– Так какого худенького ты бесстыдно дрыхнешь!? – вдруг заорала она так, что Вася вздрогнул и вмиг растопырил глазки. А Ольга уже почти нежно продолжала: – Вася, скажи мне что-нибудь хорошее.
– Я без тебя жить не могу, – признался он, подумал и добавил: – А уж с тобой – тем более.
Она стремительно развернулась и острым кулачком умело ударила его в солнечное сплетение. И почти одновременно мяч, случайно выскочивший из кружка игравших, попал ему в голову. Он сел, обхватил руками колени и обиженно бросил:
– Все. Достали! – и рывком поднялся на ноги. – Иду купаться.
Он загораживал солнце. Оглядев Васин силуэт, Ольга восхитилась:
– Фидиев дискобол! Микеланджелов Давид! – Она замолкла, еще поизучала Васю и решила окончательно: – Но пожиже Димки Колосова будешь.
Уже шедший к воде Вася остановился, обернулся и возвратился к Оле.
– Выходит, пожалела паренька? – зло сказал он.
– В каком смысле? – раздраженно переспросила Ольга.
– А как русские бабы мужиков жалеют. Вот в каком.
Не обиделась, не рассердилась, не стала искать язвительного ответа. Лишь глянула на него и задумчиво, тихо спросила:
– Зачем он вам нужен, Вася?
Что ей ответишь? Что Дмитрий Колосов – всего-навсего подсадная утка, механический заяц, запущенный, чтобы за ним стаей понеслись безжалостные, мстительные, безумные псы, которых уже нельзя больше терпеть среди людей? Василий, не глядя на нее, ответил маловразумительно и не по делу:
– Не он нам нужен.
– А кто?
Незачем ей об этом знать. Решил успокоить девчонку и сменил пластинку:
– Твой Димон еще вчера вечером на твоем байке к Волге прикатил. А сегодня наверняка уже в ней плавает.
– Наверное, – вяло согласилась Ольга.
– Все-таки окунусь! – спешно закончил разговор Василий.
Он ушел, не оборачиваясь. Купались одиночки-смельчаки. Вася мощным баттерфляем плыл к фарватеру. Ольга, обняв руками колени, следила за сверкающей гигантской бабочкой.
Он вернулся, принеся прохладу, и животом, грудью, лицом упал на теплый песок.
– Остыл?
– Застыл, – поправил он. – Вода градусов шестнадцать, не больше.
– А в Волге, наверное, еще холоднее.
* * *
Единственная движущаяся точка на волжской шири. Дима неторопливо, размеренным мощным кролем плыл к берегу, на котором высилось здание пансионата. На маленькой песчаной площадке его встретил приятель, кинул полотенце и с уважением сказал:
– Считай, что ты один такой храбрый на всю Волгу.
Приятель был небольшой, подвижный и непредсказуемый в движениях – живчик. Рядом с Димой он казался резвым ребенком.
– Не скажи. В низовье небось уже купаются вовсю.
– Замерз?
– Да вроде нет. В ВДВ приучили. Пойдем пивка попьем.
– Тебе после такого заплыва белинского положено.
– Мою водяру родной батяня всю выпил, – грустно сказал Дима.
– А вчера ты градус не мерил…
– Так то с приездом, Вова.
Посмеялись. Дима быстренько оделся. Пошли не торопясь. Неподалеку от причала рейсовых и круизных теплоходов, на площадке у самого берега, «Балтика» и «Толстяк» организовали свои точки под громадными яркими зонтами. Дима и Вова были пока единственными посетителями завлекательного места, но поблизости от пристани уже раскидывали свои товары торговцы, подтягивались страждущие и жаждущие аборигены мужского пола в размышлении, с кого бы слупить на поднос. Все ждали праздничный и богатый теплоход с щедрыми пассажирами. Один из аборигенов не мог больше ждать – так колотило. Он подошел к столику, за которым хлебали пивко Дима и Вова, и радостно сообщил:
– А я тебя сразу узнал, Димка.
– Да и я тебя узнал, Семеныч.
– С приездом, как говорится… – не договаривая главного, намекнул Семеныч.
– Сколько же мой приезд стоит?
– Хотя бы на малыша, Дима.
Дима протянул ему пятьдесят рублей, и Семеныч без слов благодарности – некогда – быстро удалился.
– Здесь все по-прежнему, – понял Дима.
– А ты что хотел? Так было, так есть, так будет, – сказал Вова. – С тех пор как большевики местную бедноту в двадцатом году облагодетельствовали.
– Не врубаюсь, Вова.
– Я этот вопрос специально изучал. Когда купцов из их домов на прибрежной линии выкинули, решили комиссары в эти хоромы самых бедных со своего города поселить. А кто самые бедные? Челкаши дебаркадерные, голота из бывших приволжских фабричных, посадские, что свои хаты пропили. Вот и собрался на набережной цвет классово родных. Делать, как ты знаешь, в нижнем городе нечего, зато можно рыбу ловить и нагло клянчить у проплывающих на пароходах. Что получали от этих дел, то и пропивали. И так из поколения в поколение. Посмотри на наших одноклассников, если не противно. Они сейчас сюда все подтянутся.
– Мы с тобой, да Анька Привалова стараемся жить по- человечески, не поддались. Почему?
– Тебя твоя умная мать вовремя увезла, а у меня папашка железный. Об Аньке что говорить, ты ее знаешь с титешных лет. Она сама железная, железнее Феликса.
– Уезжать отсюда не собираешься?
– Не знаю. Закончу вечерний машиностроительный и тогда решать буду. А пока и подумать некогда: я же на двух работах в пансионате, как механик и как водила на легковой. Да еще на своих колесах в отгульные дни подрабатываю: отдыхающих прямо в Москву доставляю.
– Не скучаешь. Еще пивка?
– Подожди, – вдруг понизив голос, сказал Вова, внимательным взглядом изучая, что происходит за Диминой спиной.
– Что ты там увидел? – серьезно спросил Дима.
– Двое чужих пареньков что-то часто мелькают неподалеку.
– Не отдыхающие?
– Сейчас не сезон, я всех отдыхающих в лицо знаю. Да и не похожи эти стриженые на отдыхающих. По-моему, тебя ведут, Дима. Есть за что?
– Менты? – не ответив, поинтересовался Дима.
– Не та группа крови. Скорее блатари. Что они от тебя хотят?
– Думаешь, я знаю? А может, тебе показалось? У страха глаза велики.
– Страху-то во мне не от чего взяться. Не обольщайся, тебя пасут.
– Все равно проверить надо.
– Тогда пошли. И посматривай: один в желтой кожаной куртке, второй в блейзере, капитан хренов.
– Посматривать будешь ты. Не надо давать им понять, что я чего-то опасаюсь. А пока еще по кружечке – подождать надо минут пятнадцать.
– Чего ждать-то? – выразил неудовольствие нетерпеливый Вова.
– Сверху что там ползет?
Вова посмотрел на Волгу. Белый теплоход еще казался игрушечным.
– Круизный «Гагарин». Минут через десять швартоваться будет.
– Когда туристы на берег стадом выкатятся, мы с тобой в толпу, а ты посмотришь, что будут делать куртка и блейзер.
Мощный и щеголеватый трехпалубный «Гагарин» наконец пришвартовался, матросы с грохотом уложили мостик, и ярко одетые нарядные пассажиры хлынули на берег. Вова и Дмитрий смешались с толпой, а потом, оставляя предполагаемых преследователей справа, резко повернули налево.
– Ведут, Димка, теперь твердо знаю – ведут, – азартно сообщил Вова. – Сейчас куда?
– Вверх по каменке.
Каменками здесь назывались крутые булыжные, еще царских времен дороги, ведущие вверх на Соборную гору, на Шариху. Дима притормозил на уходящей в сторону улице и спросил:
– Как ты думаешь, Анька дома?
– А где ей быть? Она в родительском доме порядок наводит. Каждый свой отпуск на это убивает. А приезжает на следующий год – опять несусветный бардак. А зачем она тебе?
– Больно хорошо их домик расположен, – непонятно ответил Дима.
Во дворе небольшого ухоженного домика полыхал костер, который беспрерывно подкармливала рослая статная блондинка в маечке и шортах. В огонь летели полусгнивший штакетник, сломанные фанерные ящики, куски облезлого толя, дырявые валенки.
– Слава труду! – приветствовал деву Вова. Дима молча стоял, облокотясь о забор. Дева разогнулась и ответила как положено:
– Гость говно, не бывал давно! Поправляетесь после вчерашнего? Уж так и быть, поднесу. Но без меня, у меня дел по горло.
– И у нас дела, – солидаризировался Дима. – Родители где?
– «Гагарина» встречать пошли.
– Тогда зови в дом.
Уселись за стол, и Аня уже серьезно спросила:
– Случилось что-нибудь?
– Аня, тропка вверх за вашим домом еще существует? – не отвечая на ее вопрос, Дима задал свой.
– А как же! – с гордостью сказала Аня. – Я ее каждодневно протаптываю. Начало моего кроссового маршрута.
– К ней так, чтобы с улицы незаметно было, выбраться можно?
– Через террасу и сразу за сараем – калитка, я ее для своего удобства сделала.
Дима глянул в окно, посмотрел на неистово дымящий костер и задернул занавески на всех трех окнах:
– Я отлучусь ненадолго. Ждите меня здесь.
– Что случилось, ребята? – на этот раз уже обеспокоенно спросила Аня.
– Вовка тебе все объяснит.
– А что мне объяснять, если я ничего не знаю?
Выскочив через терраску за сарай, Дима, спрятавшись в тень его серой стены, внимательно осмотрелся. Он был невидим со стороны улицы. Свинцово-черный дым Анькиного костра весьма удачно стелился по склону Соборной горы, почти полностью закрывая малозаметную тропку. В путь. Чуть наискось – по прямой восьмидесятиградусный обрыв вообще не преодолеть – по тропке взлетел наверх. Всего-то метров сорок-пятьдесят, но запыхался. Пригнувшись, прячась за низкими кустами, Дима добрался до края обрыва и улегся на траву.
Немыслимой красоты картина открылась перед ним. С трех сторон – сияющая всеохватывающая живая Волга, вдали, за волжской водой – темно-зеленый ельник и зеленые поля, чуть сзади и справа – устье Шохонки, мостик через нее, рядом – непобедимая армада сотен разноцветных моторок и соборы, русские соборы. Собор на Левитановской горе, собор на Шарихе, собор здесь, за спиной.
А что внизу? А внизу – мерзость. Один мерзавец, в куртке, перекрывал улицу, а второй, в блейзере, с малого взгорья в бинокль рассматривал окна Анькиного дома.
* * *
Опять вода. На берегу Московского водохранилища в беседке, обвитой лозами дикого винограда, Ирина Игнатьевна принимала дорогого гостя. Дорогой гость, мужик лет между тридцатью и сорока в безукоризненном пиджаке, сидел за столиком, уставленным разнообразными драгоценными напитками, пил минеральную воду из стакана и рассеянно слушал хозяйку, неотрывно глядя на закатную дорожку, от низкого солнца спустившуюся на воду.
– Впрочем, мне кажется, – завершала монолог Ирина Игнатьевна, – да что там кажется, я почти уверена, что ему ничто и никто не угрожает, но само отсутствие Димы ставит под сомнение реализацию наших таких интересных начинаний. – Завершив самозабвенное токование, она глянула на стакан в руке гостя. – Так и ничего не выпили. Не считаете возможным быть настоящим моим гостем?
– Воду-то пью, – не очень вежливо ответил гость.
– Ну а коньяку, виски?
– В завязке.
– А вы… – начала было Ирина Игнатьевна, но он ее перебил:
– Не ужасайтесь. Я не запойный. Просто слегка подрастерял за последнее время физическую форму, поэтому приходится отказываться от некоторых радостей жизни.
– Я и не собиралась ужасаться. Вы не поняли меня, Георгий… Можно, я буду называть вас так, без отчества?
– На паритетных началах. А я вас – Ириной.
– Идет! – кокетливо согласилась Ирина Игнатьевна. – Ира, Ирочка, Прусик. Молодость возвращается.
– И сразу кокетничать, Ирина. Вы достаточно молоды…
– Всего лишь достаточно?
– Вы предельно молоды. Согласны? Закрываем дискуссию и сразу о деле. Вы прелестно и в подробностях живо описали ситуацию, но мне не совсем ясна суть задания, которое вы намерены мне предложить. Короче – что я должен сделать по вашему поручению?
– Неужели вы, опытный детектив, не поняли, что я хочу?
– Не понял. Объясните мне, тупому. По пунктам. Первое, второе, третье…
Слегка обиженная Ирина перешла на сугубо деловой тон.
– Первое: разыскать как можно скорее Дмитрия Колосова. Второе: по возможности отыскать контраргументы против косвенных улик, на которые опирается следствие. И последнее. Определить, кто и зачем садистски преследует этого молодого человека.
– Вот это по-нашему, по-советски, – похвалил Георгий. – А теперь, помолясь, обсудим некий щепетильный вопрос. Мое приглашение согласовано с вашим мужем или это милая самодеятельность?
– Я получила от мужа полный карт-бланш.
– Не сомневаюсь. Но он в курсе, чем я должен заняться? Ведь ему придется оплачивать мои немалые расходы.
– Я достаточно обеспечена, чтобы оплачивать их сама.
– Чтобы меня нанять, скопили из карманных расходов?
– Не находите, Георгий, что вы вольно или невольно мне нахамили?
– Не нахожу. В наших возможных отношениях должна быть полная ясность. Как говорится в одном старом фильме: «Малютка горой стоит за ясность».
– Вы глубоко заблуждаетесь, думая, что я существую исключительно на подачки мужа. В финансовом отношении я никоим образом не завишу от мужа-миллионера. Я, если можно так выразиться, самостоятельная экономическая единица. Мне, лично мне, принадлежит довольно крупное предприятие по производству металлической и пластиковой тары, приносящее неплохой доход. И в моих возможностях оплатить и создание нового, по-настоящему нового театра, и уж, во всяком случае, все траты по нашему с вами делу.
– Вы что, обиделись?
– Поначалу. А потом поняла, что вы меня на вшивость проверяете.
– А вы неглупая девушка, Ирина.
– Слава богу, догадались. При первом знакомстве я умным людям кажусь сытой и высокопарной идиоткой. Сначала огорчалась сему факту, потом привыкла, а в конце концов стала извлекать из этого кое-какие выгоды. – И сразу, без переходов, в лоб: – Вы согласны работать на меня, Георгий?
– Думаю, – ответил он.
– Александр Иванович считает, что вы согласитесь.
– Кстати, откуда вы знаете моего начальника-исповедника?
– Они с давних пор если не друзья, то приятели с Иваном Александровичем.
– Все родственники! Иван Александрович, Александр Иванович, – раздраженно сказал Георгий и добавил: – Дельце-то пованивает.
– Чем?
– Воняет только одно, все остальное пахнет.
– Но ведь, Георгий, навозную кучу разгребая…
– Петух-то найдет жемчужное зерно, если оно действительно в этой куче…
– Ура! Вы согласны! – перебила Ирина и, не давая ему опомниться, воскликнула: – К чертям завязку, к чертям физическую форму! Мы сейчас же выпьем за наш союз!
Она разлила коньяк из хрустального графина. Георгий не возражал, он любовался цветом дорогого напитка в последних лучах заходящего солнца. Грели в ладонях пузатые рюмки. Потом он посмотрел на нее сквозь золотистую влагу и спросил:
– Вам что, этот паренек Дима шибко нравится?
– Ничего-то вы не поняли, Георгий, – огорчилась она. – Просто хочу сделать реальностью мечту своей юности. Я ведь не скажу когда, но закончила Щуку. И пока еще не климактеричка, чтобы на мальчиков кидаться. Мне по душе много повидавшие в этой жизни мужики. Вроде вас, Георгий. За наш союз, Георгий! – повторила она.
– Шутки у вас, боцман, – пробормотал он.
– Ша! – непонятно произнесла она.
– Что «ша»? – тупо спросил он.
– Не боцман, а боцманша. Я баба, Георгий.
Они чокнулись и выпили.
* * *
Вечерело. Чтобы не мешать молодежи, родители Анны молча сидели на скамейке у крыльца.
А молодые в доме играли в подкидного дурака. Оставшись в очередной раз дураком, Вова бросил карты на стол и спросил, как всегда, нетерпеливо:
– Ну, надумал что-нибудь?
– Надумал. Твоя моторка на ходу? – спросил Дима, тасуя колоду.
– Спрашиваешь! Мы же с тобой сегодня в ночь на рыбалку собирались.
– Она «хонду» поднимет?
– Она, если поднатужится, и мой «фольксваген» поднять сможет.
– Стоит в Шохонке?
– А где же ей быть?
Аня мягко отобрала колоду карт у Димы. Теперь она тасовала, слушая разговор друзей.
– Далековато. «хонду» туда незаметно не подгонишь, – Дима был разочарован. – Тогда так: выходи на моторке к спасательной станции, а потом задами из гаража спихнешь «хонду» к воде, погрузишься и – на ту сторону. Пристроить аппарат там, чтобы не сперли, на карьере сможешь?