Хотя Смит исходит из весьма неопределенной категории «некоторых видов съестных продуктов», он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть несомненно увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)».
К этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении. Однако уже Рикардо критиковал эту точку зрения, а в современную эпоху она и вовсе устарела.
Как бы то ни было, минимальное содержание «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) должно основываться на определенном наборе потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.
Особый интерес для юриста представляют проанализированные Смитом тенденции экономической жизни, которые впоследствии получили название «экономических законов». Ввиду того что эти «законы» имеют некоторые характеристики объективных законов природы, экономическая наука претендует на статус «царицы социальных наук». В других социальных науках, прежде всего в юриспруденции, субъективное и объективное начала в части определения «закономерностей» практически не поддаются строгому разграничению.
Смиту принадлежит авторство классической формулировки т. н. железного закона заработной платы – одного из наиболее одиозных и дискуссионных экономических законов. Тем самым он дал толчок созданию Мальтусом теории народонаселения в частности и развитию демографии вообще. Сущность этого закона Адам Смит формулирует следующим образом.
«Все виды животных естественно размножаются в соответствии с наличными средствами их существования, и ни один вид не может размножаться за пределы последних. Но в цивилизованном обществе только у низших слоев народа недостаток средств существования может ставить предел дальнейшему размножению рода человеческого, и это может происходить только одним путем – уничтожением большей части детей, рождающихся от плодовитых браков этих низших классов народа. <…> Таким образом, спрос на людей, как и спрос на всякий иной товар, необходимо регулирует производство людей – ускоряет его, когда оно идет слишком медленно, задерживает, когда оно происходит слишком быстро».
Вместе с тем Смит вовсе не является сторонником минимальной заработной платы. Так, он отмечает, что «щедрое вознаграждение за труд, поощряя размножение простого народа, вместе с тем увеличивает его трудолюбие».
Благодаря Смиту мы можем определить экономические законы как законы альтернативной или кумулятивной социальной трагедии. В самом деле, если рассматривать равновесное состояние экономики как усредняющую тенденцию между «годами тощих и годами тучных коров», то в реальной экономической жизни люди сталкиваются либо с недостатком, либо с избытком товаров.
Так, «в год дороговизны скудость средств существования, уменьшая спрос на труд, имеет тенденцию понизить его цену, тогда как высокая цена предметов продовольствия имеет тенденцию повысить ее. Напротив, изобилие урожайного года, увеличивая спрос на труд, имеет тенденцию повышать цену труда, тогда как дешевизна предметов продовольствия ведет к ее понижению».
Таким образом, год дороговизны фактически приводит к уничтожению «избыточной» рабочей силы, т. е. к повышенной смертности среди низших слоев населения. С другой стороны, год дешевизны означает разорение многих мелких и средних предпринимателей, т. е. народной элиты. Подобные факты просто вопиют о необходимости государственной интервенции в подобных случаях. Но Смит ограничивается характерным для апостола рыночной саморегуляции выводом: «При обычных колебаниях цен на предметы продовольствия эти две противоположные причины, по-видимому, уравновешивают одна другую».
Однако специфика открытых Смитом «экономических законов» проявляется не только в регулярности перехода общества из одной напасти в другую. Эти «законы» обладают и другими интересными характеристиками, которые первым начнет анализировать лишь Сисмонди (см. ниже). Так, в отличие от закона в юридическом смысле, «экономический закон» действует асимметрично: некоторые – ничтожные в количественном отношении – слои населения наращивают свой капитал и могущество только благодаря действию этих «законов».
Ленин называл эту прослойку «финансово-промышленной олигархией», майор Дуглас (см. ниже) – «финансистами». Отсюда следует, что результат «экономического закона» получает диаметрально противоположную оценку в глазах большинства населения и в глазах представителей финансовой олигархии: для первых это величайшее несчастье, для вторых – нормальная «фаза экономического цикла».
Некоторые аспекты экономического учения Смита представляют интерес с точки зрения юридической этнологии и антропологии. Так, Смит, проводя различие между хлебопроизводящими нациями Севера и рисопроизводящими странами Юга, делает следующее интересное замечание: «В странах, возделывающих рис, который обыкновенно дает две, а иногда и три жатвы в год, причем каждая более обильна, чем жатва какого-либо другого зернового хлеба, обилие пищи должно быть гораздо более значительно, чем в любой стране таких (же) размеров, возделывающих хлеб. Такие страны ввиду этого отличаются более густым населением (курсив мой. – С. X)».
Идеологическая заряженность главного трактата Смита характеризуется двумя крайностями. С одной стороны, мы видим часто некритическое восприятие идей физиократов, с другой – столь же безусловное отрицание любых положений меркантилистов. Вообще следует отметить, что «борьба с меркантилизмом составляет непосредственную цель книги Смита». Здесь Смит во многом избрал безошибочные аргументы. В частности, он утверждает, что «потребление является конечной причиной и целью всякого производства. Интересы производителя следует учитывать лишь в той мере, в которой они могут стать необходимыми для защиты интересов потребителей. <…> Однако в меркантилистской системе интерес потребителя почти всегда приносится в жертву интересам производителя».
Вместе с тем в этой борьбе Смит сильно «перегнул палку», прежде всего в стремлении опровергнуть фетишизацию денег меркантилистами. Впрочем, в этой борьбе, как и во многих других вопросах, Смит часто следует за Юмом. Согласно Юму, главная ошибка меркантилистов заключается в том, что они сводят экономическую политику к финансовой, а последнюю понимают лишь как искусство поощрения ввоза денег в страну при одновременном – особенно во Франции эпохи Кольбера – затруднении вывоза немануфактурных товаров, например зерна. На самом деле, как полагает Юм, экономическая жизнь подчиняется объективным законам, ее не удержать кольбертистскими законами. Деньги не являются исключением.
Они имеют чисто техническую задачу: «облегчить обмен одного товара на другой». Деньги «не одно из колес торговли (аллюзия на определение Смита. – С. К.), а масло, благодаря которому движение колес становится более плавным и свободным». В ряде своих эссе Юм пытался доказать тезис о том, что большее или меньшее количество денег, находящихся в каком-либо государстве, «не имеет никакого значения, потому что цена товаров всегда пропорциональна количеству денег». Это очень спорный тезис.
Смит пошел значительно дальше Юма в стремлении дискредитировать деньги. При этом в антимеркантилистской полемике он «вместе с водой выплеснул ребенка». Меркантилисты были, безусловно, неправы в том, что отождествляли капитал и деньги, но они были правы в другом. У меркантилистов порой не хватало аргументов, но они обладали верным чутьем. Они догадывались о том, что деньги являются источником некоторой дискреционной власти.
Во всяком случае, история XX и XXI вв. свидетельствует о том, что существует особая малопрозрачная финансовая власть, которая подчиняет себе как власть политическую, так и власть экономическую. Последователи Смита, особенно Давид Рикардо, унаследовали его антиеркантилистский пафос и закрыли себе путь для беспристрастного анализа становления и развития особой финансовой власти. Этим анализом вплотную озаботились лишь представители т. н. гетеродоксальных концепций экономической и финансовой науки (см. ниже).
Как бы то ни было, Смит поддерживал идею банковских билетов как фидуциарных денег, прежде всего из полемических антимеркантилистских соображений. По этой же причине он ставил на первое место внутреннюю, а не внешнюю торговлю. Правда, внешняя торговля в иерархии ценностей Смита занимала почетное второе место. На третье место он ставил транзитную торговлю как наименее выгодную для любого государства.
В эпоху Смита бумажные деньги могли быть средством обращения лишь внутри страны. Посредством сокращения роли золотых и серебряных монет как средства обращения, по крайней мере внутри страны, можно было буквально обесценить силу меркантилистских аргументов. Идея бумажных денег, особенно бумажно-денежного кредита, настолько интересовала Смита, что он постоянно возвращался к ней начиная с курса своих лекций в университете Глазго.
Вслед за Юмом Смит не признавал активной функции денег. Однако в отличие от Юма, который не доверял банковскому капиталу, Смит стал активным пропагандистом бумажного денежного обращения. Такое доверие было основано на том, что Смит был сторонником т. н. смешанной (бумажно-металлической) системы. При такой системе банкноты в любое время подлежали обмену на металл. При этом «Смит не опасался чрезмерного выпуска банкнот, полагая, что это противоречит интересам самих банков». Ведь он исходил из системы полного обеспечения эмиссии банковских билетов драгоценным металлом, которая полностью сдана в архив современными банкирами.
При такой системе излишек банкнот в каналах обращения непременно вызовет их обратный отток к банку, который выпустил эти банкноты. При обмене этих «бумажек» на металлические деньги банк понесет соответствующие убытки. Как видим, банковскому кредиту Смит отводил скромную, т. е. пассивную функцию посредника между промышленником и вкладчиком банка. Это убеждение заставило Смита высказать весьма дискуссионную мысль: «Причиной учреждения банков было стремление облегчить денежный оборот».
Следует отметить, что идеалом для Смита выступал Амстердамский банк, который долгое время придерживался принципа полного резерва для своих операций. Другими словами, Амстердамский банк выдавал бумажно-денежные кредиты только в пределах суммы своего неприкосновенного золотого запаса.
Каждый год четыре правящих бургомистра Амстердама «посещали его кладовые, проверяли соответствие расчетных книг монетной наличности или слиткам и под торжественной присягой передавали дела новым четырем бургомистрам». Банковский кредит, как полагал Смит, должен был способствовать квазиденежному обращению среди торговцев, т. е. в рамках внутренней оптовой торговли. В этой связи он предлагает: «Было бы, пожалуй, лучше, если бы в королевстве нигде не выпускались банкноты на сумму меньшую, чем в пять фунтов».
Выводы для теории права и правовой политики
В контексте теории публичного права исключительный интерес представляет собой смитовское разграничение затраченного и располагаемого труда. Если мы юридизируем это разграничение в терминах трудового и социального права, то в контексте трудового права возникает вопрос об оптимальном соотношении объема затраченного труда (индивида или определенной категории трудящихся) и его доли в объеме располагаемого труда нации. Соответственно, в контексте социального права возникает вопрос о справедливой доле (социально слабого) индивида в объеме располагаемого труда нации с учетом совмести этой доли с принципом человеческого достоинства.
Экономическая доктрина Смита имеет особое значение для теории налогового права. В частности, она разоблачает антирыночную тенденциозность такого модного ныне налога, как НДС. Как известно, Смит отказывался рассматривать затраты капитала как самостоятельную часть естественной цены товара («Может показаться, что необходима еще четвертая часть для возмещения капитала фермера, т. е. для возмещения снашивания его рабочего скота и других хозяйственных орудий. Но надо иметь в виду, что цена любого хозяйственного орудия, хотя бы рабочей лошади, в свою очередь, состоит из таких же трех частей, [т. е.] из ренты за землю, на которой она была вскормлена, из труда, затраченного на уход за ней и содержание ее, и прибыли фермера, авансировавшего ренту за землю и заработную плату за труд»).
Таким образом, Смит отказывался признавать затраты капитала четвертым элементом цены товара наряду с заработной платой, прибылью и рентой. Он полагал, что любые затраты капиталиста соответствуют стоимости ранее произведенных (промежуточных) продуктов. Цена этих продуктов, в свою очередь, также распадается на три вышеуказанных элемента.
Однако мы видим, что теоретики налогового права (сначала во Франции, а затем во многих других странах) фактически конституировали четвертый элемент цены товара в виде налога на добавленную стоимость, который в отличие от прибыли и ренты не подвержен никаким колебаниям, напротив, имеет устойчивую тенденцию к росту. Не только с точки зрения автора «Богатства народов», но и с позиции обычного здравого смысла возникает серьезное опасение, что этот «контрабандный элемент» цены в конечном итоге переподчинит себе другие элементы цены и тем самым поставит под сомнение сам принцип рыночной экономики.
Особое практическое значение имеют размышления Смита о соотношении номинальной и реальной заработной платы служащих. Фактически Смит исходит из универсального масштаба, который теперь принято называть «потребительской корзиной». Смит отталкивается от весьма неопределенной категории потребительных ценностей, а именно т. н. «некоторых видов съестных продуктов». Он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение (в виде металлических денег) низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть, несомненно, увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)». По логике Смита, к этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении.
Соответственно, при определении содержания минимальной «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) надо исходить из определенного набора потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.