Затем волчий лорд нагнулся и подобрал свой топор.
— Ты слышал его, — сказал Йорин. — Мы тут еще не закончили.
Потребовался лишь один удар меча — тихий, как шепот, и хирургически точный. Отсеченная голова тирана с влажным шлепком свалилась на пол и покатилась вдоль тронного зала, оставляя за собой тонкую полосу маслянистой крови. Зазвенел кинжал, выпавший из безжизненных пальцев, мантия неожиданно смялась. Тело деспота как будто съежилось после смерти — сложилось внутрь, жесткое и хрупкое, как маховые перья птицы.
Лев толкнул труп сабатоном, словно проверяя, не оживет ли старик. Алайош молча встал у плеча повелителя в ожидании новых приказов. Под мозаичным куполом слабо мерцали свечи, превратившиеся в огарки среди лужиц воска.
— Его нельзя было пощадить, господин? — спросил магистр ордена.
Эль’Джонсон очнулся от раздумий:
— Живым он представлял угрозу для нас.
— Несомненно. И все же…
— Мы продолжили наш список завоеванных миров. Покончили с одной империей, приняли ее жителей в другую. Удовлетворись этим.
Алайош кивнул.
— Как пожелаете, — добавил офицер с поклоном. — Но я покину Дулан без сожалений. От его пыли у меня першит в горле, и я рад, что нам больше не нужно биться здесь.
Стоило ему договорить, как вдали послышался рокот турбин «Грозовой птицы». Шум непрерывно приближался, и вскоре показалось, что десантные корабли зависли прямо над легионерами, а стены башни содрогаются до самого основания.
Примарх поднял голову тирана за редкие волосы и вернулся на тронное возвышение.
— Думаю, ты ошибся, магистр ордена, — устало сказал он.
Двери в дальнем конце покоев распахнулись, грохот удара пронесся по смежным комнатам, порыв ветра задул огоньки свечей. Вошел Русс, мрачный от зарождающейся ненависти. С ним были его волки, с ним были его воины, и все они хлынули в убежище деспота, будто звери из темных лесов, с резким запахом и вздыбленной шерстью, излучающие беспримесную враждебность. Каждый из них был с оружием и в броне, замаранной следами ожогов и грязью сражений, и клинки бойцов уже потрескивали разрядами энергии. Примарх Шестого легиона держал в руке цепной меч длиной почти в человеческий рост, покрытый символами разрушения. Пока Леман шагал к престолу, его талисманы — черепа, связки клыков, рунные дощечки — подпрыгивали и стучали по серому, как дождевые тучи, доспеху.
— Брат мой, — низко и холодно прорычал Русс, не скрывая угрозы, — скажи мне, неужели на Калибане обеты ничего не значат? Или ты решил, что можешь безнаказанно насмехаться над Волками Фенриса, которых даже смерть не заставит нарушить слово?
Паладины Инардина мгновенно окружили своего примарх а защитным кольцом, но тот спокойным жестом приказал им расступиться. Эль’Джонсон ждал брата с Львиным Мечом в одной руке и кровавым трофеем — в другой. Над почерневшими огарками свечей поднимались завитки едкого дыма.
— Ты опоздал, Леман, — ответил рыцарь все тем же гордым и ясным голосом. — Мы не могли ждать вечно.
К тому моменту Русс, рядом с которым ступали два волка, преодолел половину длинного прохода. Его сопровождали больше семидесяти легионеров, явно побывавших в затяжной битве. Одни не носили шлемов, показывая татуированные лица с проколотыми губами и ноздрями, черты других скрывали забрызганные кровью вокс-решетки. Бойцы на ходу гремели клинками о щиты, в их движениях сквозила воинственность, они надвигались подобно неудержимой волне беспорядка. Напротив них безмолвно стояли в четком строю пятьдесят Темных Ангелов с мечами наготове.
— Ты поклялся! — взревел Леман. Цепной клинок в его руке раскачивался, будто огромный зловещий маятник. — Ты встал между Волком и его добычей!
Лев горько усмехнулся:
— И без всякого труда. Неудивительно, что ты предпочитаешь сражаться в одиночку.
Русс приближался к брату, шагая все шире. Эль’Джонсон не сходил с открытого места перед пустым троном. Пасть Кракена урчала и порыкивала во тьме, смертоносные зубья стремительно вращались вокруг кожуха, расчерченного рунами погибели.
Волчий Король вдруг остановился, точно как при встрече с братом в ангаре «Непобедимого разума». Он бросил взгляд на голову врага, которую поклялся снять, затем поднял глаза на Льва.
Эль’Джонсон стоял все так же прямо и твердо, гордо развернув плечи, с которых подобно водопаду струился длинный плащ. Леман, более крупный и тяжеловесный, словно бы напрягся перед броском. Из-за крови и грязи на шлеме он напоминал какого-то душегуба, злобное создание из внешней тьмы, образ идеального хищника, отпечатавшийся в расовой памяти людей.
— Лучше тебе отступиться, брат, — тихо произнес Лев. — Нет смысла устраивать здесь представление.
Русс засмеялся, гортанно и хрипло.
— Есть, и еще какой! — мрачно огрызнулся он. — И это не представление. Мы — звери из твоих закоренелых страхов, мой благородный господин. Мы — неистовство, что преследует тебя во сне. Мы — разрушители и созидатели, самые чистые, самые дикие, и ты завидуешь нам, потому что никогда не сможешь стать таким.
Воздух между ними словно бы загудел от сдерживаемого безумия, замерцал неестественным светом.
— Брат, я никогда не завидовал тебе, — возразил Эль’Джонсон. — Я же видел, с кем ты водишь компанию.
Завыв от бешеной ярости, Леман бросился на Льва и впечатал громадный кулак прямо в нагрудник брата.
Эль’Джонсон отшатнулся и врезался в трон, отрубленная голова тирана вылетела из его руки. Русс метнулся следом, собираясь ударить снова, но Темный Ангел вскочил на ноги и быстро заслонился мечом.
— Значит, вот зачем ты пришел, — вздохнул Лев с Калибана. — Весьма досадно, но и весьма предсказуемо.
Воины Лемана уже выстроились вокруг своего повелителя. Легионеры с обеих сторон пока не атаковали оппонентов, но изготовились к бою.
— Ты всегда называл меня дикарем, — злобно выговорил Русс, держа цепной меч на отлете и занося свободный кулак. — Пора тебе узнать, что это значит на деле.
Примархи осторожно закружили по возвышению, глядя друг на друга. Волчий Король сипло дышал, от него исходил почти ощутимый гнев, словно жар от огня. Лев держался более холодно и отстраненно, но тоже бушевал от ярости. Достоинство Эль’Джонсона оскорбили в присутствии его же паладинов. Он всегда преуспевал в церемониальных поединках, но сейчас ввязался в драку, начатую каким-то варваром, таким же несдержанным, как и его псы.
— Тебе не нужно подтверждать свою репутацию, брат, — сказал Лев. — Можешь выйти из роли, когда пожелаешь.
— Мои воины сражаются там, внизу, — процедил Русс. — Если бы ты помог им, я назвал бы тебя другом.
— Тогда сам отправляйся к ним. И не вини меня за то, что мне пришлось делать твою работу.
Леман снова бросился к Эль’Джонсону и обрушил на него цепной клинок. Лев, держа меч двуручным хватом, заблокировал выпад. Примархи замерли на мгновение, оба старались пересилить противника. Металл скрежетал по металлу, с клинков сыпались искры. Вращающиеся зубья Пасти Кракена скрипели по безупречному лезвию Львиного Меча, но не могли вгрызться в него.
Видя, что драка закипела по-настоящему, бойцы Черной Крови издали одобрительный рев и загремели клинками о щиты, поддерживая вожака неистовым шумом. Темные Ангелы, поначалу хранившие молчание, тоже не остались в стороне и, следуя примеру Инардина, разразились хвалебными кличами в адрес своего повелителя, как на турнирном поле прежнего Калибана. Теперь воины обоих легионов старались перекричать друг друга.
— Ты всегда ставил себя выше остальных, — с ненавистью произнес Русс, напрягая мышцы рук. — Откуда это в тебе? Тяжелое детство?
Эль’Джонсон не отступал ни на шаг:
— Я так и не понял, зачем ты нужен нам. И никто не смог мне этого объяснить.
Калибанец оттолкнул Пасть Кракена и отступил на шаг. Леман последовал за ним, и братья начали обмен размашистыми ударами. Сталкивающиеся мечи вздрагивали так, что могли бы раздробить кости смертному. Если примархи и слышали возгласы своих бойцов, то не обращали на них внимания. В каждый выпад, стремительный и точный, они вкладывали без остатка все силы и решимость, которую подпитывала взаимная неприязнь. Это чувство, постепенно развившееся за время Крестового похода, теперь прорывалось наружу в открытом бою.
— Наше предназначение очевидно, — возразил Русс, яростно наседая на брата. Он оттеснил Льва за трон и дальше, в длинный зал. — Сейчас ты видишь, для чего мы нужны, и жаждешь стать таким же.
— Я вижу лишь заблуждения. Столько энергии — и вся тратится впустую.
Леман чуть превосходил противника в силе, взмахи Пасти Кракена были шире и мощнее, но более ловкий Эль’Джонсон парировал удары и совершал ответные выпады, стараясь лишить Русса равновесия. Примархи орудовали клинками, кружили по чертогу, проводили ложные уколы, рассекали шкуры и ткань плаща, срубали трофеи с доспехов. Резкий грохот соударяющихся мечей разносился по тронному залу, его ритм ускорялся, братья все серьезнее втягивались в схватку.
Крики поддержки тем временем достигли крещендо, их отголоски прокатывались под куполом, звучали в каждой нише. Все легионеры в покоях тирана были испытанными воинами, привыкшими к непрерывным боям в тренировочных клетках и дуэльных ямах, но никто из них прежде не видел своих повелителей на пике самоотдачи. Русс и Лев были сотворены Императором, обучены всем стратагемам[33], известным в Империуме. Их быстроту, силу и хитроумие ограничивали только законы физики и биологии. Любой их выпад казался ударом божества — неуловимо стремительным, идеально метким, способным нанести поистине апокалиптический урон.
Наконец примархи разошлись, тяжело дыша. Доспехи обоих покрывали глубокие трещины. Леман рассмеялся, но мрачно и язвительно.
— Еще не утомился, мой благородный господин? — поддел он брата. — Сколько бы миров ты ни покорил, так сражаться тебе не приходилось.
— Я не считал войну развлечением.
— Как и я.
— Для тебя всё — развлечение, — фыркнул Эль’Джонсон. — Меня направили сюда потому, что Малкадор не доверяет тебе. Никто не доверяет тебе. Твои легионеры — сброд, который дрался бы между собой, если бы ты не вбивал в них послушание.
— Как жаль, что мои бойцы не похожи на твоих, — насмешливо парировал Русс.
— Да, — раздраженно отозвался Лев. — Да! Неужели ты не понимаешь этого?
Леман расслабил руки, лениво покачивая перед собой Пастью Кракена.
— Я знаю, почему ты поступаешь так. Знаю, почему захватываешь мир за миром, посылая своих сыновей в любую кампанию, которую подыщет для тебя Малкадор. Но ничего не выйдет, брат. Наш Отец не выберет себе любимчика. А если даже и выберет, то не тебя — только Сангвиния, или Рогала, или Хоруса. В общем, зря ты так рвешься попасться Ему на глаза. Тут действуют иные правила.
Эль’Джонсон позволил себе презрительную усмешку:
— В отличие от некоторых, Леман, у меня есть друзья во Дворце. Ты понятия не имеешь, кому благоволит Отец.
— Может, и так. — Запустив цепной меч, Русс вновь пошел в наступление. — Но Его здесь нет, верно? Только ты, я и зубы кракена.
— Уродливый клинок, — заметил Лев, осторожно взглянув на оружие брата. — Как и его хозяин.
Волчий Король подступил к нему и махнул Пастью Кракена понизу, но калибанец защитил ноги, резко опустив Львиный Меч, который крепко держал обеими руками. Леман атаковал сверху, пытаясь лишить Эль’Джонсона устойчивости. С трудом сохраняя равновесие, оба сделали несколько шагов по залу. Легионеры следовали за ними с одобрительными возгласами.
Лев нанес удар наискосок, но в последний миг направил клинок вверх. Парируя, Русс слишком высоко поднял цепной меч, и брат вывернул рычащую Пасть Кракена у него из руки. Леман попытался вернуть оружие, но Эль’Джонсон отшвырнул его в сторону. Цепной клинок со стуком закувыркался по полу, и паладины едва успели отскочить с дороги.
Возможно, Лев решил, что на этом схватка закончена, поскольку не провел следующий выпад, которым наверняка пронзил бы незащищенный нагрудник Русса. У Лемана, впрочем, было иное мнение. Рыча от ярости, Волчий Король рванулся на калибанца, врезался в него всем телом, словно таран, и отбросил назад.
Примархи налетели на ближайшую к ним колонну метровой толщины из тесаного камня. Лев с глухим стуком ударился о столб, по которому побежали трещины. Брат принялся неистово молотить его кулаками — так быстро, что все движения сливались в одно размытое пятно. Леман проломил прекрасный шлем Эль’Джонсона, смяв ангельские крылья на висках. Рыцарь, пошатываясь, неуклюже отмахнулся мечом, но выпад получился слабым и не пробил броню. Русс обхватил противника за плечи, напряг мускулы и с бешеным ревом бросил его через зал.
Грузно рухнув на пол, Лев проехал на спине по каменным плитам. Волчий Король повернулся к нему, по-прежнему безоружный. Пасть Кракена отлетела далеко, и, когда Леман направился за ней, дорогу ему преградил Алайош.
Примарх на мгновение застыл, ошеломленный подобным вызовом. Потом, забыв о цепном мече, он выдернул из рук Темного Ангела силовой топор и отшвырнул храбреца ударом кулака наотмашь, едва не оторвав ему голову.
— Сойдет, — прорычал Русс и устремился к очнувшемуся брату.
Эль’Джонсон вскочил на ноги, и примархн сошлись вновь, топор против меча, но теперь оба бились оружием Первого легиона. Обмен ударами ускорился, противники неистово обрушивали клинки на изрубленную броню, и металл впервые коснулся плоти. Кровь, густая, как машинное масло, закапала на каменный пол. Красный пунктир протянулся за братьями через весь зал и дальше, в вестибюль. Легионеры, завороженные картиной непрерывного насилия, могли только следовать за своими повелителями.
Они сражались. Они сражались с решимостью оскорбленных братьев и разгневанных полубогов.
— Тебе нигде нет места, Леман! — задыхаясь, выкрикнул Лев. Он парировал очередной вихрь ударов фенрисийца. — Тебя всегда будут чураться, и ты сам выбрал такую судьбу. Когда закончится Крестовый поход, у тебя не останется ничего, кроме родного мира и пустой горы для кутежей и драк! Ты этого хотел?
— Я ни о чем не просил, — ответил Русс, — кроме права быть собой. Нас всех сотворили не просто так, и мы хотя бы знаем, в чем наша цель.
— Ха! В некоторые замыслы вкрался изъян, и тебе об этом известно. Легионы можно покарать, их повелителей — призвать к ответу. Возможно, подобное случится и с тобой. Ты не согласен, брат? Если такое произойдет, я совсем не удивлюсь.
— Молчи о том, чего не понимаешь, мальчишка! — прорычал Леман. — Боги, ты настолько же глуп, насколько высокомерен.
Непрерывно сражаясь, они оторвались от бегущих сзади легионеров и пробились через какие-то массивные двери, почти не замечая, где находятся. За порогом обнаружилась открытая наблюдательная площадка, встроенная прямо в верхний шпиль крепости. Отсюда тиран обозревал свои владения.
Небеса встретили вырвавшихся наружу примархов глухими раскатами грома. Сам воздух, истерзанный разрывами мощных снарядов на поле битвы внизу, стал наэлектризованным и плотным. На цитадель наползали тяжелые дождевые облака, подсвеченные огнем пожаров.
Противники вновь разошлись, тяжело дыша и опустив плечи.
— Я боюсь за тебя, брат мой, — процедил Русс. — Придет время, когда ваши завоевания окончатся, и вы посмотрите друг на друга и увидите, в кого превратились. Я могу заглянуть под твою маску, чего не удается никому на Терре. Мы открыто несем наше проклятие, его видят все. Твой изъян пока что скрыт, но рано или поздно выйдет на свет.
— Не все мы прокляты, — возразил Эль’Джонсон.
— Никому этого не избежать. Нас всех создавали одинаково.
Обширную равнину далеко внизу пересекали огненные полосы, замаранные пятнами угольно-черного дыма — свидетельство неописуемой мощи двух объединенных легионов. Цитадели на западе осыпались, Темные Ангелы повергали их уровень за уровнем. Громадный промышленный комплекс на севере, где запустилась цепная реакция детонаций, сотрясали непрерывные взрывы. Мануфакториумы, занимавшие целые плато, обращались в пепел среди буйства неоновых молний. Под отвесными гранями площадки, где стояли примархи, расстилалась сама Багряная Крепость. Волки, неся жестокое воздаяние за прежние мытарства, очищали ее пламенем и яростью.