Поздним вечером карета въехала в Ливерпуль. Рихард попросил кучера остановиться перед ближайшим постоялым двором, дабы передохнуть перед погрузкой на корабль. Для Элианы эта остановка была жизненно необходима, ведь она впервые в жизни покинула отчий дом и отправилась в столь длительное путешествие. Девушка не привыкла так долго находиться в пути, и ее тело немилосердно болело, глаза слипались, ноги гудели, словно она сама прошла пешком всю дорогу от Лондона до Ливерпуля.
Уже в комнате, со стоном облегчения упав на кровать, она произнесла:
- Еще несколько таких поездок я не переживу.
Рихард усмехнулся, снимая запонки:
- Переживешь. Не хрустальная ваза все-таки. Ты только с виду кажешься хрупкой, а так…
Элиана приподнялась:
- Что – «так»?
- Вспомни, как ты вылезала из окна своей спальни, сползая вниз по дереву.
Девушка поморщилась и вернулась в прежнее положение.
- Об этом случае лучше не вспоминать, - безапелляционно заявила она, вздохнув.
- Будь по-твоему. Кстати, переодеться не желаете, фрау Круспе?
- Да уж, придется. Ладно, выйди за дверь.
- Это еще зачем? – спросил мужчина, воззрившись на жену.
- Ну, чтобы я смогла переодеться, - пролепетала девушка, предчувствуя полнейшее фиаско.
И предчувствие ее не обмануло.
- Meine liebe, неужели вы стесняетесь собственного мужа?
Переход на официоз не предвещал ничего хорошего, и Элиана нервно повела плечами.
- А если отвернуться?
- Удачная попытка надавить на мою слабость, но нет.
Похоже, Рихард не собирался сдаваться. Он сел на грубо сколоченный стул, вытянув и скрестив ноги. В добавок к этому, он закурил сигару, выражая полное наслаждение бессилием жены.
- Ну, хорошо, - процедила Элиана, скидывая плащ с меховой опушкой.
Круспе пытался быть бесстрастным, наблюдая за нервными движениями жены. Вот она лихорадочно расстегивает пуговицы на жакете, вот буквально рвет на себе шнурки корсета… Дергая неподдающиеся шнурки, она разъяренно думала о бессовестном муже, из-за которого она терпит эти неудобства сродни унижению. Однако спустя мгновение она почувствовала на своей талии руки Рихарда и услышала его тихий голос с легкой хрипотцой:
- Подожди-ка, не рви на себе одежду. Я помогу.
Элиана замерла, и весь ее гнев куда-то улетучился. Она чувствовала лишь уверенные движения рук Круспе, который не спеша расправлялся с корсетом. Наконец, с ним было покончено, и дорожное платье девушки упало к ее ногам. Сердце Элианы забилось где-то в горле, когда она, повернувшись лицом к супругу, оказалась настолько близко к нему, что буквально кожей ощущала его учащенное горячее дыхание. Несмотря на волнение, окутавшее его с ног до головы, лицо Рихарда было на удивление спокойным, что никак не вязалось друг с другом. Девушка стояла перед ним в одной рубашке – с блестящими глазами, чуть приоткрытыми губами – хоть прямо сейчас бери ее, готовую.
Но, едва сдерживая скрежет зубов от поднявшегося внизу живота желания, мужчина потянулся рукой к покрывалу на кровати и одним движением сдернул его.
- Залезай-ка под одеяло, холодно ведь. Сейчас нам меньше всего нужна инфлюэнца.
Сглотнув тугой ком, Элиана подчинилась. Уже под теплым стеганым одеялом она прижала ладони к бешено колотящему сердцу, гадая, что это было. Ее тело, как она сама с изумлением обнаружила, с готовностью откликалось на прикосновения рук мужчины, которого она толком не знала. Мужчины, который приходился ей мужем, и который не пытался взять ее силой, прямо здесь и сейчас, в худо-бедно обставленной комнате постоялого двора.
Сам же Рихард отвернулся к камину, подбрасывая парочку поленьев. Столь простое действие помогло ему восстановить дыхание и немного подавить огонь, вспыхнувший в нем. Когда же он повернулся к кровати, Элиана уже спала, сраженная наповал накопившейся за день усталостью. Тогда и Круспе, скинув с себя одежду, улегся в постель, чтобы тут же окунуться в объятия Морфея.
***
Мужчина разбудил Элиану рано утром, чтобы успеть собраться, позавтракать и отправится на пристань, где их уже ждал готовый к отплытию корабль. Завтрак проходил в напряженной тишине, и это не смогло укрыться от проницательного взгляда Оливера. Мужчина решил непременно выяснить это у Рихарда, когда вещи будут грузиться на корабль, а Элиана расположится в каюте.
И снова пришлось троим путешественникам сесть в карету, но ненадолго – только для того, чтобы доехать до пристани. Там их уже поджидала великолепная шхуна с красноречивым названием «Утренняя звезда». Девушка ахнула, увидев впервые в жизни столь величественное и великолепное судно.
- Нравится? – спросил у нее Ридель, улыбаясь детскому восторгу прелестной спутницы.
- Конечно! – воскликнула Элиана. – Это первый корабль, который я вижу.
- Э, нет, так не пойдет. В таком случае, вы, юная фрау, могли бы восхититься даже торговым судном. А это… ласточка, красавица, самая быстроходная шхуна, которую когда-либо видел свет…
- Meine liebe, теперь герра Риделя придется слушать бесконечно – «Утренняя звезда» - это его корабль, - шепнул Элиане на ухо Круспе.
Девушка хихикнула, мило прикрыв рот ладошкой, но тут же вернула себе прежнюю серьезность:
- Это правда ваше судно? – поинтересовалась она, прерывая поток речи Оливера.
- Да, - с гордостью, присущей только отцу, ответил мужчина и вновь окинул взглядом свою шхуну.
- Ну, нечего тянуть, давайте поднимемся на борт. Элиана, Оливер покажет тебе нашу каюту, располагайся там со всеми удобствами. Я присоединюсь к тебе позже.
С этими словами Рихард взял жену под руку и повел вверх по трапу. Ридель следовал за ними, попутно отдавая приказы столпившимся у бортов морякам. Элиана оглядывалась по сторонам, постоянно ощущая под ногами легкое покачивание. Она отметила про себя тот факт, что они еще даже не вышли в открытое море, а палуба буквально колышется, словно на волнах.
- Надеюсь, у меня не будет морской болезни, - выразила вслух свои мысли девушка, вцепившись в локоть мужа и вдыхая свежий солоноватый запах моря.
- Еще немного – и мы проверим это, - ухмыльнулся Круспе и открыл перед Элианой дверь каюты, на которую указал Оливер. Это была небольшая, обшитая деревянными панелями комнатка без оконцев. Однако в ней было все необходимое – кровать, привинченная за ножки к полу, стол, стулья, таз и кувшин для умывания.
- Ну, не Бог весть как, но недельку можно прожить, - отметил Оливер, широким жестом указывая на обстановку комнаты.
- Недельку? – поразилась Элиана, проходя в комнатушку. – Почему так долго? Мы что, плывем в Индию?
- Meine kleine, если бы мы плыли в туда, тебе пришлось бы чахнуть в этой каюте по меньшей мере год, если не больше. И, опять же, если это снова попытка выяснить курс нашего путешествия, то…
- Все, я поняла, - буркнула Элиана, топнув ножкой. – Теперь можно мне остаться тут, чтобы еще немного вздремнуть? Я не привыкла вставать так рано…
- Без проблем, - с готовностью кивнул Оливер, - если вам удастся заснуть под топот сапог и ругань матросов.
- Посмотрим, - расплывчато заявила фрау Круспе и, сделав книксен, захлопнула дверь.
Рихард коротко хохотнул и развернулся, направляясь к корме. Ридель понял, что это уникальный шанс выяснить, как же у молодоженов проходят ночи, о чем он тут же не преминул спросить напрямик. В ответ Круспе нахмурился. Положив руки на борт, он долгое время молчал, наблюдая за снующими туда-сюда портовыми грузчиками, а затем произнес:
- Не было у нас никакой брачной ночи.
Оливер опешил:
- То есть, как?
- Как есть, друг мой. Я не насильник, поэтому предоставил Элиане шанс самой прийти ко мне.
- Что-то на тебя это не похоже. Ты прямо как кисейная барышня, Рих.
Круспе повернулся к Оливеру и, пытливо посмотрев на него, произнес:
- А что бы ты сделал на моем месте?
- Я? – переспросил Ридель. – Я бы вряд ли женился на шестнадцатилетней вертихвостке. Теперь ты идешь у нее на поводу, потакая ее прихотям. Не таким я тебя помнил, Рихард. Ты никогда не упускал шанса забраться женщине под юбку, а теперь… Неужели ты практикуешь воздержание?
Круспе ухмыльнулся:
- Именно таких слов я и ожидал от тебя, дружище. Становишься предсказуемым.
- Да, зато ты меня ох как удивляешь, Геннегау, - Оливер покачал головой.
- Так и задумано, - загадочно улыбнулся Рихард и достал портсигар. – Как ты говорил, передо мной ни одна женщина не устоит, а что уж говорить о впечатлительной маленькой француженочке, моей жене?
- Я в тебе и не сомневаюсь, Круспе, - Оливер взял предложенную другом сигару и тоже закурил. Он знал, о чем говорил.
========== Трехсторонний конфликт ==========
Мадлен было скучно. Дочь уехала на неопределенный срок в свадебное путешествие, да и особого смысла тосковать о ней не было. Как птенцы, оперившись, покидают гнездо, так и дети, рано или поздно срываются с насиженного места и покидают родительский дом.
Еще никогда мадам де Круа не знала, чем занять себя. Утро и день она могла провести в заботах о доме, неспешных конных прогулках или посиделках с миссис Хантерсон. Однако когда на Лондон опускался вечер, Мадлен не могла найти себе места. Она сновала по дому туда-сюда, бесцельно беря в руки безделушки, рассматривая их и ставя на место. Или же брала книгу, добросовестно пытаясь вникнуть в ее содержание.
Очень редко теперь поступали приглашения на бал – сезон подходил к концу, близилась зима. До официального рождественского бала, который устраивала королевская семья в Букингемском дворце, было еще добрых полтора месяца, поэтому занять себя подготовкой к предстоящему торжеству было еще рано.
В опустевшем доме, кроме слуг, Филипп и Мадлен остались вдвоем. И женщина ловила себя на мысли, что ей не о чем поговорить с человеком, замужем за которым она была чуть ли не четверть века, и с которым они зачали и вырастили ребенка.
Де Круа буквально с головой погружался в бумаги, словно не замечая одиночества своей жены. Мадлен металась, как птица в клетке, томимая скукой и безнадежностью. Однажды она даже взялась за перо и, вспомнив увлечение ранней юности, написала коротенькое четверостишие:
Зачерпнуть луну из лужи,
Алой сладости куснуть,
Светлой свежести дыханья
Не забыть лихую суть…
Де Круа закусила губу, прочтя свое творение, более похожее на выражение эмоций юной девицы, чем зрелой женщины. Однако витые строчки так и притягивали взгляд, порождая в душе Мадлен томление.
Ей так не хватало любви в замужестве, нежности и заботы. Однако когда Анри де Тальмон снова ворвался в ее жизнь, повеяло ветром перемен. Пускай принц был уже не тем обходительным задиристым юношей, которого она любила и которому готова была подарить свою руку и сердце. Чувства Анри остались прежними, пусть даже они покрылись налетом жестокости, ревности и чувства собственничества, и Мадлен это манило, словно бабочку на огонь.
Женщина закрыла глаза и мысленно вернулась к тем будоражащим душу моментам, которые она переживала в объятиях де Тальмона. Их силу, жар, неподдельную заботу и любовь. Все, что нельзя в полной мере выразить словами. Вспомнила беседку Амура, увитую розами. Побег из душной атмосферы Версаля в благоухающий сад, где Анри преподнес ей бутон кремовой розы, сладко пахнущей медом. Это был скромный дар, но сколько возможностей он сулил…
Требовательный стук в дверь развеял воспоминания Мадлен, и та буквально подскочила на месте. Лихорадочно спрятав лист бумаги со стихотворением, она разрешила Филиппу войти – в то, что за дверью находился ее муж, она уже не сомневалась.
Мужчина вошел. Лицо его было мрачнее тучи, а в руках он сжимал конверт из грубой желтой бумаги. Мадлен тут же предположила, что плохое настроение де Круа напрямую зависит от этого таинственного послания.
Филипп сел напротив жены и пытливо уставился на нее, притопывая ногой. Это выдавало его нервозность. Мадам де Круа редко видела его в подобном состоянии, а потому и сама немного занервничала.
- Что-то случилось? – участливо спросила Мадлен.
- Я только что получил письмо от Анри, - произнес Филипп, и женщина тихо ахнула.
«Вот оно, начало конца», - подумала мадам де Круа и произнесла:
- Неужели? И что же он пишет?
- Завтра утром он придет к нам в гости, чтобы кое-что обсудить. Полагаю, Мадлен, ты знаешь, что будет стоять на повестке дня.
Женщина побледнела. Филипп, внимательно присмотревшись к ней, произнес:
- Ты не выглядишь слишком удивленной, пусть даже и побледнела. Тебе что-то известно об этом?
Де Круа сунул Мадлен под нос письмо, и та отшатнулась от него:
- Да, известно. Незадолго до свадьбы я видела Анри де Тальмона. Кстати говоря, ты тоже мог его видеть на балу у Каролины Шарп.
- И ты не сказала мне об этом? – Филипп вскочил с места и заметался по комнате.
- А что, должна была? – холодно осведомилась Мадлен.
- Да, черт возьми! Неужели это не так важно?
- Ты мечешься так, будто бы тебе есть что скрывать, - резонно заметила женщина, поднимаясь с места.
- Я женился на тебе, в то время как должен был ждать Анри! Я нарушил данное ему слово.
- И ты действительно полагаешь, что он не знает об этом?
Слова эти показались для Филиппа ушатом холодной воды, вылитой на голову.
- Знает? Анри? Откуда ты знаешь об этом, Мадлен?
- От него самого. Да и я раскрыла кое-какие подробности из нашей жизни.
Мадам де Круа сама себя не узнавала. И откуда взялась в ней эта черствость и холодность? Видеть растерянность Филиппа было отрадно, она смаковала его беспомощность.
- Завтра у нас гости, Филипп. Надо выспаться, как считаешь? Может, тебе отговорка какая-нибудь приснится. Спокойной ночи, дорогой мой муж, я устала.
С этими словами Мадлен указала де Круа на дверь и позвала служанку, чтобы та помогла ей раздеться. Впервые в жизни она почувствовала себя роковой женщиной.
***
Утро следующего дня было не менее напряженным, чем вечер. Чета де Круа сидела в гостиной, ожидая гостя. Нервозность и волнение витали в воздухе, неизвестность утомляла. Наконец, раздался звонок дверного колокольчика, и дворецкий, чинно вышагивая, направился к двери. Филипп и Мадлен проводили его взглядом, готовясь к продолжительному и, судя по всему, неприятному разговору.
В холле раздался приятный баритон, интересующийся, заняты ли хозяева, после чего обладатель голоса прошел в гостиную, оставив на руках дворецкого плащ.
У Мадлен замерло сердце, когда она увидела Анри – элегантного, невозмутимого, немного дерзкого. Того, к кому стремилась ее душа.
Филипп, на правах радушного хозяина, поднялся с места и поприветствовал гостя. Мадам де Круа обошлась сухим кивком. Де Тальмон ответил на оба приветствия полупоклоном, в котором угадывалась насмешка, и сел в кресло, с которого было удобно наблюдать за Филиппом и его женой.
- Какая же это сумбурная и нелепая ситуация: сидеть здесь, в компании некогда лучшего друга и его жены, которая должна была стать женой мне. Ну, как вам положение?
С Филиппа мигом слетела его манерность:
- А что я должен был делать?! Держать Мадлен подле себя, как зверушку? Ты ни словом, ни письмом не дал понять, что с тобой все хорошо.
- Ты нарушил слово! – твердо заявил Анри.
- Мне пришлось его нарушить. Иначе в твою невесту стали бы кидать камнями и грязью.
- О, да, благородный Филипп де Круа! – насмешливо произнес де Тальмон.
- Хватит! – взмолилась Мадлен, вскидывая руки. – Анри, я ведь рассказала, что сподвигло моего мужа на этот поступок…
- Только вот не надо встревать в мужской разговор, Мадлен! – прикрикнул на жену Филипп.
Женщина тихо ахнула и застыла, словно громом пораженная.
- Ах, вот как! – произнесла она. – В таком случае, я уйду.
Она собралась было пройти мимо мужчин и скрыться в библиотеке, но Анри схватил ее за запястье своей сухой ладонью и приказал:
- Сядь. О тебе речь идет.
- Я – не товар, чтобы вы меня обсуждали, - вырвала свою руку Мадлен и зло посмотрела на каждого.
- Нет, но с тобой поступили, как с товаром. Пока хозяин отсутствовал, вор наложил на него свою лапу, - недвусмысленно хмыкнул Анри.