Сколько раз с того момента, как он очнулся здесь, мимо проходил охранник? Десять? Одиннадцать? Или сто одиннадцать? Никакого другого ориентира по времени здесь не было, но он не считал появления стражника, то ли сбиваясь со счета, то ли просто пока еще отказываясь заниматься подобным, но теперь, получается, не знал даже, сколько провел здесь времени, и что происходит за этими стенами. Может быть, когда-нибудь сюда ворвутся гористарские штурмовые отделения, взявшие замок и сломавшие крепостные стены, сделавшие то, что он не смог. Может быть, а может и не быть, но не стоит тешить себя подобными надеждами, хотя кроме этих надежд ему ничего другого и не остается.
Тарваил услышал звук открываемых дверей секции, но такое происходило крайне редко, всего лишь в двух случаях. Либо когда кто-то из местных пленников умирал, и надо было вынести тело, либо когда притаскивали новенького, кричащего от бессильной злобы, паники и ненависти. Сколько Тарваил здесь сидит, подобное происходило впервые, и он тут же прильнул к решетке, пытаясь разглядеть, что случилось в этот раз, еще не растратив надежду, как другие, и где-то глубоко в глубине души еще надеясь, что пришли за ним. Пусть даже для того, чтобы отвести на смертную казнь, все равно это будет гораздо лучше ожидающего бессмысленного существования.
Под таким углом ничего не разглядеть, нельзя даже вытянуть меж прутьев решетки руку, этому мешало жесткое силовое поле, но слух оставался прежним. Вместо равномерных постукиваний охранника, переставлявшего ноги с тем неповторимым ритмом, получавшимся только у боевых роботов, Тарваил услышал звуки подошв, по меньшей мере, нескольких пар сапог, стучащих по каменным плитам. А потом все-таки увидел шедших по коридору людей, тут же отпрянув в сторону и отскочив к дальнему углу своей камеры. Это был сам Эдвард Тристанский, молодой барон и тот, кому теперь обязан своим унизительным заключением, ударивший в спину и не давший даже погибнуть на поле боя.
И все же, душа его запела с непонятной надеждой на какой угодно исход, даже смертельный, когда Эдвард вместе с несколькими сопровождающими и кибернетическим адъютантом подошел к его решетке. Силовое поле перед бароном заморгало на несколько секунд и пропало. Решетка следом ушла в сторону, и между ними уже не было никакого препятствия.
- Приветствую вас, сир Гористар, - Эдвард чуть поклонился, словно издеваясь над принятыми традициями общения между дворянами, - Честно признаюсь, очень хочется съязвить по поводу вашего положения здесь и моего собственного гостеприимства, но, как мне кажется, вы не очень настроены сейчас шутить…
- Какая проницательность, - Тарваил не без труда поднялся на ноги. За то время, что успел провести здесь, суставы сильно затекли и никак не хотели слушаться, - Зачем пришли, барон? Еще раз унизить своего противника? Или вам просто приятно наблюдать, как те, кто действительно сражается за Рейнсвальд и его будущее, медленно умирают, потеряв надежду? Что ж, это, наверное, приносит вам удовольствие.
- Хорошо, что вы еще не растеряли вашу гордость, сир Гористар, - Эдвард оскалился, иначе описать улыбку, возникшую у него на лице, невозможно, - Мне было бы неприятно, если человек, убивший одного из моих лучших командующих, оказался бы так слаб психически, что не смог просидеть взаперти и недели. Однако давайте все же перейдем от обмена любезностями к делу, за каким сюда и пришел… - он дождался кивка от Тарваила, после чего продолжил, - Думаю, вы слышали, что я на Совете поклялся истребить всех Гористаров.
От этих слов сердце его собеседника подпрыгнуло, резко участив свой ход. Значит, тристанский барон пришел сюда, чтобы лично привести смертный приговор в исполнение, не пожелав доверить его никому другому, но Эдвард снова перебил ход его мыслей.
- Однако, - заметил молодой тристанский барон, - в отличие от вашего прежнего сюзерена, так скоропостижно скончавшегося и лишившего меня удовольствия лично отправить его на встречу с богами, у меня еще сохранились какие-то понятия чести. И потому я не могу просто так убить своего пленника, хотя, снова признаюсь, очень этого желаю. Данная дилемма привела меня к воспоминаниям об одном старом и почти что забытом обычае поединка чести. Надеюсь, вам это что-нибудь говорит? – он чуть повернул голову на бок, посмотрев на своего пленника.
Конечно, Тарваилу «поединок чести» говорил об очень многом. У этого обычая было много названий, кроме упомянутого Эдвардом, вроде «суда божьего», «признания Небес», «решения кровью» и многих других, менявшихся в зависимости от времени и территории. Суть все равно была одна и та же: двое имеющих друг к другу неразрешенные претензии и не способных решить их каким-либо другим образом, сходились в поединке насмерть до тех пор, пока на ристалище не оставался только один. Никаких согласий, перерывов или чего-либо другого, предполагавшего, что с ристалища могут выйти двое живых, не допускалось, только смерть одного из бойцов прерывала поединок. Древний и жестокий обычай, чаще всего практиковавшийся среди дворян, хотя были и случаи, когда простые граждане решали свои споры подобным образом.
Тарваил не без удивления посмотрел на Эдварда, почувствовав по отношению к нему нечто вроде уважения, поскольку далеко не каждый решится дать своему пленнику, чья судьба уже была у него в руках, подобный шанс. На ристалище не было никаких званий, титулов и положения, только два бойца с однотипным оружием, и судья Неба, следивший за боем. Там Тарваил уже не будет пленником, не будет под стражей, а снова станет самим собой, и действительно сможет убить Эдварда, будучи старше, опытнее и банально сильнее тристанского барона.
- Что вы хотите этим сказать, барон? - Тарваил попытался сдержать радость, моментально вскипевшую в его груди, - На «поединок чести» обычно вызывают тогда, когда у противников не остается других возможностей решить их спор… А вы всегда можете просто приказать своим ручным роботам прирезать меня. К чему такие сложности? Да и есть ли мне смысл принимать ваш вызов? Либо я сгнию здесь, либо ваши солдаты пристрелят меня, как только выиграю бой, - он пожал плечами, - Либо вы сами меня убьете… - конечно, в такое ему верилось с трудом, но нельзя недооценивать своего противника, особенно стоя лицом к лицу с ним.
- У вас есть весьма серьезный повод принять мой вызов, - кивнул Эдвард, - если только, конечно, вы не хотите провести остаток своей жизни в этой камере. Ставкой в поединке будет ваша жизнь. Она нужна мне, поскольку вы один из Гористаров, и убив вас, вычеркну еще одно имя из списка тех, кто должен умереть. Только не думаю, что вы так легко позволите мне сделать это, и бороться вы будете тоже за свою жизнь, а не за существование здесь. Если сможете победить, вас отпустят на все четыре стороны, вы сможете покинуть Тристанский замок, и никто вам не помешает.
- Так легко отпустите меня? – переспросил Тарваил, но поспешил уцепиться за этой действительно стоящий шанс выбраться отсюда, - Что ж, барон, я принимаю ваш вызов. Известите меня, когда будете готовы, буду там же, где и всегда в последнее время, - развел руками, показывая стены камеры. Под внешним спокойствием сейчас был готов петь от услышанного. Как бы ни сложилось, он избежит жуткой участи до конца своих дней разглядывать белые пластитековые стены камеры.
- Вот и отлично, - кивнул Эдвард, - А пока что… - вытащив из кармана своего камзола сверток, бросил его Тарваилу, - Не бойтесь, если бы хотел вас убить или ослабить, то для этого есть множество более простых способов. Я знаю, в таких местах еда не очень… Конкретно к вам у меня нет ненависти, - несколько секунд обдумывая свои слова, тристанский барон все же произнес их вслух, - вы на самом деле храбрый воин и умелый командующий, и вам нечего стыдиться за то, что произошло под стенами моего замка. И потому мне будет приятно лишить ваш Дом такого человека…
- Не торопите события, барон, - Тарваил поймал сверток и, бросая на Эдварда недоверчивые взгляды, развернул его. Внутри оказалась большая отбивная из свежего мяса, успевшая остыть, но от того не менее вкусная и сочная. Гористар вцепился в нее зубами, прежде не подозревая о том, что можно так соскучиться по вкусу настоящей пищи. Конечно, где-то в душе сразу же взвыла гордость, что не следует принимать таких подачек от своего врага, надо схватить сверток и швырнуть его обратно Эдварду в лицо, но мясо пахло слишком вкусно и ароматно, чтобы так просто от него отказываться. Тем более, для следующего боя ему потребуются все силы, какие только имеет, а значит, необходимо подкрепиться.
- Увидимся на ристалище… Гористар, - Эдвард резко развернулся, так что даже полы его камзола поднялись в воздух, - там решим, кому же Небо благоволит больше…
***
Бросив вызов, Тристанский барон поспешил привести его в исполнение как можно скорее, но, если логично посудить, не столько из-за того, что слишком торопился сойтись в схватке с лучшим мечником Рейнсвальда, сколько потому, что времени у него оставалось действительно мало. Войны, где, используя боевые корабли, можно перебросить целую армию с одной конца континента на другой всего лишь за несколько часов, а одной удачно пущенной ракетой можно превратить в развалины целый город, время играло едва ли не решающую роль. Эдвард и так его тратил непозволительно много, простаивая у стен своего замка целые сутки только для того, чтобы провести всего лишь один поединок с собственным пленником.
Тарваила вывели из тюрьмы несколько охранников, и это само по себе стало одним из самых счастливых для него моментов за последнее время, что вышел из этой жуткой камеры, пусть и под завистливые взгляды остальных пленников, не веривших, что можно уйти отсюда, будучи живым. Долго вели сервисными коридорами по Тристанскому замку, где перед выходом отдали одежду и оружие, заставив сердце пленника биться еще чаще, поскольку в руке у него был снова верный «Зуб дракона», который, как боялся, остался где-то на поле боя, втоптанный в грязь и забытый.
Ристалище для поединка чести Эдвард организовал на открытой площадке перед замковыми воротами, следуя старым правилам, указывавшим, что поединок должны наблюдать не только смертные, но и само Небо, решающее, кто же из них больше достоин победы и жизни. Круг диаметром тридцать метров, освещаемый только неровным светом химических факелов, расположенных по всему периметру, огороженный металлическими шипами, через каждый метр вбитыми в землю. Вдоль всей линии стоят боевые роботы с крупнокалиберными винтовками на тот случай, если один из бойцов смалодушничает и попытается избежать смертельного итога, тогда охрана сразу же убьет обоих. У ристалища установили небольшой навес с местами для зрителей и отдельно выделенным местом для судьи Неба, который будет следить за поединком. Он уже там, белобородый старик в белом с красным одеяниях, перетянутых золотым поясом, не способный уже прямо спину удержать и сгорбившийся под тяжестью собственного тела. Скользнув равнодушным взглядом по Тарваилу, судья лишь вздыхает и сжимает руки в замке. Других зрителей почти нет, только несколько высших офицеров Тристанского бароната, пришедшие на бой своего сюзерена, а потому молчаливые и строгие, даже друг с другом не перебросившиеся и парой слов.
Эдвард уже стоял на ристалище, как и предписано правилами, с голым торсом, только в армейских штанах, заправленных в керамитовые сапоги, и маска рефибера, поскольку воздух здесь непригоден для длительного дыхания без защиты. С верной шпагой, украшенной великолепной резьбой с геральдическими знаками Тристанского бароната по эфесу. Фамильный клинок его Дома, доставшийся от отца, хотя Тарваил думал, что оружие пропало вместе с прежним Тристанским бароном где-то в Бездне за пределами Исследованного Пространства. Получается, прежний барон сам не особо верил в то, что сможет вернуться, потому и оставил своему сыну родовой символ.
Тарваил тоже разделся и ему подали маску для дыхания. Быстро подключив ее и надев на лицо, не без удовольствия достал из предложенных ножен свой клинок, более тяжелый, чем изящная силовая шпага Эдварда, меч «Зуб дракона» с полностью заряженной батареей. Силовое поле тут же вспыхивает голубым цветом, как только переводит оружие на привычный максимальный режим мощности. Взмахнув несколько раз клинком, проверив баланс и убедившись в твердости собственной руки, он перешагивает цепь, входя в круг.
- Сегодня две грешных души сходятся в смертельном бою, дабы Небеса решили, кто же из них более достоин справедливости, - кашляющим голосом произнес судья Неба, с трудом поднимаясь со своего места. Усилители на трибуне тотчас разносят его слова, позволяя говорить без перенапряжения связок, - Сегодня и сейчас их единственный закон только воля Неба. И пусть оно решает, насколько грешен избранный ими путь. Сходитесь, и пусть кровь одного из вас станет ответом, - взмахнув рукой, судья с облегчением сел обратно на свое место.
Эдвард активировал свою шпагу, отбросив более не нужные ножны в стороны и первым сделав несколько шагов вперед. Ни приветствий, ни каких-либо обращений к своему противнику здесь нет, только смертный бой, в котором все остальное отходит на второй план. Тарваил позволил ему подойти ближе, оценивая позицию своего противника и выбранную им тактику. Судя по стойке, Эдвард не собирался отсиживаться в обороне, а сразу пойдет в атаку, как только их оружие коснется друг друга, но Гористар сам не собирался отдавать инициативу своему противнику. «Зуб дракона» описал широкую дугу и обрушился сверху вниз на левое плечо, сразу же встретившись с лезвием шпаги. При использовании силового оружия сам вес и заточка клинка уже не имеют особого значения, здесь гораздо важнее мощность и заряд энергетического поля, создающего режущую кромку. Так что и более тонкая шпага выдержала удар без особых проблем, а в следующую секунду уже отбросила клинок меча назад, возвращаясь в прежнее положение.
Молчание. В глазах противников ничего нет, кроме ненависти друг другу, так что на секунду разойдясь в стороны, держа оружие перед собой, следом сразу же снова сходятся в атаке. Тарваил наносит удар первым, и «Зуб дракона» идет снизу, направленный в живот, но в последнюю секунду вдруг изменяет траекторию и летит под руку, направленный в основание плеча, но шпага Эдварда снова пресекает удар, встав на его пути. Вспышка контактирующих силовых полей, и «Зуб дракона» снова атакует, в этот раз направленный уже с другой стороны, горизонтальный выпад в ребра, но Эдвард отступает всего на шаг, и сверкающее силовым полем лезвие проходит всего лишь в паре миллиметров от его кожи. Сразу после этого уже Тарваилу приходится защищаться, клинок родового меча Тристанского Дома рубит с разных сторон, пытаясь найти любую брешь в защите, но каждый раз рассекает лишь воздух, либо пересекается с оружием своего противника. Гористару даже пришлось сделать пару шагов назад, сохраняя надежность своей защиты, чтобы не попасть под удар, по достоинству оценив умение своего противника обращаться с оружием.
Эдвард рубит снова и снова, с огромной скоростью нанося удары один за другим, заставляя своего противника поднимать оружие все выше и выше, используя тот же прием, на котором проиграл Де Адрил, так что даже Тарваил невольно задумался, а не был ли убитый им офицер Тристанского бароната одним из учителей молодого барона, настолько похожи применяемые ими обоими техники, но раз он сумел один раз подловить на этом моменте своего противника, то сможет и во второй, надо только лишь дождаться нужного момента. Удар, еще удар, потом еще один, и вот в тот момент, когда «Зуб дракона» поднялся почти над головой Тарваила, чтобы перехватить вражеский клинок, траектория удара неожиданно изменяется, и лезвие шпаги, едва коснувшись оружия противника, устремляется вниз и вперед, но именно этого он и ждал. «Зуб дракона» как лезвие гильотины обрушилось сверху на оружие противника, а в следующую секунду взмыло вверх, метя в плечо Эдварда…
Промах! Клинок лишь рассек воздух там, где меньше секунды назад стоял молодой барон, сделавший шаг в сторону, заодно ударив шпагой по мечу так, что чуть не выбил оружие, но одной защитой он не ограничивался. Прямой выпад высоко поднятой ногой, которого Тарваил никак не ожидал, достиг своей цели, керамитовая подошва с вполне узнаваемым хрустом угодила точно в лицо противника, разбив нос.
Гористар отшатнулся, от резкой боли и заливающей лицо крови почти ничего не видя вокруг себя, но Эдвард не собирался давать ему передышки, резко перейдя в атаку. Выпад за выпадом, влево, вправо, сверху, снизу…
На такой скорости ударов казалось, что у него в руках целых два клинка, рубивших с разных сторон, но и Тарваил был не из тех, кого можно выбить из строя одним эффективным ударом. Сражаться вслепую учат каждого, кто берет в руки оружие ближнего боя, в этом мире свет понятие слишком переменчивое и постоянное, чтобы доверять одним только глазам, и новичков заставляют сражаться в абсолютной темноте, где полагаться можно только на слух и осязание. Тонкий свист клинка, разрубающего воздух, дыхание противника, легкие ощущения кожи, когда лезвие проходит слишком близко… все остальные органы чувств напряжены до предела, и Тарваилу получается отбиваться даже с залитыми кровью глазами, пока, наконец, не выигрывает ту необходимую секунду времени, чтобы оттереть кровь.