- Май, Алька! – позвал я ребят, которые уже вложили мечи в ножны и беседовали с мальчиком, рискнувшим зайти на площадку.
- Тошка, - представила мне Алия мальчика, - познакомься, это Алекс.
- Рад знакомству, Алекс! – склонил я голову, - Извините, мне надо сбегать домой.
- Что случилось? – удивился Май, - Если надо, давай сбегаем вон туда, - показал он в сторону известного сооружения.
- Я сам не знаю, Май, мне кажется, я там что-то забыл. Прибегу, и вспомню!
- Вернёшься? – приуныла Алия.
- Не знаю, Алька, если что, возвращайтесь домой без меня, не ждите.
Я побежал домой, не понимая ещё, что меня туда тянет.
Запыхавшись, вбежал я в свою комнату, с удивлением осмотрел её, ничего не понимая. Подошёл к окну, пытаясь увидеть отсюда своих брата и сестру. Ничего, конечно, не было видно, кроме зелени. Зоопарк тоже далеко. Где-то там был павильон, в котором осталась Катя со своим человеческим другом.
Глядя в окно, на парк, не сразу заметил, что наливаюсь радостью, упругой силой.
«Папа!», - понял я.
- Папа, это ты?
- Да, сынок! Антошка.
- Что-нибудь случилось? – с тревогой спросил я.
- Ничего особенного, Тошка, я уже успел соскучиться по тебе, подумал, вдруг, со мной что-то случится?
- Папа! – испугался я.
- Нет, сын, ничего опасного со мной не происходит. Просто я подумал, вдруг с тобой что-то может произойти, когда меня рядом не будет? – начал успокаивать меня папа, - Как в тот раз, когда ты вдохнул жизнь в девочку, сам потеряв много сил. Чтобы этого не случилось в дальнейшем, я решил познакомить тебя с потоком Силы. Пока что ты будешь только получать подпитку, а не использовать Силу, как тебе заблагорассудится.
- Не доверяешь? – улыбнулся я.
- Обычно детям твоего возраста не разрешают пользоваться Силовым контуром.
- Катя говорила, что я смогу выжить со стрелой в сердце. Это правда?
- Правда, малыш, но, получив подпитку от контура Силы, ты даже не потеряешь сознания. Почему-то я не хочу больше подвергать тебя опасности.
- Папа, ты хочешь куда-то нас с Катей отправить?
- Катя тебе всё объяснит, Антошка.
- Можно вопрос, папа?
- Спрашивай, сын.
- Я могу спасти Катю?
- Конечно!
- В любом случае?
- Она нам очень нужна, Антониэль, приложи все силы, чтобы вернуть её живой и здоровой.
- Спасибо, папа!
Ласковое объятие, поцелуй, и всё пропало.
К счастью, ощущения горечи не настало, наоборот, остались лёгкая радость и присутствие родного существа. Попробовать поговорить с мамой? Я прикоснулся к контуру Силы. «Мама!»
- Сынок? – удивилась мама, обрадовавшись и не веря, что говорит со мной.
- Мама, - сказал я опять, ласкаясь, как котёнок.
- Антошка, неужели это ты?! – тёплая волна охватила меня всего.
- Да, мама, - промурлыкал я, - мне папа разрешил!
- Как я счастлива! – ответила мне мама, - Спасибо тебе, Антошка! Ты только что подсказал мне ответ на вопрос, поставивший меня в тупик. Благодаря тебе я с лёгкостью вышла из затруднительного положения. Как я ошибалась, что любовь к сыну будет мне мешать!
- Мама! – понял я, - Ты скучала по мне?!
- Это мягко сказано, Тошечка! Я тосковала безмерно! Спасибо твоему папе, что дал возможность снова обнять тебя! – я почувствовал такую ласку и нежность, что задохнулся от счастья. Мама не спрашивала меня ни о чём. Зачем? Она и так всё знала. Нам только не хватало общения. Жаль, доступ к контуру у меня был очень ограничен. Сегодня, вот, почему-то мне подарили эту радость.
- Какой ты, всё-таки, непонятливый! - засмеялась мама, - Сегодня у тебя день рождения, сын!
- День рождения? – удивился я.
- Ну да, - смеялась мама, - когда-нибудь все рождаются!
- И сколько мне исполнилось? – обескураженно спросил я. Мама ответила:
- Считай, что тебе двенадцать, и ты ровесник Маю.
- А на самом деле? – упрямился я, - Ровесник Алии? Или младше?
- Тошка! – опять весело засмеялась мама, - Ты ведь сам знаешь, сколько тебе, но сегодня именно тот день, когда твоё тело совершило, однажды, первое деление. Поэтому будем считать этот день днём твоего рождения, хорошо?
Я немножко подумал. Если я называю маму мамой, значит, две своих предыдущих жизни я уже прожил, зачем на них оглядываться? Можно только опереться на опыт прожитых лет. Или вспомнить ошибки. Впрочем, мысленно вздохнул я, не исключено, что те же самые ошибки я буду совершать раз за разом, даже не замечая, не вспоминая, что уже ошибался.
- О чём, малыш, задумался?
- Ты всё знаешь, мама, - ответил я, - эти ваши с папой подарки, они на день рождения?
- Да, мальчик мой, сегодня тебя признали нашим сыном, а я оказалась такой занятой, что не смогла лично поздравить тебя с этим событием, и, если бы не папа, даже не поговорила бы с тобой! Поздравляю тебя, Тошка, и до свидания! Мне надо продолжать вести Совет.
- Мама! – крикнул я, но ощущение присутствия мамы пропало. Я вздохнул, улыбнувшись: всё-таки разговор состоялся, меня любят!
Когда я очнулся от эйфории, услышал, что в мою дверь стучатся, и, наверное, давно, потому что уже сердятся.
- Входите! – разрешил я, и в мою комнату вошла сердитая Катя и взволнованные Алия и Май.
Увидев на моём лице блаженную улыбку, они успокоились, но Катя всё же не преминула упрекнуть меня:
- Почему так долго не открывал? Опять разозлился на меня?
- На тебя? – сильно удивился я, пытаясь вспомнить, чем меня могла разозлить Катя. Потом вспомнил:
- А, этот, человек? Кто он для тебя?
- Знакомый, - растерялась Катя.
- Нет, Катя, я не злился, я разговаривал здесь с мамой и папой. У меня, оказывается, сегодня день рождения.
- День рождения? – удивилась и обрадовалась Катя, - Тебя можно поздравить?
- Поздравляйте! – смилостивился я, широко улыбаясь, и первая сорвалась со своего места и повисла на мне Алька, за ней Май. Потом меня захватила Катя, подняв на руки и закружив по комнате, а я радостно верещал, схватив её за шею.
- Тошка! - смеялась Катя, - Я так рада за тебя! Что будем делать?
- Закажи большой вкусный торт, Катя, будем пить чай!
- Тогда вылезайте из своих боевых доспехов, и идите в столовую, я сейчас приготовлю праздничный ужин.
Ребята разбежались по своим комнатам, я переоделся, на этот раз не забыв умыться, и пошёл в столовую. Катя там уже командовала андроидами.
- Садись, Антошка, сюда, - показала Катя на то место, где я сидел при первом знакомстве со своими родителями. Я уселся, разглядывая большой торт, уже стоящий в центре стола, чашки полупрозрачного фарфора украшали белоснежную скатерть, и я – одетый в белую футболку и шорты, но с грязными локтями и коленками. Катя посмотрела на меня, упёршегося этими локтями в белую скатерть, и глубоко вздохнула. Я перехватил её взгляд, покраснел, и побежал назад, помыться.
- Подожди, Антошка! – закричала мне вслед Катя, - Ты не отмоешься сам! – но я уже убежал.
«Когда я отвыкну от этой привычки? - думал я на бегу, - А, может быть, это не средневековая привычка, а мальчишеская?», - сходу вбежал в ванную, велел ей перестроиться в джакузи, чтобы тугие струи, воды, хорошо отмыли грязь с моего новорожденного тела. Тут меня поймала Катя.
- Куда ты убегаешь, малыш? – смеялась она, пытаясь поймать меня в ванне, куда я запрыгнул, выскользнув из Катиных рук, - Тебе не отмыться самому!
Я весело смеялся, сегодня мне было очень хорошо, я всех любил.
- Ладно, сиди. Только дай мне свои локти и коленки, - Катя взяла мочалку, поймала меня за руку и начала её оттирать.
- Я уже начала привыкать к тебе, такому, - призналась Катя, прижимая мою руку к своему лицу.
- Когда-нибудь я тебя съем, - сообщила она, - когда ты немытый, слишком вкусно пахнешь.
- Так бы сразу сказала! – засмеялся я, - Мылся бы каждые два часа!
- Не надо, Тошка! – серьёзно сказала Катя, - Я сама тебя хочу купать. Оставь мне хоть это удовольствие.
- Мне тоже приятно, когда ты меня купаешь, - признался я, - кроме тебя пока некому.
- Тошка, что тебе подарить на день рождения? – вдруг спросила Катя.
- Подари какую-нибудь игрушку. Спроси у Мая, чего у нас нет.
- Думаю, у вас всё есть! – засмеялась Катя, ставя меня на ноги, - Не пойму, ты уменьшаешься в росте, что ли?
- Что ты?! – засмеялся я, - Это ты растёшь! Я, надеюсь, остановился на возрасте десяти лет. Я попросил папу, чтобы не быть младше Альки! – прошептал я по секрету на ухо Кате, - Мне ведь нет даже семи лет!
- Маленький мой! – растроганно сказала Катя, вытирая меня насухо.
- Папа сказал, что, если в следующий раз я что-нибудь наделаю в рейде, он отдаст меня в детский сад, в подготовительную группу, - грустно сказал я, уткнувшись носом в плечо Кати.
- Ты уже знаешь, куда мы идём?
- Нет, - отрицательно мотнул я мокрыми волосами.
- Куда-то в Древнюю Грецию. – вздохнула Катя, вынося меня из ванной, - Одевайся, пошли пить чай.
Глава вторая.
Что было в Древней Греции.
…Зачем только я сказал, что мне двенадцать лет?! Все десятилетки побежали на море, купаться, а нас отправили в палестру, заниматься гимнастикой.
Здесь мы бегали, прыгали и занимались борьбой. Хорошо бегать нагишом, а вот бороться!
Попробуйте ухватить голого потного мальчишку, который выскальзывает из рук!
Знаете, греко-римскую борьбу? А здесь греческая борьба, то есть всё, чему я учился, всякие подножки и приёмы, запрещены, разрешены лишь силовые захваты и броски.
То есть, именно то, что мне не удавалось никогда. Зрители, расположившиеся в прохладных портиках, посмеивались надо мной, маленьким, худощавым и костлявым, непонятно как оказавшимся среди мускулистых мальчиков.
Зрители были довольно взрослыми мужчинами, приходившими посмотреть на спортивные игры мальчиков, подбодрить своих фаворитов. Понятно, что я не был в числе фаворитов ни у одного из мужчин, не то что мой товарищ, Трофим. Интересно, что его имя значило, «питомец».
Может быть, меня посадили бы к десятилеткам, если бы не моя опекунша, Климена. Она имела в городе немалый вес, была богатой и умной женщиной. Я так и не понял, был у неё муж, или нет, но дочка была, звали малышку Ия, она сильно ко мне привязалась, я тоже баловал её, когда возвращался из школы, измученный риторикой, грамматикой и математикой. Причём все тетрадки были глиняными, абак тоже не очень лёгкий, ещё мешочек с камешками…
И не смоешься никуда, водил меня в школу и из школы педагог, немолодой молчаливый раб. Мешок с моими тетрадками он носил вместо меня, зато у него была в руках палка, которой он, якобы, защищал меня от разбойников. На самом деле этой палкой он направлял мои стопы в школу вместо пляжа, в палестру и домой. Иногда я задумывался, кто из нас раб, особенно сейчас, в густую жару, когда я бегал по знойной площадке, а мой педагог сидел в тени портика, беседуя с другими педагогами.
- Я тебя, Трофим, на берегу, только так уделаю! – грозился я, в очередной раз вставая с пыльной площадки. Трофим только усмехался, снова легко укладывая меня на обе лопатки.
Мне надоело это издевательство, я вскочил и побежал от него. Трофим кинулся за мной, смеясь.
Догнав, он взвалил меня на плечо и понёс опять на борцовскую площадку.
- Трофим! – взмолился я, - перестань, я и так весь в синяках! Отнеси меня на берег! Остыть хочу.
- Ты думаешь, я не хочу? Надо упросить учителя Иллариона, чтобы провёл соревнования по плаванию. Ты хорошо плаваешь, Антоний?
- Конечно! – ответил я, сосиской свисая с широкого плеча друга. Трофим шлёпнул меня по голым ягодицам:
- Отдохнул? Давай ещё поборемся, и сбегаем на море.
- Тебе хорошо, а мой педагог опять отведёт меня домой.
- А ты отпросись у своей матушки.
- Матушка попросит посидеть с Ией.
- Возьми сестрёнку с собой.
- Можно попробовать, эта жара уже совсем невыносима! Я скажу, что у меня мозги расплавились.
- Вот-вот! Заодно поборешься со мной своим методом.
- Я лучше вон, с Зосимой, или Ксанфом. Учителя не зря назвали весельчаком, что поставил меня в пару с тобой, Трофим.
Закончив занятия, мы начали чистить друг друга скребками от пыли и грязи.
Я пыхтел и возмущался тем, что педагоги могли спокойно отвести нас на море, где мы могли бы хорошо помыться.
- Дело педагога отвести нас в школу, и привести обратно, а там уже родители решают, что ребёнку делать, - говорил мне прописные истины Трофим. Зосима и Ксанф тоже дружили с нами, мы жили в одном районе города и всегда ходили вместе.
- Я попробую отпроситься, - решил я, - учусь я неплохо, недавно рассказал Климене про пифагорейцев, ей понравилось. Помнишь, Илларион рассказывал?
- Помню что-то. Так ты отпросишься?
- Попробую. Если что, возьму сестрёнку с собой. Она хорошая, послушная, хлопот с ней не будет.
Мы надели хитоны и отправились домой. Солнце стояло ещё высоко, пекло прилично.
Когда мы с педагогом пришли домой, Климена уже была там, распоряжалась насчёт обеда.
- Мама! – обратился я к ней, - разреши мне пойти на море с ребятами.
- По тебе Ия соскучилась, - улыбнулась мне Климена. Моя опекунша была хороша собою, ей было лет двадцать пять, груди были высокие, она даже соски не подкрашивала, настолько красиво они смотрелись в разрезе хитона. Было жарко, Климена не надевала гиматий или хлайну, полупрозрачный хитон почти не скрывал её округлых форм.
- Я возьму её с собой, - решился я.
- Сейчас поедите и можете идти, - смилостивилась Климена.
Нам с Ией немолодая рабыня налила суп, с овощами, зато на настоящем мясном бульоне! Мы получили по лепёшке с мою ладонь, с десяток маслин на двоих и кувшин родниковой воды. В дополнение принесли два куска варёной рыбы.
Ия была маленькой девочкой пяти лет, но аппетит у неё был неплохим, мы кушали почти на равных.
Когда меня привели к Климене, Ия умирала. Меня представили, как сына бога, попросили присмотреть за мной, а я, в благодарность, поставлю малышку на ноги.
Богами в это время никого было не удивить, я легко излечил девочку через контур Силы, даже не поняв, что с ней было, и остался в доме Климены, как приёмный сын.
К счастью, девушка, или, что более применимо к этому времени, благородная женщина, не стала распространяться о моём происхождении, иначе я только и делал бы, что лечил больных и мошенников, тем более, что никто бы не платил, потому что брать плату за такие дела считалось позорным. Умение в эти века нельзя было превращать в ремесло.
Я всегда думал, что звание учителя в Древней Греции было почётно, потому что неграмотный гражданин не мог занять высокий пост, не мог сделать карьеру, не зная риторики, математики и грамматики.
Однако, несмотря на это, учитель, который брал за обучение плату, был, в глазах общества, лишь ремесленником, вроде горшечника. Учить почётным считалось, если учитель обучает бесплатно, как какой-нибудь заезжий философ, который делится своими изысканиями и открытиями.
Тем не менее нашего весёлого учителя нелегко было вогнать в уныние, особенно если его ученики старались приобрести знания. Илларион нередко говорил, что в школе должны присутствовать только два человека: один жаждет поделиться знаниями, другой так же жаждет их приобрести. Только на таких условиях возможно обучение. В других случаях это пустая трата времени, тогда лучше сразу надевать кожух и идти в горы, пасти коз.
Мы с друзьями прониклись и старательно учились. Я учился грамматике и риторике, потому что, понимая речь и разговаривая, читать и писать не умел, пришлось попотеть.
Покушав, мы с сестрёнкой подошли к маме, поблагодарили за обед и отпросились на море.
Я взял для сестрички покрывало, чтобы она не обгорела. Дома она не всегда играла на солнышке, а на море спрятаться было негде.
Ребята уже ждали меня. Трофим взял Ию на руки, и мы побежали бегом на песчаный пляж.