-Ей можно, она актриса. И муж у нее герой.
-И что с того? Помнишь, как Сергей Степанович "Происхождение семьи" Энгельса разбирал? Вот так знать и зарождалась - из тех, кто поначалу, за свое королевство воевал. Ну а прочие - в бесправное эксплуатируемое сословие.
-Люб, кончай трепаться, ищи! Эй, ты что делаешь?
-Степ, ну дай хоть миг на этой кровати поваляться. Как графине из того итальянского кино, что мы смотрели. Вот понимаю, что кровососы, эксплуататоры - а все равно, завидно!
-Дурочка, вставай! Бумагу ищи! Я пока не нашел.
-Степ, ну какой ты занудный, ну что секунда изменит? Ищу, ищу, где тут еще может быть?
-А ты под тряпками посмотри. Женщины, вполне могут и там спрятать. А я тут попробую.
-Эй, Степ, ты что, хочешь стол сломать?
-Бюро старое - я слышал, в таких часто тайники делают. На какую-то досочку или гвоздик нажать, откроется потайной ящик. Романы надо читать - где раньше тайную переписку хранили?
-Степ, так это ж гостиница, а не их квартира!
-И что? Вполне может быть секрет, для особых постояльцев. Ты не смотри, а ищи!
-Да нет тут никаких бумаг! Ох, Степ, я даже не знала, что под платьем такое носят. Как думаешь, на мне смотрелось бы? Даже не шелк, а нейлон! Я себе возьму, она и не заметит, вон у нее сколько.
-Я Марату доложу о твоем моральном разложении. А он - Сергею Степановичу.
-Степа, ты дурак.
-Ты у меня поговори еще!
-Ой!
Дверь щелкнула, как затвор. И как в кино про шпионов - влетела в номер целая толпа, Степа с Любой даже рассмотреть не успели, сколько, как оказались на полу, лицом в ковер, руки за спину. Сразу карманы обшарили, все извлекли, Любу тоже ощупали всю, не облапывали, а именно проверили, не спрятано ли что под платьем. Затем больно вздернули за руку и приставили лицом к стене, внаклон, ноги широко, руки упереть, не шевелиться!
-Так, что тут - оружие, пистолет "тула-коровин", с полной обоймой. Удостоверение внештатного сотрудника МГБ, поддельное, уже статья. Билеты комсомольские, студенческие, рабочий пропуск. Граждане Карасев Степан, тридцать третьего года, и Потоцкая Любовь, тридцать пятого. Леший, свяжись с милицией, пусть пробьют информацию - есть ли такие среди уголовных со стажем.
-Мы не воры! - выкрикнул Степа - а комсомольцы. Посмотреть захотелось, как советская буржуазия живет! Ай! Не бейте!
-Да это еще не битие - был ответ - вот в лагере хлебнешь. Ничего, лет через десять вернешься другим человеком. Из комсомола, ясно, вон, о Партии и думать забудь, о высшем образовании тоже - назначат тебе место жительство где-нибудь в Тюменской области или в степях Казахстана, без права выезда дальше райцентра, будешь так всю оставшуюся жизнь. Юр, я правильно УК вспоминаю, это им положено?
-Не положено! - крикнула Люба - по закону, это статья... Тут даже "со взломом" нету, а значит, не больше трех лет. И без высылки и поражения в правах, на первый случай.
Она слегка повернула голову, скосила взгляд. В номере кроме них было шестеро. Сама Лючия, ее муж-герой, еще двое в штатском, но с военной выправкой, и что странно, две женщины, выряженные как фифы. И еще кого-то послали в милицию позвонить.
-Гражданка Потоцкая, студентка юрфака - сказала одна из женщин - но кое-чего не понимает. Валь, ты ей как практик, разъясни. Только не пугай девочку, а то она вообразила себя подпольщицей в лапах гестапо.
-С радостью, Анна Петровна - ответил тот, кого назвали Валентином - значит так, граждане воры, влезли вы не к кому-то, а к самой Лючии Смоленцевой, которая в данный момент в кино снимается по государственному заказу - то есть она тут вроде как при исполнении, а не частное лицо, что уже есть обстоятельство отягощающее. Во-вторых, напомните мне, гражданка Потоцкая, как в УК определяется "бандитизм" - большая сплоченность, когда на дело вместе идут, наличие оружия хотя бы у одного, и осведомленность о том прочих. Товарищ Сталин как раз сказал недавно, что при коммунизме преступности быть не должно, а организованной, особенно - и оттого, суды сейчас весьма склонны лепить бандитизм в любом случае, когда злодеев больше одного и у кого-то даже паршивый ножичек в кармане обнаружен, ну а по этой статье положена минимум десятка со всем прилагаемым. А у вас ствол - из чего следует, в-третьих, самое для вас паршивое, вы можете доказать, что замышляли всего лишь кражу, а не покушение на убийство? При том, что согласно советскому закону, покушение наказывается равнозначно как совершенное преступление, "если в незавершенности деяния нет заслуги обвиняемого".
-Степ, ты не бойся - сказала Люба - ничего они с нами не сделают. По закону, презумпция невиновности...
-Двойка - ответил Валентин - в реальной практике сейчас, презумпция, это лишь касаемо самого факта совершения преступления. А когда сей факт доказан, вас с поличным поймали, то уже вам надо доказывать, что вы не замышляли наиболее тяжкого из возможных намерений. Иначе бы любой бандит, кто на темной улице, "жизнь или кошелек", мог бы сказать, "а я убивать вовсе не собирался - и потому, не разбой, а грабеж, более легкая статья". Товарищ Смоленцева имеет приговор от ОУН-УПА, и дело наверняка на контроле будет, мне даже страшно представить, с какого верха - так что прокурор вполне может квалифицировать не только покушение и бандитизм, но еще и "по политическим мотивам", а это уже "четвертной".
Степа вдруг срывается с места, оттолкнувшись от стены руками, и бросается к окну. Мимо Лючии - разве сможет хрупкая и невысокая женщина остановить рослого парня? Но мягкий "протягивающий" блок левой, и одновременно, удар правой в лоб, основанием ладони - голова Степы откидывается назад, не успевает за ногами, и смачный звук падения на спину, разве что ковер чуть смягчил. Тот, кого назвали Валентином, тут же оказался рядом, больно вздернул Степу за руку вверх - ай, локоть вывихнешь! И резко, без замаха врезал поддых, так что Степа согнулся вдвое. И еще спрашивает, участливо лыбясь:
-Больно? Потерпи, пройдет, вдохни глубоко, еще раз. А представь, как лежала бы твоя тушка на асфальте, после полета с четвертого этажа. Вся изрезанная стеклом, пока бы ты двойную раму вынес.
-Хочу умереть комсомольцем! А-а-а! Руку сломаешь!
-Комсомольцы ворами не бывают. А ты, сука, еще и меня оскорбил, обозвав буржуазией. Что ты, тридцать третьего года рождения, сделал для страны и народа, чтобы мне, на фронте две Звезды Героя получившему, такое говорить? И напомни, у Маркса сказано, буржуй тот, и только тот, кто частную собственность имеет - не просто имущество, а капитал, который крутится в обороте и прибыль дает. И какой капитал у меня, или вот у товарища Смоленцевой - а коль завидно тебе, так сделай для СССР то же что и мы, и уж поверь, Родина тебя не забудет! Ну а раз ты сам выбрал другое - то не обижайся, что лучшие годы проведешь за решеткой. В компании с самой гнусной мразью - ты ведь знаешь, что тем, для кого Родина не пустое, дозволено было свою вину на фронте искупить, так что сейчас за колючкой кайлом машут лишь самые гниды, кто думал, а может при фашистах будет не хуже, ну еще предатели - бывшие власовцы, полицаи, бандеровцы. Теперь они для тебя будут "свои".
-Мы не воры! - крикнул Степа, снова приставленный к стене - мы комсомольцы, сознательные. "Молодая ленинская гвардия", за истинный коммунизм!
-Не смей, молчи! - крикнула Люба - мы же клятву давали, своих не выдавать!
-Клятву давали? - сказала та, которую назвали Анной Петровной - так своих выдавать, врагу нельзя. Значит, мы для вас враги? И еще "молодой гвардией" назвались, это в честь героев Краснодона, о которых Фадеев написал?
Степа кивнул. Анна взглянула на одного из парней, приказала - представься.
-Сергей Тюленев - ответил тот - да, тот самый. После освобождения Краснодона в декабре сорок второго, пошел добровольцем в морскую пехоту - Днепр, Висла, Одер, затем Зееловские высоты, Гамбург и Киль, до Копенгагена мы не дошли, немцы капитулировали раньше. И еще Курильский десант сорок пятого - в совокупности за все, Герой и три "Славы". Мы были той, настоящей "молодой гвардией" - а вы кто? Теперь еще и нас врагами считаете, вы за ленинские идеалы - а мы тогда были за что?
-Мы против коммунистической бюрократии! - выпалила Люба - за то, чтобы было как при Ильиче. Чтобы всех выбирали, и никаких привилегий.
-Молоды вы, чтоб то время помнить - усмехнулась Анна - вот у меня отец как раз с девятнадцатого был в РКП. И я, с двадцать второго, помню чуть больше вашего. Валь, я думаю, с этими молодыми людьми можно в нормальной обстановке разговаривать. То есть разрешить им опустить руки и отойти от стенки.
Сесть Степану и Любе не предложили. Они стояли, как революционеры на суде - в том фильме, где Желябова и Перовскую в конце вешать везут.
-И что нам с вами делать? - спросила Анна Петровна - или сейчас вызываем милицию, и будет все, как наш товарищ сказал, и суд, и срок от десятки до двадцати пяти, и последующее поражение в правах. Или вы нам все рассказываете, а мы решим. Валь, ну жалко ребят, может быть они просто по глупости влезли в это дело?
-Они человека убили - резко сказала Лючия - если не сами, так причастны. Ганна нашим, советским человеком была - и не верю я, что она сама. Такие, как эти - ее в петлю и сунули! Пусть теперь ответят, по справедливости и закону!
-Мы не виноваты! - выкрикнула Люба - я там не была, но мне Маруська Брыль рассказывала. Что там Ганке сказали, что коллективно сообщат куда надо, что ее Игорек против Партии и товарища Сталина что-то ужасное замышлял, и сама она была его сообщницей и всех подбивала в свою банду вступить. Если она сама не решится, не заставит никого на себя грех брать. Я не знаю - но вроде, Маруська не врала. Она смеялась еще, вот что любовь-морковь с людьми делает.
-Не заставит никого грех брать? - зло спросила Лючия - то есть, девушке сказали, или сама повесься, или мы тебе поможем, да еще и клеветой обольем? А она, по малодушию, послушала. За вашу "идею"!
-Сергей Степанович говорил, надо не колеблясь жизнь за идею отдавать - выпалил Степа - струсишь, так все равно убьют, только без пользы для дела.
-Сергей Степанович Линник, заведующий кафедрой марксизма-ленинизма в университете? - спросила Анна - знаем мы про его кружок "юный марксист", и чему он учит. И это он вам приказы отдает, как глава "молодой ленинской гвардии"?
-Нет, вы что? Сергей Степанович нам только политграмоту разъясняет. Что Ленин писал, и Маркс с Энгельсом. А в "молодой гвардии" нам Марат Лазаренко говорит, что делать, а он комсорг факультета! А Сергей Степанович про "молодую гвардию" возможно, и не знает - по крайней мере, он никогда нам про нее не говорил, ни в кружке, ни на занятиях.
-Дурак ваш Сергей Степанович - сказал Юрий Смоленцев - по уму надо, чтобы те, с другой стороны, за свою идею жизнь отдавали. А самому погибать - лишь когда иного пути выполнить боевую задачу нет. И какая необходимость была девушку убивать, ради какой цели?
-Да не знаю я! - выкрикнула Люба - не было нас там. Говорю же - что лишь от Маруськи слышала. Те, кто тогда собирались, это у Сергея Степановича вроде "актив", самые доверенные.
-А те, кто к вокзалу ходил? Там же из восьмерых, пятеро даже не университетские. И тот же Горьковский, сержант ГБ, а не студент.
-Так к Сергею Степановичу многие ходят из "народных дружин". Которые на заводах, по учреждениям, и даже по жилтовариществам собирались, когда тут с бандеровцами была война. И сейчас еще, на улицах за порядком следят. У молодежи во всем Львове это считается вроде как почетным - если ты в дружине, за тобой сила и закон.
-Люберы местного розлива - произнес Валентин (этих слов Степан и Люба не поняли) - и вам, значит, было приказано сюда прийти и что найти?
-Марат сказал, Ганна клеветническое письмо написала, где нас всех грязью поливает - ответил Степан - и отдала актрисе, Смоленцевой, ну а та в Москве самому товарищу Сталину покажет. И чтобы наше честное имя не пострадало, надо было это письмо изъять незаметно. А чтобы саму Смоленцеву тронуть, да вы что?!
-Потому, пистолет у тебя был в кармане - заметила Лючия - чтобы меня, как Ганну, если бы я вернулась вдруг и вас бы застала?
-Нет, вы что? Оружие - лишь для уверенности. Ну и припугнуть...
-Меня, этим? - усмехнулась Лючия - мальчик, я вблизи видела и настоящих живых эсэсовцев, и бандеровцев, так все они трупами стали, а я с тобой разговариваю. И повезло тебе, что даже показать свой пистолетик ты не успел - или лежал бы сейчас, остывал, после бы твою кровь с ковра смывали.
-Для тебя оружие, фетиш, а для меня, рабочий инструмент - подтвердил Валентин - ты хоть когда-нибудь в человека стрелял? "Припугнуть" - а ты знаешь, что для таких как мы, твой показанный ствол, это сигнал, что игра пошла насмерть, и тебя надо убивать? А в иных случаях, наличие оружия может твою жизнь резко осложнить - были бы вы сейчас подпольщиками, а мы гестаповцами, ждала бы вас пыточная, а после расстрел, девушке еще и изнасилование в особо изощренной форме и толпой. А не будь у тебя пистолета, могли бы дурака включить, что захотелось с девушкой уединиться культурно, виноваты, но только в этом. И липовая ксива ГБ из той же оперы - кстати, откуда она у тебя? Сам нарисовал?
-Марат дал - ответил Степа - припугнуть кого, спросить.
-Дяде Пете или тете Дусе показать, которые настоящих удостоверений МГБ не видели - усмехнулся Валентин - но брать с собой на дело, где светить ее, очень возможно, придется перед людьми знающими, это глупость несусветная, готовая улика. Даже не представляю, как бы вы против гестапо играли, или хотя бы даже против бандеровского СБ. Ни черта не умеете - а туда же... И что теперь с вами делать?
-По закону поступить - сказала Лючия - сами знали, на что шли.
-Ну зачем так? - ответила Анна Петровна - может, они еще не безнадежны. Юр, а ты как думаешь?
-Раз никакого вреда они причинить не успели, можем и отпустить - сказал Смоленцев - и даже отдать им то, за чем пришли. Жалко ведь глупых - если те, кто их послал, окажутся недовольны, и найдут завтра еще два тела в лесополосе. Разумеется, при условии, что они запишут все, что рассказали. И на вопросы ответят.
-Я ничего писать не буду - с отчаянной решимостью заявил Степа.
-Ну тогда прости: если ты не с нами, то против нас - ответил Смоленцев - вам Сергей Степанович ваш не говорил, "бойтесь равнодушных"? Некогда нам с вами философию разводить - и не мы к вам, а вы к нам без приглашения пожаловали, так что без обиды. Или ваша исповедь, или милицию вызываем. Да, во втором случае, ваши как раз узнают после, что вы нам успели рассказать, и предателями вас считать будут. Сюда глянь.
Он поднялся, подошел и показал Степану и Любе предмет, который все время разговора держал в руках, похожий на портсигар или зажигалку. На плоской грани засветился экранчик, и Степа с Любой с изумление увидели и услышали то, что было в этой комнате, несколько минут назад. Телевизор - но цветной, с таким качеством изображения, а главное, могущий снимать, записывать и воспроизводить?!
-Ну вы и... - только выговорил Степа.
-Я вас обманывал? Обещал, что не будет записываться?
-Но про Сергея Степановича я ничего не напишу!
-И не надо. Пиши то, что только что говорил. И к вам, гражданка Потоцкая, это относится.
Через полчаса.
-Ну что, закончил свое писание? Подпись и дата не тут, а в конце листа. Вот так, правильно. А теперь после основного текста добавь еще абзац. Вот по этому образцу - обязательство сотрудничать и сообщать.
-Да как же....
-А по-твоему, это будет справедливо, что кто-то и дальше станет подбивать наших советских студентов выступать против линии Партии и слов товарища Сталина? Как вам сказали что знают как правильно, как надо - и вы едва в тюрьму не пошли по собственной глупости. И не беспокойся, мы не МГБ.
-А кто?
-Документ смотри - Служба Партийной Безопасности. Отвечаем не за ловлю врагов-шпионов, а как раз за соответствие реальной жизни, коммунистической идее и линии Ленина-Сталина. То есть, на государственном уровне заняты тем, что вы пытаетесь, по-дилетантски. Вот так, записал? Умница. Теперь вы, Люба? Все правильно. Ну что, Анна Петровна, можем отпустить ребят?