«Шестерка» развернулась и умчалась. Кособокий «мицубиси»-джип одиноко стоял на обочине. Мимо изредка проносились нелюбопытные автомобили.
* * *
Ведомая одиноким кожаным мальчиком изящная «хонда» остановилась у подъезда. Мальчик спрыгнул с седла, прислонил мотоцикл к стене, снял шлем. Уже не мальчик, а Оля набрала код, открыла тяжелую дверь и крикнула в полумрак консьержке:
– Тетя Таня, помогите, будьте добры! Подержите дверь, а я аппарат вкачу.
Сурово-приветливая тетя Таня держала дверь и ворчала:
– Опять за старое, Олька!
– Не-е, – весело отвечала Ольга. – Я всегда только за новое.
…Она положила на стол его паспорт, его права и доверенность.
– Ксива перед тобой на столе, конь внизу в стойле, шлем и панцирь в прихожей. Ты готов к вояжу. Отправляясь в дальний путь, аккредитив взять не забудь. Кстати, у тебя деньги есть?
– Мало, – признался Дима.
Она удалилась в свою комнату и вернулась с пачкой купюр. Протянула ему.
– Здесь пятнадцать тысяч. Для начала хватит. Отдашь со временем.
– Отдам, – твердо сказал Дима. – Мне пора ехать?
– Подожди часок. Сегодня пятница, и вот-вот начнется на трассах дачная толкучка. В толпе и заколесишь.
– Откуда у тебя деньги, «хонда»? – вдруг спросил он. – Родители отстегивают?
– Мои не отстегивают, но и не стегают. А деньги я зарабатываю.
– Чем?
– Никому не скажешь?
– Такой секрет?
– Еще какой. Если братья по колесу узнают, не быть мне ночной волчицей.
– Я не байкер.
– В самом популярном женском журнале я веду, а на самом деле почти целиком заполняю три рубрики: светская хроника, скандалы и криминал.
– Иди ты! – не сдержался он.
– Иду. За шахматной доской. Ты в шахматы играешь?
– Как Остап Бендер.
– Ну а я как тот одноглазый шахматист. Значит, выиграю. И час убьем.
Они сосредоточенно сидели за шахматной доской…
* * *
Иван Александрович в окружении многочисленной свиты с удовольствием осматривал фасад здания в стиле «лужковский ампир».
– А что? – не без удовольствия задал себя вопрос Иван Александрович и сам же ответил: – Вроде ничего! – И, ни к кому не обращаясь, добавил в пространство: – Ну и как в нем живется?
– Живется нам здесь прекрасно, Ваня, – ответил упитанный вальяжный мужчина и укорил собеседника: – Не в тесноте, но в обиде: глава концерна за месяц, как мы открылись, ни разу не соизволил посетить свой филиал.
– Дела, все дела, Жозя, – повинился Иван Александрович. – Но лучше поздно, чем никогда. Ведите гостя в дом.
– Почетного гостя, – уточнил Жозя, а вертевшийся рядом мужичок добрался до сути:
– Хозяина.
Иван Александрович внимательно посмотрел на него и спросил:
– Кто таков?
– Комендант данного здания Федор Фатеев, – радостно отрапортовал мужичок.
– Из армейских интендантов? Насобачился генеральские задницы лизать? – заметил Иван Александрович и, не ожидая ответа, двинулся к входу.
Но прав был интендант Фатеев: именно он, Иван Александрович, был в этом доме хозяином.
В изобретательно и весело оформленном коридоре Иван Александрович недоуменно остановился перед замызганным канцелярским столом, не то слово загнанным в нишу.
– Это еще что такое? – грозно спросил он.
– Место для охраны, – дал пояснение Фатеев. – У нас на каждом этаже пост.
– Чтобы твоему кожаному затылку сподручнее кимарить? Секьюрити все свое дежурство должен на ногах проводить.
Иван Александрович пошел дальше, а двое из свиты уже тащили неуместный стол с глаз долой.
Гуртом тихо вошли в компьютерный зал, где перед экранами сидели сосредоточенные парни и девицы.
– Как они тебе? – шепотом спросил Иван Александрович у Жози.
– Золото, Ваня, чистое золото это младое племя.
Иван Александрович вышел на середину зала.
– Здравствуйте, мои друзья.
Два десятка молодых людей хотели только повернуться, чтобы посмотреть, кто говорит. Повернулись. Но в старом человеке с тростью было нечто такое, что заставило их непроизвольно встать и, хоть вразнобой, но ответить на приветствие.
– Рад, что вы работаете у нас, – произнес Иван Александрович и вдруг, увидев диваны, стоявшие у единственной непрозрачный стены, тихо сказал Жозе: – Немедленно убрать.
– Почему, Ваня? – искренне удивился Жозя.
– Чтобы не трахались в рабочее время.
Тихий этот разговор услышал стоявший неподалеку задиристый паренек. На чистом глазу он жалобно спросил:
– Где же нам тогда трахаться?
– А комната отдыха с баром для чего? – отпарировал Иван Александрович.
Посетили и туалетную комнату. С удовольствием оглядел хозяин фарфор и кафель, нюхнул ароматизированного воздуха. Потом направился к кабинам. Зашел в одну из них и позвал оттуда Фадеева:
– Слушаю, Иван Александрович.
– Зайди-ка в соседнюю.
Фатеев сиюминутно исполнил приказ.
– На стульчак садись. – Фатеев сел. Иван Александрович глянул на него – перегородка меж кабинами была ему по грудь – и спросил грозно: – Ты думаешь, что мне доставляет удовольствие, натягивая портки, смотреть, как ты тужишься? – И добавил: – Перегородки между кабинами – до потолка.
Двинулись дальше. Шедший рядом Жозя заметил с легкой иронией:
– Все увидел, все приметил, все исправил.
– А с вами по-другому нельзя! – отшутился Иван Александрович.
Шли довольно резво, подстраиваясь под широкий шаг хозяина. У лифта всю команду раскоряченной из-за толстых ляжек рысью догнал охранник в униформе, подобрался к Фатееву и зашептал на ухо. Фатеев понимающе кивнул и, сделав озабоченное лицо, обратился к боссу:
– Извините за беспокойство, Иван Александрович, но вас спрашивают по срочному делу.
Босс, осматривавший сверкающую кабину лифта, не оборачиваясь спросил:
– Кто?
– Какая-то дама. Назвалась Ириной Игнатьевной. И с ней еще двое.
– Пусть подождут пятнадцать минут, а потом доставишь их в мой кабинет. – И Жозе: – У меня есть здесь кабинет?
– А ты что думал? Все как в больших домах – на последнем этаже, – доложил Жозя.
В лифте поднимались вдвоем.
– Продолжаешь воспитывать молодую жену? – небрежно поинтересовался Жозя.
– Ирина Игнатьевна, видите ли! Показная скромность, Жозя, хуже непосредственного, идущего от жизненного довольства тщеславия.
И впрямь, как в больших домах: все по последнему слову оргтехники – удобно, целесообразно, все самого лучшего качества, и ничего лишнего. Иван Александрович удовлетворенно хмыкнул и, подойдя к почти незаметной двери в стене, открыл ее. В маленьком, метров десяти, закутке стояли скромная кушетка, два старомодных венских стула, невстроенный холодильник и в углу столик, на котором красовались самовар и два красных в белый горох фарфоровых чайника: один здоровенный, а другой маленький, для заварки.
– А ты подхалим! – радуясь увиденному, объявил Иван Александрович.
– Просто я знаю тебя и твои вкусы.
– Что ж, спасибо. Удружил.
Иван Александрович вернулся в собственный кабинет и уселся за стол.
– А теперь малость о делах, Жозя. Что у тебя там в Заволжье?
– Храмцов, которого мы у немцев переманили, – сущая находка.
– Ты переманил, – поправил Иван Александрович.
– Производство у него работает как часы. Стопроцентная экономия кормов позволяет бесперебойно снабжать мясом три наши перерабатывающие фабрики. Правда, его стала слегка поджимать местная братва. Храмцов откупается от них по мелочам, но это в порядке вещей…
– Это не в порядке вещей, – тяжело сказал Иван Александрович. – Ну да ладно. Я тут маленький кораблик приобрел и в самое ближайшее время хочу его проверить от Москвы до Астрахани и обратно. По пути и Храмцова навещу.
– Маленький кораблик – это яхта, построенная по индивидуальному проекту в Швеции?
– Все-то ты знаешь.
Вдруг ящичек на столе заговорил приятным женским голосом:
– Извините, Иван Александрович, но в приемной вас ждут.
– Это еще что за голос из подземелья?
– Твоя здешняя секретарша.
– Ты ненужно роскошествуешь, Жозя, – пожурил Иван Александрович и отдал распоряжение ящичку: – Пусть войдут.
Ирина Игнатьевна поцеловала Жозю в щечку, а Захар Захарович и Геральд Иович пожали руки Жозе и Ивану Александровичу. Ирина устроилась в гостевом чудо-кресле и возвестила странным голосом:
– Иван, у нас большие неприятности.
– Слушаю вас внимательно, Ирина Игнатьевна.
– Не кривляйся, пожалуйста. Дмитрий Колосов попал в очередную беду.
– Дмитрий Колосов – это твой паренек, Захар, будущий Буридан? Так это у него неприятности, а не у нас.
– Не прошло и недели с того трагического случая, и вот снова… – начала Ирина Игнатьевна, но Иван Александрович заинтересованно перебил:
– Он что, опять убил?
– О боже! – воскликнула Ирина Игнатьевна. – С тобой невозможно говорить!
В разговор вступил разумный, как все адвокаты, Геральд Иович Максимец:
– Позволь мне, Ваня, изложить все по порядку.
– Позволяю.
– Сегодня я был у следователя, ведущего дело Колосова, и он, с подачи милицейских дознавателей, всерьез рассматривает версию о возможном участии моего подзащитного еще в одном убийстве. Как и в первом случае, косвенные улики малоубедительны – одна нервная дамочка утверждает, что видела Дмитрия рядом с трупом. Но-но-но… Иван Александрович закрыл левый глаз, а правый прямо-таки сверлил адвоката.
– Замолчал, чтобы после твоих но-но-но последовали мои нетерпеливые ну-ну-ну? Не последуют.
– Ты действительно невозможен, Ваня, – устало сказал адвокат. – В общем, на данном этапе необходимо твое корректное вмешательство. По первому делу я сумею в самое ближайшее время доказать, что Колосов должен проходить как свидетель и только как свидетель. По второму же их козырь – эта дамочка. Одна. Больше у них козырей нет и не будет. Эта дамочка – жена Бородина, известного, хорошо известного тебе бизнесмена.
– Хотите, чтобы я на него нажал? Нажму, если надо будет. Все?
– Нет, не все! – вдруг заорал темпераментный режиссер. – Он сутки как пропал!
– Бородин? – изумился Иван Александрович.
– Какой Бородин! – продолжал кричать Захар Захарович. – Этот негодяй, Димка! К чертям собачьим премьерные спектакли, в задницу экзаменационные показы, прощай-прости театр-студия! – Оторавшись, он страдальчески спросил: – Иван, у тебя от сердца что-нибудь найдется?
Жозя достал из кармана стеклянный цилиндрик и протянул его Захару.
– Валидол.
Режиссер положил таблетку под язык и потому замолчал окончательно. Иван Александрович после деликатной паузы спросил:
– Так что же вы от меня хотите?
– Надо предпринимать экстренные меры, Иван, – вновь вступила в беседу Ирина Игнатьевна. – Дмитрия необходимо отыскать как можно скорее. Мало ли что может случиться с мальчиком. И тогда прощай наша с тобой мечта о молодежном театре.
– Допустим, это не моя мечта, а мечта Захара и твоя. Я – номинальный спонсор, вроде герцога Саксон-Мейнингенского, Захар – как режиссер мейнингенцев Кронек, ну а ты, Ирина – Элен Франц. Насколько я помню, последние двое заправляли там всеми театральными делами.
– Образованный – жуть! – громко прошепелявил, продолжая сосать валидол, Захар.
– Следовательно, ты даешь согласие на мои активные и автономные действия, направленные на поиск Колосова? – спросила Ирина Игнатьевна.
– Да делай что хочешь! – Иван Александрович поднялся из-за стола. – Как я понимаю, все проблемы решены. Не смею вас задерживать. А у нас с Иосифом Михайловичем, уж извините, дела.
Высокомерная Ирина Игнатьевна, довольный Герольд Иович и страдающий Захар Захарович покинули кабинет. Жозя поинтересовался:
– Какие дела, Ваня?
– Одно дело: дождаться, пока они уедут. А потом и мы тронемся. – Вдруг вспомнил: – Да, секретарша эта моя – по найму или выдвиженка из своих?
– Из отдела связи. Машинистка на факсе.
– Пусть туда и возвращается. Если есть разница в зарплате – возмести. Нам лишние траты не нужны.
* * *
Полковник Лапин смотрел, как в труповозку запихивали носилки с телом бедного Вени. Подошел врач, спросил:
– Что тебя интересует, Костя?
– Все, – лаконично ответил Лапин.
– Все только после вскрытия. А сейчас могу сказать, что, скорее всего, перебиты шейные позвонки и смерть наступила часов шесть-семь назад.
– Джип со спущенным колесом стоял почти на дороге шесть часов, и никто из водил, хотя бы из солидарности, не соизволил остановиться, – самому себе сказал Лапин. Стоявший рядом опер из местных счел нужным уточнить:
– Патрульная машина обнаружила труп час пятнадцать назад. У убитого найдены документы на имя Золотухина Вениамина Исидоровича.
– Коим он и был на самом деле, – добавил Лапин и, глядя вслед удалявшейся труповозке, спросил незнамо у кого: – За что мне все это?
* * *
После Покрова на трассе Москва – Нижний Новгород стало посвободнее, и Дима дал «хонде» полный газ. Радость движения, радость от встречного ветра, от слияния с живым металлическим конем, безмерная радость бытия. Не езда – полет…
* * *
В аппаратной, оборудованной всевозможными ноу-хау, сидел молодой человек и не отрываясь следил за медленно-медленно перемещавшейся по подробнейшей карте Центральной России, воспроизведенной на огромном экране, маленькой красной точкой.
Голос из невидимого репродуктора спросил:
– Где он сейчас?
– Миновал Юрьевец. Жду развилки перед Владимиром. Фиксация пока превосходная.
– Следить до окончательной остановки, – распорядился голос. – Точку прибытия определить со всевозможной точностью. Данные о месте пребывания объекта после пятичасовой паузы спустить по каналу Пекаря.
Глава III
Опять метаморфоза. Не хиппующая герлуха, не экстравагантная театральная метелка, не кожаный мальчик-байкер – скромная девица в изящном платьице выскочила из подъезда в солнечное утро. Играя светлой спортивной сумкой, она, увидев неприметный «фольксваген», уже шагом чинно направилась к нему.
За рулем «фольксвагена» сидел симпатичный мэн лет сорока с хвостом, по виду и прикиду преуспевающий клерк. Ольга подошла к автомобилю со стороны водителя и, поцеловав клерка в охотно подставленную щеку, вместо приветствия поздравила:
– С настоящим летом, Вася, – и, обойдя радиатор, устроилась на сиденье рядом с ним.
– Так куда? – спросил он.
– Как куда? Под солнце.
– А сейчас мы где?
– Сейчас мы под потолком. Поехали.
– Сначала решим куда.
– Куда глаза глядят.
– А куда глядят твои глаза?
– Туда, где чистое солнце, вода и песок.
– Что ж, в конторе у меня сегодня тихо до позднего вечера. Махнем за город?
– А у меня в два важное сборище зеленых.
– Без тебя никак не обойдутся?
– Никак.
– Тогда в Сербор.
«Фольксваген» развернулся и ревко побежал по Тверской, Беговой, Хорошевке.
Народу на пляже еще немного – не сезон пока. Так, редкие кучки наиболее продвинутых пляжников. Но отрывались они по полной программе: с гортанными криками играли в волейбол, с визгами на предельных децибелах носились по пляжу, а выпивали, конечно, тихо, без лишнего шума.
Клерк Вася, скинувший тысячедолларовый костюмчик, рубашку с галстуком и все прочее, что мешало загорать, обнаружил атлетическую стать. Он с закрытыми глазами лежал на спине, а Ольга, пристроив затылок на его мускулистом животе, сквозь темные очки смотрела, сощурясь, на сверкающую Москву-реку.
– Сейчас засну, – вяло проговорил Вася.
– «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну», – на автомате процитировала Ольга.
– Я не художник, – сонно возразил Вася.
– Следовательно, можешь спокойно спать. Но Пастернак под художником понимает творческую личность вообще. А ты ведь у меня творческая личность?
– В какой-то степени, – согласился он.