел на пленных, сплюнул, подозвал к себе деда Ефима, которому по старой памяти доверял, и велел:
-Скажи поварихам, пусть варят похлебку на всех вместе и дают этим доходягам по две миски, а я подумаю, во что их одеть, морозы крепчают, замерзнут ведь. Ты, Ефим, сильно не распространяйся, молчком все делай, Фридрих, он хоть и сын, но не надо ему нюансы знать.
-Карл Иваныч, ты прости старика, а где жа младшой твой? Павлушка?
-Пауль? О, Пауль, он у меня очень умный, закончил университет и теперь в самом Берлине служит, за два года гросс карьеру сделал. Скажи-ка, а вот тот лесничий, что прозвали Леший, он где? Не расстреляли его коммунисты?
-Да не, у дальнем лесе так и живёть.
-Хотел бы я его увидеть.
-Може и заявится когда. Он же лешак настоящий, редко когда из своей берлоги выбирается.
ГЛАВА 3.
Печник быстро утомлялся, часто присаживался, надрывно кашлял, дело двигалось медленно. Мороз крепчал, декабрь начался лютый... А шестого декабря, Ефим, неплохо понимавший немецкий язык, случайно услышал разговор двух продрогших, замотанных в бабьи платки, часовых.
Те ругались на рус мороз, кальт, и радовались, что не попали сейчас в мясорубку под Москвой. -Оказалось, что рус Иван перестал отступать и немцам наподдали.
Ефим на цыпочках, радостно крестясь, зашел в барский дом и налетел на злющего Фридриха. -Почему ты крестишься и радуешься? - вкрадчиво спросил он деда.
-Так, праздник же у нас, - прикинулся дурачком дед.
- Какой же?
-Так, князя Александра Невского и великомученицы Катерины завтрева, я ж, чай, православный, все праздники по церковному и блюду, вот скоро, девятнадцатого, совсем большой праздник - Никола Зимний, Чудотворец, а на Николу всегда морозы бывают.
- А то сейчас их нет, - поёжился одетый в теплую шинель на меху и все равно мёрзнущий Фридрих, - иди дед.
-Слышь-ка, печник, тебя звать-то как?
-Александр!
-Как раз, как раз, праздник нонче, тезку твоего, Александра Невского поминают, - закивал головой дед и оглянувшись чуть слышно сказал, - не реагировай! Не ори, молчи, я буду на тебя ворчать, погромче, а ты слушай. - И дед, повысив голос, начал: - Вот, совсем дело плохо движется, что я хозяину скажу, впору кажин день замерять твою работу, - и тихо добавил, - слышь-ка, наши хрицу под Москвой прикурить дали, отступили они. А и замерю, штоба за неделю доложил верх, неча морозить хоромины!
У печника выпал из рук мастерок. -Врёшь? - наклоняясь за ним, спросил печник.
-Тю, дурень, у меня самого сын и внук незнамо где...
- Ладно, дед, я постараюсь доложить, - проскрипел пленный, услышав шаги.
Дед важно задрал бороденку, пошел дальше, на кухне шепнул пару слов Стеше, и постоянно насупленная, неразговорчивая Стеша, оглянувшись, расцеловала деда в обе щеки.
-Будет и на нашей улице праздник!
А вечером к Крутовым, как часто бывало, заглянул Ганс. Немцы привыкли, что он постоянно бывает у них и не обращали внимания, да что могут сделать бравому немецкому солдату две бабенки и два ребенка?
Ганс как-то печально вздохнул: - Гроссмутти, Стьеша, русс зольдатен пуф-пуф. Дойч зольдатен филе капут. Москау нихт, дойч зольдатен, отстюплени, - еле выговорил он мудреное слово.
-Врёшь? - спросила Стешка.
Найн, найн, - замахал руками Ганс, - не врьёш.
И наутро вся деревня знала, что немцам дали по зубам под Москвой. Бунчук, нажравшись с горя самогонки, проболтался при Агашке, а та и разнесла по деревне. Люди, зная её неуёмную страсть к сплетням, ничего не говорили ей в ответ, только у многих после её ухода светлели лица.
Мороз лютовал, мерзли люди, мерзли птицы и особенно мерзли немцы - замотанные до самых глаз в платки, одевавшие под свои серые шинели ватники и душегрейки, отобранные у деревенских, они напоминали пугало. Краузе разрешил оставаться на ночь живущим на дальнем от усадьбы конце деревни, в двух уже отремонтированных, пока без мебели, комнатах. Печник доделывал вторую печь, первая успешно топилась, и люди, сбившись в кучки, сидели, тихонько переговариваясь, многие уже дремали,а печник все работал, замазывая глиной последние швы.
Никто не заводил разговор о своих родимых, больше говорили о морозах, что даже для России казались небывало лютыми. -Намедни вот, воробья нашла на дороге, замерзшего, - сказал Кириллиха, живущая в самой дальней хате. Да, лютует генерал Мороз, а впереди ещё Рожественские и Крещенские морозы.
В усадьбе время от времени слышался треск - трещали от мороза бревна, но люди, привыкшие к треску автоматных очередей, мало обращали на это внимание. Постепенно все угомонились: спали беспокойным сном измученные женщины и ребятишки, пожилые мужики, спал прислонившись к углу печки пленный печник, только пара пожилых женщин тихонько перешептываясь и стараясь никого не потревожить, потихоньку подкладывали в печку всякие сучки и доски, не давая огню потухнуть.
А за многие сотни километров от них рвали себе жилы, напрягаясь изо всех сил, солдаты, не пустившие фашистов дальше. И выходили из окружения разбитые,обмороженные, но не сломленные сыны своей огромной страны, и был среди них младший сержант Павел Трещук, ничего не знавший о своих двух старших братьях, служивших в Западном округе, и матери, оставшейся в оккупации. И не ведала Марья Ефимовна, что жив её младшенький, только изболевшееся сердце верило и надеялось, что хоть один из троих жив!
- Числа пятнадцатого за ней пришел Еремец, светивший желто-синим фингалом: -Ефимовна, в комендатуру тебя вызывают.
-Зачем это?
-Не положено мне говорить, айда быстрее, Шомберг ждать не любит!
Гриня с Василем тревожно смотрели на неё. - Ничего, вечером Стеша придет, - она поцеловала их и пошла.
Провели сразу же к Шомбергу, рядом сидел переводчик, но Шомберг пожелал сам говорить: -Ты есть учительница?
-Да.
-Немецкий командований желает учить русских киндер в школе. Германия дольжен быт грамотный тшеловек, после Нового года начинайт учить всех .
- Где? В школе солдаты размещены, клуб сгорел.
- Герр комендант приказал занять пустующий дом Шлеп... как это?
- Шлепеней?
-Я, я, мудрёный фамилий!
- Но дом полуразрушенный, как же в такие морозы?
- Выделяйит мужьики для ремонт, ремонтирен петшка и начинайт.
-Добавил что-то по-немецки, и переводчик сказал: - Не пытайтесь уклониться, детей всех перепишут, кто не будет ходить учится, будут наказаны и родители и дети. Вам будет выдаваться плата в немецких марках, Германия заботится. Собирайте по домам тетради, учебники вам доставят из управы, также из управы пришлют все необходимые планы и программы. Идите!