Она подалась вперед, придвинула губы к уху Бури:
– Ты принадлежишь ночи, девочка. Я не позволю тебе кончить жизнь, как Облом. Даю зарок.
Ренна направила лошадь обратно и резко остановилась у изгороди, где ждали Арлен и остальные.
– Выбрала, значит? – спросил Арлен. – Бурю?
Ренна кивнула:
– Но Буря – плохое имя. Я назову ее Зарукой.
Трапезы на ранчо Жеребца были семейным делом, а семьей считались все, вплоть до последнего работника и прачки, в целом больше тридцати человек. Даже собаки расположились на одеялах вдоль стен просторной столовой, готовые метнуться за объедками. Ренна и Арлен сели рядом с Жоном, Ником и Глин во главе длинного стола на козлах, заставленного снедью и кувшинами с водой и элем.
Жон читал молитву Создателю, а Ренна заметила, что кое-кто из работников таращится на меченое лицо Арлена. Даже сквозь речитатив Жона ее острый слух различил слово «Избавитель», шепотом произнесенное за столом. Пальцы погладили гладкую костяную рукоятку ножа.
Жон закончил молитву и выпрямился:
– Не ведаю о Тебе многого, но я проголодался! Так перейдем же к суетному.
Притихший стол пришел в движение, и тридцать едоков с усвоенной сноровкой передавали друг другу подносы с мясом, миски с овощами, хлебные корки и соусницы.
Все наполнили тарелки, смеясь и болтая по ходу еды и выпивки, а солнце тем временем садилось. Люди поглядывали на Арлена, однако он притворялся, будто этого не замечает, и уплел три порции. Он встал не раньше, чем опустели тарелки и раскурились трубки.
– Глин, обед был великолепен, как всегда, но нам пора в путь.
– Чушь, – возразила Глин. – Снаружи не видно ни зги. Ночуйте здесь, у нас полно комнат.
– Мы ценим выше гостеприимство, – ответил Арлен, – но впереди у нас много миль.
Глин надулась, но все же кивнула:
– Велю девочкам собрать кое-что в дорогу. Один Создатель знает, что за еда у вас в седельных сумках. – Она встала и направилась в кухню.
Арлен вручил Жону тугой кошель:
– За Заруку.
Жон покачал головой:
– Твои монеты здесь не нужны, вестник, после того что ты совершил для меня и моей родни. Ты спас не только мальчонку – твоих меченых стрел хватило надолго, чтобы всем спать спокойно.
Арлен тоже покачал головой:
– Наступают трудные времена, Жон. Беженцы из Райзона потоком текут на запад. Не надейся, что сюда не придет война. Красийцы положили глаз на Милн и дальше, а что касается подземников – народ дает им отпор, и не рассчитывай, что им это понравится. Они нахлынут в ночи всей ордой, особенно в новолуние.
Он силой вложил кошель в руки Жона:
– Золота у меня полно. Не вижу причины не заплатить за то, что беру. Я еще оставлю тебе пару меченых копий. Ты умен, привлечешь кузнецов и метчиков, чтобы сделать такие же и вооружиться до зубов.
Ренна тронула его за руку и, когда Арлен взглянул, умоляюще посмотрела ему в глаза:
– Забери и Облома! Негоже держать его взаперти. Он создан для ночи.
– Поспорить трудно, – согласился Арлен, – но нам придется в спешке проделать длинный путь, и у нас нет времени тащить до самой Лощины еще одного дикого мустанга.
Он глянул на Жона и отсчитал еще монет:
– Можешь выслать его следом?
– За мной куда больший долг, – ответил Жон, – но я не могу рисковать работниками, отправляя их в такое путешествие. Едва они встанут лагерем, Облом выдернет кол и порушит охранные круги.
Арлен кивнул:
– Я пришлю за ним лесорубов, как только доберусь до Лощины. Если кто и может справиться с таким огромным конем, то это они.
Они пустились вскачь по дороге. Сумеречному Плясуну пришлось сбавить обычную скорость, чтобы подстроиться под Заруку, но Ренна знала: нужно лишь подождать.
– Я разметила тебя, – шепнула она в ухо кобыле, – и это ему придется приноравливаться к тебе.
Зарука уже обзавелась подковами, которые Арлен пометил лично, как у Плясуна. На дорогу выступил лесной демон, и Ренна сбила его в громовом разряде магии. Затем остановилась, чтобы растоптать невезучую тварь, и расхохоталась, когда Зарука вышибла из демона жизнь и впервые вкусила магии. С новым рвением она понеслась за Плясуном, сокращая разрыв.
Незадолго до рассвета они разбили лагерь.
– Побудь с лошадьми, – попросил Арлен. – Мне нужно маленько восстановить силы.
И он растворился во мраке.
Ренна дала ему время исчезнуть – это заняло несколько вдохов. Затем снялась с места на собственную охоту. Невдалеке от лагеря она приметила полевого демона и превратилась в прежнюю безмозглую Ренну, всхлипывающую и задыхающуюся от страха.
Демон заурчал и пошел на приступ, но Ренна была начеку и повергла его на землю броском шарусака. Ее кулаки были исчерчены мощными метками, и она молотила выползня по голове, пока тот не затих.
Затем вытащила нож и, как и в прошлый раз, даже не подумала о том, чтобы приготовить мясо, съела его сырым, всосала ихор демона, как соус Глин. Вкус оказался еще гаже, но память о силе при свете солнца укрепила желудок Ренны.
Она утерлась и вернулась в лагерь, жуя дурнолист. Возвращение Арлена заслышала, когда вырезала метки на копытах Заруки.
– Он не узнает, что я сделала, – поделилась с нею Ренна. – Вовек не узнает. И даже если проведает, то что? Арлен Тюк мне не указ, сговорены мы или нет.
Это прозвучало довольно правдиво, но все равно показалось ложью.
Когда Арлен появился, Ренна вздернула подбородок. Он так лучился магией, что ей пришлось прикрыть меченые веки. Она поняла, почему его считали Избавителем. Бывали времена, когда и сам Создатель так не сиял.
Глава 3
Овсюжники
Лето 333 П. В.
27 зорь до новолуния
На следующий день они скакали по разбитой дороге вестников, разговаривали мало. Арлен надвинул от солнца капюшон, но Ренна знала – на его лице написана досада.
«Что за спешка и что за важные дела у Арлена в Лощине Избавителя?»
Она понимала, что это связано с девушкой. С Лишей Свиток. Ее имя прицепилось к Ренне, как клещ. Когда Ренна впервые спросила, кем ему приходится Лиша, Арлен уклонился от ответа, но тогда они не были сговорены и она не имела права настаивать. «Пожалуй, пора повторить», – подумала Ренна.
– Берегись! – крикнул Арлен на крутом повороте.
Путь преградила перевернутая телега, и объехать ее не позволяли густые кусты с обеих сторон. Ренна стиснула коленями бока Заруки и с силой дернула за гриву. Огромная лошадь заржала, встала на дыбы и неистово взбрыкнула; Ренне осталось только крепче держаться. Арлен весело наблюдал за нею с Сумеречного Плясуна, который уже встал как вкопанный и успокоился.
– Я пообещала, что не будет узды, – напомнила Ренна кобыле, когда та наконец угомонилась. – О седле речи не было. Подумай об этом.
Зарука всхрапнула.
– Эй, рачитель! Пособил бы ты нам! – крикнул седобородый человек и махнул им старой расплющенной шляпой.
Он и еще один тип стояли за телегой и толкали, а костлявая кляча вытягивала спереди.
– Дай-ка я разберусь, Рен, – пробормотал Арлен и выдвинул Сумеречного Плясуна вперед Заруки.
– Что случилось? – окликнул он неизвестных.
Человек подошел к ним, снова сняв на ходу шляпу и грязной рукой утер со лба пот. Его волосы и борода были сплошь седыми, глубокие морщины забились пылью.
– Застряли в гнилой грязище! Не одолжите большую лошадь, чтобы выбрались?
– Прости, не могу, – ответил Арлен, изучая окрестности.
Тот уставился на него:
– Что значит «не могу»? Что же ты за рачитель?
Ренна взглянула на Арлена, удивленная его грубостью по отношению к попавшему в беду седобородому.
– Плясун их вытащит в два счета.
Арлен покачал головой.
– Телега не застряла, Рен. Это старейший трюк из разбойного справочника. – Он засопел. – Не думал, что им еще пользуются.
– Разбойники? Честное слово?
Ренна огляделась, на сей раз ночными глазами. Отрезаны невесть где средь бела дня – в час, когда они слабее всего. Грязь даже не доходила до щиколоток незнакомцев, а в кустах по обе стороны дороги могли запросто скрываться другие. Ее пальцы потянулись к ножу, но Арлен подал упреждающий знак, и клинок остался в ножнах.
– Мало нам демонов в ночи, – продолжил Арлен. – Еще и люди нападают друг на друга днем!
– Что за нелепица! – воскликнул седобородый, но попятился.
И Ренна так отчетливо увидела в его глазах ложь, что подивилась, как не заметила раньше. То, что дневной народ, даже престарелый, бывает не лучше демонов, не было для нее новостью. До седины дожили и Харл, и Рэддок Стряпчий.
Человек за телегой на миг пригнулся и скрылся из виду, после чего нарисовался снова с арбалетом в руках. Двое, с охотничьими луками, вышли из кустов и взяли их на прицел. Сзади, из-за поворота, появились еще трое с копьями, перекрыв путь к отступлению. Все, как один, костлявые, с темными кругами вокруг глаз и в обносках.
Безоружен был только седобородый.
– Я никого не хочу забидеть, рачитель, – произнес он и надел шляпу, – но времена отчаянные, а у тебя больно солидный груз для рачителя и его…
Он прищурился на Ренну. Она держалась в тени, и меток на коже не было видно, но возмутительный покрой ее одежды не укрылся ни от кого. Мужчина с арбалетом негромко присвистнул и подался вперед, чтобы взглянуть поближе.
– Не вздумай, Донн, – предупредил седобородый, и арбалетчик опомнился.
Седобородый снова зыркнул на Арлена:
– В любом случае мы заберем у вас всю еду, одеяла и снадобья, не говоря уже о больших лошадках.
Ренна взялась за нож, но Арлен только хохотнул:
– Поверь мне на слово, ты не захочешь этих лошадок.
– Не учи меня, чего мне хотеть, рачитель, – окрысился седобородый. – Создатель давно нас покинул. Слезайте, пока мои люди не понаделали в вас дыр.
Арлен в мгновение ока спрыгнул с Сумеречного Плясуна. Ренна едва успела моргнуть, а он уже подскочил к седобородому, скрутил старика удушающим захватом шарусака и поставил между собою и лучниками.
– Я, как ты выразился, тоже не желаю никого «забидеть», – признался Арлен. – Хочу лишь продолжить путь. Так что скажи своим людям…
Речь оборвалась: лучник выстрелил. Ренна задохнулась, но Арлен поймал стрелу в воздухе, как проворный малый ловит слепня.
– Она скорее летела в тебя, а не в меня, – заметил Арлен, держа стрелу перед седобородым.
Затем отшвырнул ее.
– Недра тебя забери, Брайс! – заорал седобородый. – Убить меня хочешь?!
– Виноват! – крикнул Брайс. – Сорвалась!
– «Сорвалась»!.. – буркнул старик. – Помоги нам Создатель.
Пока все глазели на лучника, один из копейщиков крался к Арлену сзади. Для дневного народа он был достаточно ловок, но Ренна не стала бить тревогу. По позе Арлена она поняла: он знает об опасности за спиной. И даже приманивает.
Едва копейщик прыгнул, Арлен оттолкнул седобородого. Копье прошло над головой Арлена, хотя должно было выйти из горла. Арлен перехватил древко, нагнувшись с поворотом так, что инерция нападавшего обратилась против него самого, и вот копейщик тяжело грянулся на спину. Арлен, теперь вооруженный копьем, поставил ему ногу на грудь и посмотрел на остальных.
В схватке его капюшон слетел, и люди разинули рты.
– Меченый, – произнес Брайс, разбойники принялись перешептываться.
Чуть погодя седобородый присмирел.
– Выходит, это тебя зовут Избавителем, – прищурился он. – По мне, так не похож.
– Я никогда и не называл себя так, – ответил Арлен. – Я Арлен Тюк из Тиббетс-Брука, а избавлять намерен исключительно от дурных манер – тех, кто не начнет сию секунд вести себя по-товарищески.
Седобородый посмотрел на него, потом на своих людей. Махнул – и они перестали целиться, уставились на Арлена, который испепелял их взглядом, как делала мать Ренны, когда заставала девчонок за озорством и собиралась задать им взбучку.
Не выдержал долго даже седобородый. Он снова вытер пот с обветренного лба и смял шляпу.
– Извиняться не буду, – заявил он. – У меня семеро по лавкам есть просят, и люди нуждаются в помощи. Я накуролесил, но не из жадности и не со зла. Человек забывается, когда подолгу мается на дороге, а пойти ему некуда.
– Знакомая история, – кивнул Арлен. – Как тебя зовут?
– Варли Овес, – ответил седобородый.
Арлен снова кивнул:
– Ты, стало быть, из Овсюга? Три дня пути на север от Форта Райзон, за Желтыми Садами?
Варли выпучил глаза, но признал его правоту.
– Ты далеко забрался от Овсюга, Варли, – заметил Арлен. – Сколько времени проторчал на дороге?
– Почти три сезона. С тех пор как красийцы взяли Форт Райзон, – ответил Варли. – Я понял, что следом пустынные крысы заявятся к нам, и велел народу паковать все, что нажили, да сниматься с места.
– Ты городской гласный?
Варли рассмеялся:
– Я был рачителем. – Он пожал плечами. – Наверно, им до известной степени и остался, хотя сомневаюсь, что сверху это кто-нибудь видит.
– Тоже знакомое чувство, – кивнул Арлен.
– Вот и подался в бега весь поселок Овсюг, – продолжил Варли. – Шестьсот человек. У нас были травницы, метчики, даже отставной вестник во главе. Полно припасов. Честное слово – мы взяли больше, чем могли унести. Но все быстро изменилось.
– Как всегда.
– Пустынные крысы прибыли быстро, и всюду шныряли их разведчики. Убегая, мы потеряли много людей, а зимой – еще больше. В конце концов красийцы прекратили нас преследовать, но до Лактона никто не чувствовал себя в безопасности.
– Но в Лактоне вас не приняли, – догадался Арлен.
Варли помотал головой:
– К тому времени мы малость поистрепались. Если на неделю разбивали лагерь в парующем поле или малость рыбачили в их пруду, на это смотрели сквозь пальцы, но никто не собирался впускать в город пятьсот чужаков. Обвинили бы при случае в краже, и не успели бы мы оглянуться, как весь город погнал бы нас в шею мотыгами и граблями. Оттуда мы подались в Лощину, где райзонцев принимали тысячами, но тамошний люд жевал кору и выкапывал жуков, только бы брюхо набить, а лесорубы шерстили лагеря беженцев в поисках рекрутов, чтобы те поубивались в открытой ночи. Некоторые из нас лишились всего стараниями красийцев, а нам еще предлагали взяться за демонов? Да никого бы и не осталось.
– И вы отправились на север, – подхватил Арлен.
Варли пожал плечами:
– Это представлялось самым разумным. На мне еще висело триста душ. В Лощине нам дали пару меченых копий и еще помогли, чем сумели. В Крестьянском Пне не были и наполовину так любезны, а гады из Форта Энджирс мигом нас завернули. Я слышал, что работенка может найтись в Ривербридже, но там оказалось не лучше. Набито битком. И вот мы здесь, и деваться нам некуда.
– Покажи ваш лагерь, – предложил Арлен.
Разбойник какое-то время смотрел на него, затем кивнул и повернулся к своим людям. Телегу мигом убрали из грязи, и вскоре все сошли с дороги на узкую лесную тропу Арлен спешился и повел Сумеречного Плясуна в поводу Ренна поступила так же, направляла Заруку, положив ладонь на ее могучую шею. Кобыла била копытом и всхрапывала при каждом приближении постороннего, но постепенно привыкала к прикосновению Ренны.
Прошло больше часа, прежде чем показался лагерь овсюжников, надежно спрятанный подальше от дороги. У Ренны расширились глаза при виде убогого скопления наспех залатанных палаток и крытых фургонов, среди которых густо воняло потом и фекалиями. Там собралось душ двести. Люди Варли, сами одетые в лохмотья, казались сливками общества.
По лагерю бродили женщины, дети, старики – измученные, грязные и полуголодные. Многие ходили в бинтах, а ноги у большинства были обмотаны тряпьем. Трудились все – чинили и метили ветхие укрытия, следили за котелками с овсянкой, сушили белье и скребли посуду, собирали хворост, сооружали меченые столбы, присматривали за худосочной скотиной. Без дела лежали только больные и раненые, ютившиеся под дрянным дождевым навесом. По лагерю звучно разносились их стоны.