Когда рев существа начал ослабевать и показалось, что ход боя изменится вновь, из-за дальней стены донесся грохот взрывов и характерный рокот турбин десантного корабля. Механосолдаты слишком поздно осознали угрозу — обернувшись, они увидели, как двойные двери зала разлетаются в щепки. В пролом ворвались два истинных волка, которые вцепились ближайшим врагам в глотки и повалили их на пол. За ними появились бойцы Стаи, и фаашей накрыл ураган масс-реактивных снарядов.
После них в собор вступил самый могучий воин — Волчий Король — с рычащим цепным мечом и ликом мрачным, будто грозовые тучи.
Тогда резня закипела по-настоящему.
Реальность исчезла за стремительным приливом эфира, накатила волна жестокого холода, сопровождаемая ощущением невесомости и воем бездны на границе слышимости.
Потом дурнота схлынула, мир пяти чувств сомкнулся вокруг легионеров. Варп-перенос был завершен. Паладины активировали силовые клинки, огляделись в поисках целей и приготовились к неизбежному вражескому залпу.
Выстрелов не последовало. Лев, стоявший в кольце воинов, не вытащил меч из ножен.
Координаты были верными, Орфей переправил легионеров прямо в центр тронного зала тирана на вершине самого высокого шпиля Багряной Крепости. Покои деспота, подобающе обширные, представляли собой множество соединенных проходами комнат, прихожих и альковов, тускло освещенных и удушливо жарких. Фонтаны в форме горгулий сочились водой из разинутых пастей. Переплеты высоких арочных окон в готическом стиле раскалились докрасна от пожаров снаружи, но стекло уцелело.
Паладины рассредоточились и начали тщательную проверку комнат по бокам тронного зала. Алайош и Лев зашагали вперед, к самому сердцу лабиринта. Им открылся купол тридцатиметровой высоты, украшенный мозаичным изображением свернувшегося дракона — герба Дулана. Под ним находилось возвышение с угольно-черным троном. На нем одиноко восседал старик, облаченный в выцветшие багряные одеяния. Его бледная кожа была полупрозрачной, словно тонкий пергамент.
Вокруг, точно как в чертогах Калибана, неярко мерцали свечи. Под ногами неуверенно метались тени, пробираясь между лужицами слабого маслянисто-желтого света. Тянуло почти неуловимым ароматом каких-то благовонных масел.
Человек на троне не двигался, только смотрел на приближающихся рыцарей темными глазами с набрякшими веками. Вблизи стало понятно, что перед ними не просто старое, но омерзительно дряхлое создание, застывшее во времени, как муха в янтаре. Оно, несомненно, было человеком, но его человечность как будто растянули до точки разрыва и дальше, сотворив некую чудовищную пародию на бессмертие.
— Значит, ты пришел первым, владыка Калибана, — произнес дуланский тиран голосом тихим, как шелест тростника. — Не нужно сомневаться, никто в моей зале не в силах повредить тебе. По крайней мере пока.
Лев поднялся к трону, звеня сабатонами по ступеням. Паладины отошли к стенам, их доспехи блестели и словно бы размывались по краям в отраженном свете. Огоньки свечей дрожали в потоках горячего воздуха, что веяли снизу, от далеких погребальных костров горящей планеты.
Эль’Джонсон какое-то время молчал, глядя на высохшее существо перед ним из-под крылатой личины шлема, в которой отражалась тьма. Он, как и всегда, просчитывал варианты. Последние завитки эфира распадались на камне у его ног, будто прах мертвеца.
— Я принес в этот мир справедливость. — Слова примарх а эхом отозвались под пустым куполом. — Завоевал его для Империума, для Повелителя Человечества.
Тиран выглядел усталым и безразличным.
— Я видел и слышал, что ты сотворил здесь. Разрушения, ничего, кроме разрушений. Такое «умиротворение» твой Император несет Галактике. Такое предложение ты выложил на стол — и ждал, что я приму его и буду благодарен тебе.
Лев медленно скрестил руки на груди. В тот момент он казался вещественнее всего в зале — очертания других людей и вещей размылись, цвета потускнели, но силуэт примарха остался четким и незыблемым, как наточенное лезвие клинка.
— От тебя не требовалась благодарность, — возразил он. — Только признание естественного хода истории. Если бы ты принял суть нового порядка, для тебя даже могло бы найтись в нем место.
— Место. Для меня. — Тиран взглянул на огромного рыцаря пустыми, слезящимися от старости темными глазами. Его руки, сжимавшие подлокотники трона, чуть дрожали, но не от страха, а по причине дряхлости. — Нет, не выйдет. Я потратил слишком много сил, выводя эти владения из тьмы варварства к чему-то вроде света. Я опустошен до дна, видишь? Сотня моих хирургов трудится не покладая рук, поддерживая во мне жизнь, ведь без меня рухнет все. Мы осознали это за эпохи ужаса, который в итоге превозмогли и изгнали, но теперь явились вы.
Тиран осторожно откинулся на спинку трона. При каждом движении казалось, что его кости сейчас треснут, кожа отслоится, тощая шея сломается.
— Поведай мне, посланник Императора, — произнес он, — ибо я искренне хочу услышать ответ: что бы ты сделал, если бы дуланские корабли появились у Калибана с теми же самыми требованиями?
Эль’Джонсон спокойно взирал на деспота, его меч не покидал ножен.
— Такой вопрос мне задавали правители десятка миров. И всем им я отвечал одинаково: это неважно. Не вы пришли к нам, мы пришли к вам. Судьба уже дала тебе ответ, и другого ты не получишь.
— Ах вот как, — вяло улыбнулся тиран. — Значит, твой единственный аргумент — «моя империя могущественнее».
— Разница между нами не в могуществе. Мне известно, к чему стремится Император. Люди обретут силу лишь в Объединении. Только под Его руководством мы сумеем навсегда прогнать кошмары прошлого. Если мы потерпим неудачу, ужас вернется, поэтому я не чувствую вины, сметая тебя с дороги. Как уже было сказано, ты упустил свой шанс.
— Да, мне дали шанс стать рабом, — сказал старик. — Очень заманчиво. Я знаю, что вы называете меня «тираном», оправдываете свои поступки россказнями о деспотии, но мой народ по-прежнему сражается за меня. Ты заметил это? Люди видят, что вы явились уничтожить все, созданное нами, и понимают, кто здесь настоящий угнетатель. И не рассказывай мне, будто вы несете просвещение, поскольку ты заблуждаешься. Мы выживали здесь долгие эпохи, когда Терра казалась просто мифом или детской выдумкой. Мы столкнулись с тем, что ты называешь «ужасом», и научились сдерживать его за нашими стенами. У нас сохранились базовые знания далекого прошлого, и ты видел, на что мы способны. В некоторых областях мы даже превзошли вас, и это не должно тебя удивлять, ведь мы были готовы на все, чтобы защитить наш дом. Но вы вернулись, будто кошмар, не исчезнувший после пробуждения. Впрочем, я рад, что мы не сдались вам без боя, — так мне легче будет встретить смерть, примарх.
— Тебе необязательно умирать, — возразил Лев. — Прикажи остаткам твоих армий сдаться. Твоя империя пала, ее столичный мир захвачен. Мы взяли под контроль силовые генераторы, и воины моего брата прямо сейчас разносят твою крепость на куски. Похоже, удача еще не отвернулась от тебя, если сейчас ты споришь со мной, а не с Руссом. Не думаю, что он оказался бы таким же терпеливым.
Тиран кивнул и снова улыбнулся, растянув тонкие губы над пожелтевшими зубами.
— Отдай приказ, — повторил Эль’Джонсон. — Спаси своих людей. Тебя увезут с Дулана, осудят за твои преступления, но планета и ее жители не погибнут, а станут частью Империума.
Старик больше не улыбался.
— Кажется, ты не понимаешь, в чем дело, — ответил он. — Ты видишь, как протекают годы, десятилетия, века, и думаешь, что они имеют какое-то значение, что Терра или Дулан обладают какой-то важностью. В действительности же судьбу целой империи может решить одно испытание.
Лев не шевелился.
— Возможно, однажды, очень нескоро, ты встретишь врага, которого не сможешь одолеть. — В голосе деспота появились ожесточенные нотки, первые признаки злости. — Тогда ты осознаешь, что мы чувствуем сейчас. Сначала заглянешь себе в душу, пока вокруг будут рушиться стены твоей цитадели, потом поднимешь взор на неисчислимые армии за ними, и перед тобой встанет невозможный выбор: что делать? Бежать? Сдаваться? Биться, хотя в итоге ты только прольешь свою и чужую кровь в океан, который уже затопил Галактику?
Тиран с трудом поднялся на ноги, покачиваясь над сиденьем и опираясь на подлокотники трона тонкими, как прутики, руками.
— Лишь тогда ты поймешь, владыка Калибана, — сверкнул глазами старик, — лишь тогда ты познаешь себя, разберешься, из чего сделан. Мы уже прошли через это в последние мучительные годы. Наверное, мне даже стоит поблагодарить всех вас за науку. Вы показали нам, кто мы есть. Показали, что мы лучше.
Клинок примарха выскользнул из ножен, отблески свечей пробежали по стали. Эль’Джонсон плавным, бесшумным движением несравненного дуэлиста повернул меч острием вверх.
— Такие беседы всегда заканчиваются одинаково, — чистым и невозмутимым голосом произнес рыцарь. — Ты подчинишься?
Старик поднял глаза, его впалые щеки пересекла тень Львиного Меча. Медленно, будто следуя какому-то ритуалу, он извлек из-под мантии кинжал.
— А как ты думаешь? — спросил тиран.
Как только смолкли отголоски последних криков, Русс остановился посреди собора. Леман тяжело дышал, с его цепного меча обильно стекала кровь. Волки стояли вокруг, среди наваленных грудами тел фаашей, и по их броне, как по мясницким фартукам, сочились густые багряные капли.
Во время битвы примарха и Кровавого Воя разделяла плотная толпа врагов, и лишь теперь, когда пал последний механосолдат, они могли сойтись. Ярл уронил топор; расщепляющее поле затрепетало и отключилось. Боевая ярость нехотя отпускала волчьего лорда, виски сжимала тупая боль, как при похмелье.
Между Руссом и Йорином на бесформенной куче оторванных конечностей и разбитых доспехов лежало существо, когда-то бывшее Волком Фенриса. Как и Харааль, оно выдержало множество прямых попаданий. На трупе сохранилось несколько фрагментов брони, но большая часть лат свалилась с увитого мускулами тела, поросшего густой шерстью. Ее покрывала корка засохшей крови, черной, как мьод, большая часть которой принадлежала самому зверю. Истерзанную плоть создания испещряли лазерные ожоги, ножевые порезы и входные отверстия снарядов, но раны, нанесенные им противникам, были намного страшнее. Чудовище сносило головы с плеч, выдирало руки из суставов, вспарывало животы. Оно уложило больше фаашей, чем любой из фенрисийцев. Рядом с монстром воздвиглись целые горы вражеских трупов, о каких могли только мечтать воители древнего Асахейма.
Русс подошел к мутанту, воззрился на него и долгое время стоял неподвижно. Из щелей в вокс-решетке его шлема вырывался пар. Космодесантники стряхивали кровь с мечей, не решаясь заговорить. Йорин не сходил с места в нескольких шагах от примарха.
Наконец Леман поднял руки и свинтил шлем. Лишь тогда все увидели гримасу душевной боли, которая исказила грубые, словно бы выкованные из железа черты Волчьего Короля. Опустившись на колени, Русс приподнял в ладонях голову павшего сына и сощурился, изучая постигшие его изменения. Потом он медленно разжал пальцы. Грива зверя коснулась пола, челюсть отвисла, налитые кровью глаза слепо уставились в потолок собора.
Леман резко обернулся к ярлу:
— Почему ты не сказал мне?
Фреки и Гери уже пробрались обратно к хозяину. Кроме них, в соборе никто не шевелился.
— Я… — начал Йорин. — Я ждал.
— Чего?
— Лекарства. Объяснения. Подтверждения того, что…
— Это может случиться с каждым из нас, — закончил Русс, выпрямляясь во весь рост. Обгоревшие меха скользнули по толстой броне, обнажив рунный узор цвета алой крови. Примарх выглядел осунувшимся. — Ты понимал, что никаких гарантий нет.
Он неуклюже двинулся к ярлу, наступая на руки и ноги убитых, ломая кости тяжелыми сабатонами.
— Оглядись, — мрачно сказал Леман, подходя ближе. — Что ты видишь?
— То, чем мы были, — ответил Кровавый Вой.
— И то, чем мы станем.
— Так ты знал?
Русс замер, менее чем на расстоянии руки от ярла.
— Я знал об опасности. Знал, что содержится в «канис хеликс». Знал, для чего ее сделали. Мне показали место, где создали Спираль, и старинные биокузни, в которых ее разработали. У каждого легиона свой яд, и мы не исключение. И да, я видел тех, кто не вернулся из глуши. Иногда я уходил туда в одиночку и избавлял их от мучений. Они ничем не отличались от этого создания. Но среди легионеров… Не помню, о чем я думал. Вероятно, надеялся, что проклятие удастся сдержать. Малкадор предупреждал меня, но кто из нас вообще прислушивался к Сигиллиту? Возможно, теперь стоит начать.
Йорин склонил голову:
— Господин, я…
— Не смей извиняться! — взревел Леман, неожиданно вскипев яростью. — Ты понимал, что нужно сделать, но позволил проклятию разрастись у тебя в роте, а потом утаил это от своего повелителя, посчитав себя мудрее его! Те изображения передавали по всей крепости. Каждый из нас видел их. Враги видели их. Мой брат увидит их. Твои попытки скрыть правду закончились тем, что ее узнали все!
К щекам ярла прилила кровь.
— Я думал… — начал он, но тут же осекся.
— Ты думал, что дело в одной только Декк-Тра, Тринадцатой роте, — с горечью сказал Русс. — Что никто больше не страдает от этого изъяна. Ты ошибался. Может, тебе станет еще тяжелее, но знай: проклятие в каждом из нас. Его зов доносится из холодной ночи, когда утихают звуки битвы и мы остаемся наедине с самими собой. Пожалуй, лучше драться без передышки, а? Тогда не придется внимать ему.
Леман подступил к ярлу, обхватил его обеими руками за плечи и притянул к себе.
— И я не хотел верить в это, — выдохнул Русс так тихо, что услышали только они двое. — Ты, ты был для меня важнее всего. Когда ты прошел испытание, хотя терране заявляли мне, что такое невозможно, у меня сердца забились от радости. Я ведь знал, что мой щитоносец совладает с чем угодно. Никто, говорил я себе, ни один воин с Терры или Фенриса не сравнится с ним. Остальные в конце концов могут подвести меня, но только не ты, ведь мы с тобой были из одного чертога, и оба служили Тенгиру, и вместе ступали по льду, прежде чем все изменилось…
Русс не выпускал волчьего лорда. Тот поднял глаза на скорбящего примарха.
— Что мне делать? — спросил Йорин; его узкое лицо побледнело, будто выбеленная кость.
Если бы ярлу велели броситься на топор, он исполнил бы приказ.
Волчий Король разжал объятия. Он поправил шкуры, смачно отхаркнулся и устало покачал головой:
— Никаких больше команд. Все открылось, мы узнали правду о себе. Лекарства не существует — по крайней мере такого, которое я одобрил бы. Волк внутри делает нас сильнее. Нельзя жаловаться, когда он кусает нас.
Русс снова взглянул на тело мутировавшего воина.
— Сожгите павших, — велел он. — Нас еще ждет битва.
Он повернулся к выходу, но в комме внезапно затрещал голос Хельмшрота.
— Господин, мы засекли телепортацию на вершину крепости! — доложил Огвай с линии фронта. Судя по тону, он был взбешен. — Ангелы начали атаку!
Примарх вскинул голову. Пустота в его глазах сменилась гневом.
— Он дал слово, — сказал Леман, не веря своим ушам. — Ты наверняка ошибся.
— Мы пробиваемся туда, чтобы догнать Льва. Поверьте, никаких ошибок — он опередил нас.
Волчий Король подхватил шлем.
— Лев пошел против меня, сейчас! — выкрикнул Русс, на глазах обретая прежнюю силу. — Очи Хель, он выбрал неудачный момент!
Примарх двинулся вдоль нефа, непрерывно убыстряя шаг. Истинные волки следовали за ним по пятам. Черная Кровь в сопровождении других эйнхериев также направился за командиром. Снаружи усилился монотонный рев турбин снижающихся «Грозовых птиц», пол собора слегка завибрировал.
Йорин замешкался, не понимая, нужен ли он повелителю.
— Господин, я… — начал ярл.
Леман повернул голову:
— Нет. Отправь тело на корабль, потом сожги здесь все дотла. Я сыт по горло этим миром, так что, если поистине жаждешь искупить вину, заставь уцелевших вопить.
И Волчий Король ушел, покинув собор мертвецов. Кровавый Вой обернулся к Булвайфу, и они какое-то время смотрели друг на друга. У ног легионеров собирались лужицы крови.