- Неплохо… - процедил он сквозь зубы, но Эдвард только злобно усмехнулся, с трудом переводя дыхание. Столь активная атака заставила его израсходовать много сил, и долго выдерживать этот темп уже был не в состоянии, перейдя в оборону и уступив Тарваилу инициативу схватки, чем тот и поспешил воспользоваться, тут же обрушив на тристанского барона град ударов. Клинок сейчас напоминал лопасть вентилятора, бешено рассекающую воздух, останавливаясь только на секунду для того, чтобы ударить противника с самой неожиданной стороны. Сложный и тяжелый прием, требующий немалой выдержки и сил, но и очень эффективный, поскольку мало кто сможет выстроить столь же быструю и уверенную защиту, не пропустив ни одного удара. У Эдварда это почти получилось, отделался только парой неглубоких разрезов на груди и левой руке, где силовое лезвие все-таки успело коснуться кожи, оставляя длинные царапины с обожженными краями.
Тарваил продолжал атаковать, продвигаясь вперед и вынуждая Эдварда отступать шаг за шагом, чтобы «Зуб дракона» не рассек его на части. Злорадная ухмылка появилась на лице Гористара, сейчас ведущего бой. Достаточно одной ошибки, чтобы его противник прямо сейчас рухнул на черный песок своей же земли. Только найти брешь или место, где клинок пройдет вперед, дотянется до столь слабой человеческой плоти, сейчас ничем не прикрытой. Может быть, сейчас… но лезвие его меча с яркой вспышкой снова пересекается с оружием Эдварда и тут же отходит назад, для того, чтобы в следующий миг нанести уже удар в голову, но разрубает лишь воздух в паре миллиметров от носа тристанского барона… значит, и не в этот раз…
Эдвард открывается, допустив ошибку, и его оружие рассекает лишь воздух, поддавшись на обманный взмах своего противника, а «Зуб дракона», ничем уже не останавливаемый, прямым выпадом направляется в беззащитную грудь. Тарваил даже взвыл от моментально вскочившего в крови адреналина, уже почти представляя, как погружает меч в сердце наглого выскочки, но вместо это разрубает лишь воздух, поскольку Эдварда уже нет в этом месте… Нет? Нет!!!
Моментально отступив назад, Тарваил делает широкий взмах справа от себя, но отбить шпагу Эдварда успевает в последний миг, когда она уже коснулась плоти на его спине, оставляя там длинный, во весь корпус, поперечный разрез, зацепивший позвоночник. Взвыв от боли, Гористар понял, что за прием использовал Эдвард, на который он так легко попался. Опытные бойцы называют его «гордость», поскольку суть его заключается в том, чтобы дать противнику надежду, будто он побеждает, уйдя в глубокую оборону, а потом, что уже само по себе очень рискованно, позволить нанести прямой удар. Для завершающего этапа необходимы точно отработанные движения, в такой момент надо, воспользовавшись оружием противника как занавесом, на доли мгновения закрывающим взор, уйти в сторону и нанести решающий удар. Если бы не скорость Тарваила, то сейчас бы уже лежал с разрубленным позвоночником.
Эдвард вложился в этот прием, всего лишь не успев на какое-то мгновение, но теперь уже Гористар действительно теснил его, одновременно взбешенный и испуганный таким ловким маневром, в бешеном ритме движений выдав все, на что только был способен. Теперь даже и не знает, каких еще выходок можно ожидать от молодого тристанца, способного провести прием, который порой не дается и профессионалам, все свою жизнь посвятившим фехтованию. Надо было закончить бой здесь и прямо сейчас, пока тристанец не пришел в себя от постигнутой неудачи. Загнав Эдварда в защиту, он не давал ему использовать возможности преимущество в подвижности, но и сам был вынужден без перерыва атаковать, лишь бы не утратить перехваченную инициативу.
Жесткий блок, так что орудие даже сцепилось эфесами, и лица противников на секунду оказались близко друг к другу. Ненависть в их глазах была настолько яркая, что еще немного, и сожгли бы друг друга взглядами. Тарваил по привычке расцепил оружие, но снова пропустил удар ногой, не ожидая, что Эдвард решиться повторить этот прием. В этот раз керамитовый сапог пришелся гораздо ниже, в торс, чуть выше паха, и Тарваил отступил назад, пытаясь вновь втянуть в себя воздух смятыми легкими, моментально утратив инициативу боя, и теперь снова вынужденный защищаться.
Эдварда всегда учили, что необходимо использовать любое, даже самое малозначительное преимущество, которое получаешь в бою. Враг тоже жаждет победы не меньше, а порой и даже больше, и не стоит дожидаться его собственных ошибок, ведь упускать преимущество тоже ошибка, которой опытный противник может воспользоваться. Тарваил великолепный боец, но для фехтования прямым и более тяжелым мечом необходима твердая опора, в то время как шпага позволяет больший выбор маневра. Второй прием позволил ему перехватить инициативу, и в следующий бросок уже вложил всю свою силу, обманным взмахом ударив сначала снизу, но потом резко переключившись и ударив сверху. Клинок тут же пересекся с «Зубом дракона», но Эдвард этого и ждал. Надавив на оружие, жестко закрепляя оба клинка, снова ударил ногой, коленом в живот, от чего Тарваил даже поперхнулся, не имея возможности ни уйти в сторону, ни блокировать этот удар. Тут же отдернув клинок, снова ударил, в этот раз в левое плечо, но и этот удар оказался заблокированным. Тарваил с силой отбросил шпагу Эдварда назад и резко ударил мечом вперед, целясь прямо в него… Сейчас!
Поворот против часовой стрелки, проведенный так быстро и неожиданно, что противник не успел даже изменить траекторию своего движения, «Зуб дракона» ушел вниз как раз в тот момент, когда шпага тристанца ударила его по рукам. Силовое поле ярко вспыхнуло, перерубая правую руку Гористара чуть ниже локтя…
Тарваил закричал, отшатываясь назад, и «Зуб дракона» упал на песок вместе с отрубленной частью руки, все еще продолжавшей сжимать эфес. Из обожженного разреза брызнула кровь, и Гористар схватился за оставшийся от руки обрубок, но растягивать его мучения Эдвард не собирался. Прямой удар в живот и клинок шпаги погружается в податливую плоть по самый эфес, выходя из спины Тарваила, уже не способного кричать, и только большими глотками пытающегося глотнуть воздуха. Оба противника теперь стояли так близко, что почти касались друг друга лбами, пересекшись взглядами. Тарваил отказывался верить в то, что сейчас происходило, судорожно цепляясь за вытекавшую вместе с кровью жизнь, что-то еще пытаясь сказать, но вместо слов с губ срывалась лишь красная струйка.
- Если встретишь там Изабеллу, то передай ей, что я скоро приду, но пока пусть подождет еще немного, здесь есть незавершенные дела, - барон отступил назад, выдернув шпагу из Тарваила, позволив побежденному свалиться на песок. Гористар был еще жив около минуты, истекая кровью, но только когда издал последний вздох и все-таки умер, судья Неба нарушил стоявшую над ристалищем тишину, взяв завершающее слово.
- Небо сделало свой выбор! – произнес старый судья, подняв правую руку вверх, завершая бой, - Боги, следящие за нашими судьбами, приняли решение, пред которым мы только можем преклониться и не имеем права оспаривать, ибо кровью расписано оно. Кровь Тарваила из рода Гористаров определила, что неверен был путь его и ошибочны ожидания, и Эдвард из рода Тристанов получает второй шанс на своем пути. Один из бойцов останется на ристалище, в то время как второй теперь может его покинуть, - он снова сел и стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла, и в тот же миг немногочисленные зрители взорвались овациями, приветствуя победу своего барона, только что кровью доказавшего, что путь, какой он избрал, благоволим Небом.
Тристанцев в большинстве своем вряд ли можно называть набожными, хотя баронат официально признавал религию острова, строил богатые храмы и всячески способствовал тому, чтобы вера среди его граждан была крепка, но в повседневной жизни они были больше светскими людьми. Только в такие моменты, когда, казалось, лишь боги и могли повлиять на ситуацию, многие из тристанцев показывали свою веру, искренне благодаря высшие силы за случившееся. Многие офицеры втайне боялись, что принятое их бароном решение ошибочное, поскольку Тарваил действительно более опытный и уверенный воин, а славу лучшего мечника, что он себе присвоил, многие находили достойной ему по праву, выступить в подобном бою один на один в большинстве случаев означало поражение. Только Эдвард смог все же одержать победу, убив одного из лучших мечников острова, впервые с того момента, как дал клятву истребить Гористаров, подкрепив ее пролитой кровью.
Только выйдя за пределы ристалища, молодой барон позволил себе без сил повалиться на подставленные руки своих адъютантов и членов свиты, истощенный и морально, и физически после поединка, выложившись полностью и сейчас едва находивший силы даже просто стоять на ногах. Уже через несколько часов практически все солдаты и матросы будут в курсе произошедшего, под радостные крики восхваляющие победу своего барона над одним из рода Гористаров, посмевшим прийти на их землю с оружием в руках. Теперь же они отправляются нести войну уже в Горситарское графство, и победа барона будет хорошим знаком, предвещающим успех будущей кампании.
***
- И что у нас на радаре? – оператор на станции наблюдения у одной из точек выходов из прыжкового режима обнаружил многочисленные сигналы от сканеров о появляющихся в реальности кораблях. Столь массовый выход не мог оставаться незамеченным, и, после всех последних событий, скорее всего, нес с собой большие неприятности. Когда Карийский баронат заявил о своем выступлении на стороне графа Фларского, позиционируемого своими политическими противниками как восставшего против рейнсвальдских порядков, то на всех станциях были усилены экипажи и введен особый режим работы, сканирование вокруг точек выхода в реальное пространство велось непрерывно, без пауз и остановок. Никто не знал точно, что именно следует ждать, но то, что рано или поздно уже на саму Карию может прийти война, почти никто не сомневался.
Локаторы дальнего действия определяли сотни кораблей, но точное число росло постоянно, все новые и новые вспышки сообщали о появлении новых целей в непосредственной близости от береговой линии Карийского бароната. Щелкнув переключателями, оператор активировал на этом направлении несколько сканеров, чтобы получить более точные данные. Сонливость, которую до этого получалось отгонять только кофе, моментально исчезла, уступив место быстро накапливающемуся ощущению чего-то очень и очень плохого. А когда подошли первые данные со сканеров, оператор, случайно сбив резким движением поставленную на пульт кружку и не обратив на это ни малейшего внимания, протянутой рукой хлопнул по кнопке боевой тревоги. Локаторы показывали множество боевых кораблей, выходящих в реальное пространство плотным строем вместе с группами сопровождения, и перед ними уже летели группы истребителей и штурмовиков, чья цель была ясна как нельзя точнее. Уничтожить системы сканирования и наблюдения вокруг точки выхода, где флот вторжения появился в реальном пространстве.
Сирена тревоги загудела сразу во всех помещениях станции, отрывая людей от прежней работы или отдыха, заставляя бросаться к своим местам по штатному расписанию, вне зависимости от того, была ли это их смена или нет. Тут же были активированы защитные щиты и все вооружение станции, состоявшее из нескольких зенитных батарей и пары импульсных орудий, способных нанести урон небольшому боевому кораблю. Немногочисленные солдаты и операторы станции разбегались по своим местам, уже понимая, что близятся их последние минуты жизни, поскольку станции наблюдения в подобных случаях были целью номер один, единственные, кто мог напрямую послать сигнал о вторжении на материк.
Зенитные батареи заработали буквально через несколько минут после активации, скорострельные лазерные установки изрешетили пространство яркими лучами, встречая эскадрилью штурмовиков на первом заходе над станцией. Установки били с намеренным разбросом, максимально плотно зарядами прошивая выбранный участок пространства, где находилась зафиксированная цель, практически не оставляя шанса ни для маневра, ни для ухода из-под огня. Строй легких машин сразу после первых залпов рассредоточился, но вспышек все равно было слишком много, и за следующие две минуты отчаянного маневрирования группа потеряла три машины, в обмен на одну поврежденную установку, в которую все-таки угодила ракета.
Штурмовики отступили, но быстро ударили снова, пытаясь прорваться сквозь защитный огонь и ударить по радиомаякам и вышке связи. Зенитный огонь оказался слишком плотным, и несколько сгоревших машин стали неравноценным обменом на ракетные залпы, детонировавшие от соприкосновения с защитным полем станции.
- Сообщение передано! – наконец-то доложил один из операторов, пока станция сотрясалась под непрерывным огнем. Штурмовики и истребители атаковали волна за волной, неся потери от зенитного огня, но все же методично разрушая защитные системы и внешний корпус станции. Многие вздохнули с облегчением, поняв, что хотя бы их смерти не будут напрасны и на материке будут предупреждены.
- Покинуть станцию! Эвакуационным капсулам выйти на курс, где имеют наилучший ход! – последнее приказания командира станции, поскольку дальнейшее ее удержание смысла не имеет. Конечно, невелики шансы и у капсул уйти от истребителей противника, но все же это хоть какая-то надежда, нежели пытаться удерживать обреченную станцию, стоящую на пути вражеской армады. Они и так сделали что смогли, выполнили главную задачу, предупредив баронат, но защитные щиты вряд ли продержаться еще долго, а от орудийных систем не осталось и половины. Остались лишь добровольцы, контролировавшие последние зенитные орудия, отвлекая внимание штурмовиков от капсул, во главе с командиром станции, отказавшимся от эвакуации.
Корпус станции снова содрогнулся во всех своих частях, когда вражеские ракеты все-таки пробили дефлекторный щит. Сирены повреждений теперь выли без перерыва, сообщая о все новых попаданиях в разных частях станции, а как только рухнули щиты, первое, что уничтожили штурмовики, была радиостанция, почти моментально исчезнувшая во вспышках попаданий. Уцелевшие скорострельные пушки зенитных батарей захлебнулись под встречным огнем, когда штурмовики атаковали рассыпным строем, ударив по уже ничем не защищенным позициям.
Капсулы для эвакуации находились на самом нижнем уровне станции, и когда все места были заняты и никого, кроме добровольцев, не осталось на борту, командир станции приказал начать отстрел. Капсулы использовали реактивные ускорители, на максимальной скорости вырываясь из направляющих шахт, уходя из-под обстрела и из зоны боя.
Правда, всем вырваться не удалось, через несколько минут после отстрела разлетающиеся в разные стороны эвакуационные капсулы перехватила еще одна эскадрилья истребителей. Большая часть была уничтожена, и только четырем удалось уйти из-под огня. Две из них сбились с курса из-за попаданий по корпусу и прошли ниже линии острова, уйдя в опасные участки астероидных поясов, окружавших Рейнсвальд, где поступавшие от них сигналы прервались. И лишь две смогли долететь до территорий Карийского бароната, одна приземлилась в пустошах, часах в восьми пешего перехода до ближайшего поселения, а второй повезло приземлиться неподалеку от оживленной магистрали, связывавшей фермерские плантации с одним из городов. Проезжавшие мимо водители моментально остановились, бросившись на помощь выжившим. Среди них был и оператор, первый обнаруживший приближение вражеского флота и поднявший тревогу.
- Что случилось? Вы откуда? – многочисленные вопросы оказавшихся рядом гражданских, сейчас помогавшим выбираться из разбитого и поврежденного корпуса спасательной капсулы, сыпались со всех сторон.
- Мы атакованы… - только и смог выдавить из себя оператор, когда пассажиры проезжавшего мимо монорельса, тоже остановившегося, чтобы помочь, вытащили его из поврежденного при посадке кресла, теперь отпаивая водой, - Вражеский флот идет на баронат… началась война…
***
Нельзя сказать, что нападение на Карийский баронат было неожиданностью, к нему готовились еще задолго до того, как Эдвард Тристанский публично отказался признавать решение Совета и бросил вызов не только Гористарам, но и всем правилам и традициям Рейснвальда. Барон Карийский официально поддержал его, и население бароната одобрило такое решение, поскольку принцесса Изабелла Карийская была любимицей народа, умная, добрая и красивая девушка. Ей удалось завоевать симпатии простых людей участием в благотворительных компаниях, принимая активное участие в волонтерской деятельности и даже продавшей свои драгоценности для того, чтобы поддержать общественные движения, связанные с благотворительной деятельностью. А брак, заключенный не столько по расчету, сколько по любви, вызывал поддержку даже у политических соперников барона, признававших, что такое случается крайне редко и является действительно счастливым моментом для новобрачных.