Этот пример еще раз служит иллюстрацией того, что никакой оперативный план не может быть полностью реализован так, как его представляют себе авторы, даже если для отступления от плана нет убедительных оснований.
Хотя на этот раз вмешательство Гитлера не нанесло серьезного ущерба операции (как произошло впоследствии, когда танковая группа Клейста была остановлена перед Дюнкерком), оборонительная задача, поставленная им перед 12-й армией, еще позволила врагу создать на реке Эне новый фронт, который пришлось снова взламывать ценой тяжелых боев на второй фазе Французской кампании. Возможность окончательно разорвать французскую оборону на этом решающем участке фронта путем дальнейшего наступления была напрасно потеряна. А ведь именно это – наряду с окружением северного фланга противника – было одним из краеугольных камней наших оперативных предложений ОКХ с учетом неизбежного перехода ко второй фазе немецкого наступления.
Тем временем наш штаб был переведен в Клерф, живописный городок в Люксембурге. После этого мы перестали быть наблюдателями и получили задачу руководить несколькими дивизиями, следовавшими в арьергарде 2-й армии. Малоинтересная задача, особенно в тот момент, когда наметился решительный разгром северного фланга неприятеля.
Примерно тогда же я получил известие о том, что мой шурин Эгберт фон Лёш, командир эскадрильи пикирующих бомбардировщиков, пропал без вести под Брюсселем. Эгберт, один из младших братьев моей жены, несколько лет прожил с нами в Дрездене и Магдебурге, когда еще ходил в школу. Моя жена всегда любила его больше других братьев, он стал дорог нам, как сын, а теперь его молодая жена жила с нами в Лигнице. Последовали долгие недели, когда она, ее мать и моя жена мучились тревогой и неизвестностью, так как о судьбе экипажа и самолета Эгберта не было никаких известий. Какая-то доля уверенности была только в том, что он был сбит, когда эскадрилья Эгберта повела атаку. Только после окончания Французской кампании я смог как следует разобраться в этом деле, и после долгих поисков обломки самолета обнаружились в окрестностях Брюсселя. Опрос жителей ближайшей деревушки показал, что самолет был подбит прямым попаданием зенитной артиллерии при входе в пике. Двум членам экипажа удалось выпрыгнуть с парашютом, но обоих застрелили бельгийские солдаты, одного еще в воздухе, другого после приземления. Мой шурин и еще один член экипажа разбились вместе с самолетом.
25 мая мой штаб получил приказ сменить штаб 14-го танкового корпуса, который генерал фон Клейст оставил вместе с 9-й танковой и 2-й моторизованной дивизиями для защиты своего тыла на нижней Сомме, на участке Аббевиль – Амьен. Мы заступили 27 мая.
На тот момент на нижней Сомме еще не было устойчивого фронта. 2-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса (которую должна была сменить 57-я пехотная дивизия) удерживала плацдарм в районе Аббевиля на левом – или южном – берегу реки. 9-я танковая дивизия выполняла ту же задачу в Амьене. В районе между городами находились только патрули.
До тех пор и врагу не удавалось стянуть достаточно сил для формирования нового фронта вдоль нижней Соммы. По всей видимости, напротив нашего Амьенского плацдарма стояла французская колониальная дивизия и сколько британских частей, а напротив Аббевильского плацдарма – британская дивизия.
Наша задача заключалась в том, чтобы удержать оба плацдарма. Первоначально 9-я танковая дивизия и 2-я моторизованная дивизия, которая должна была быть сменена в Аббевиле, оставались севернее Соммы в качестве подвижного резерва. Однако вскоре после этого их вполне разумно подтянули к побережью Ла-Манша для участия в боях.
Генерал фон Витерсхейм, командующий 14-м танковым корпусом, сказал мне при передаче приказа, что не ожидает со стороны врага никаких крупных операций. Через час после его отъезда поступило донесение о яростных атаках противника на обоих плацдармах и появлении на обоих участках вражеских танков. Однако во второй половине дня обе атаки были отбиты, после того как под Амьеном наши войска подбили несколько тяжелых французских танков, а под Аббевилем – тридцать легких и средних британских танков. Девять из последних подбил артиллерист по фамилии Брингфорт. Он был первым рядовым, которого я представил к Рыцарскому кресту.
Тем не менее я считал эти атаки явным доказательством того, что враг либо надеялся отправить поддержку своему упорно теснимому северному флангу, либо собирался создать новый фронт на нижней Сомме. Это ставило перед нами тот же вопрос, о котором я говорил выше в связи с приказом Гитлера по 12-й армии. Следует ли нам по-прежнему оставаться на нижней Сомме в обороне или попытаться удержать инициативу?
Оборонительная тактика, которой, по-видимому, было приказано придерживаться 14-му танковому корпусу, неизбежно позволила бы противнику создать новую сильную линию обороны вдоль нижнего течения Соммы. Более того, проблематичной была сама возможность удержать Амьенский и Аббевильский плацдармы после того, как противник стянет туда свежие силы. Две механизированные дивизии, предварительно оставленные в резерве севернее Соммы, совершенно не годились для боя на плацдармах, поскольку их нельзя было ни ввести туда для укрепления обороны плацдармов, ни использовать для контрудара до того, как противник сровняет плацдармы с землей, уничтожит находящиеся внутри дивизии и перейдет через Сомму.
Тогда же я пришел к выводу – и несколько раз представлял его генералу фон Клюге, командующему 4-й армией, в состав которой мы тогда входили, – что мы должны обеими механизированными дивизиями (либо двумя сменившими их пехотными дивизиями) внезапно форсировать реку между двумя плацдармами и нанести удары с флангов по наступающим на плацдармы силам противника. Я имел в виду маневренный бой южнее реки – то есть перед ней – до тех пор, пока не закончится сражение в Северной Бельгии и северный фланг немецких войск не сможет развернуться и перейти через Сомму. Мы должны поставить себе целью удержать открытый участок и не дать врагу сформировать непрерывный фронт. Конечно, нельзя было отрицать, что при такой тактике, пока корпус ведет отдельный бой южнее реки, он может оказаться в затруднительном положении. Приходилось идти на этот риск, чтобы в интересах стратегической непрерывности операции избежать нелегких боев на Сомме, где у врага будет время стабилизировать и укрепить фронт.
Но, к сожалению, командующий 4-й армией не обратил внимания на наши неоднократные представления и не дал дивизий второго эшелона, предназначенных для форсирования реки. Было ли это продиктовано его личным мнением или распоряжением ОКХ, мне неизвестно. В итоге нам не осталось иного выбора, кроме как продолжать оборонительные бои на плацдармах, пока противник имел возможность создавать сплошную линию фронта между плацдармами вдоль Соммы. Фактически обычно считается, что можно вести оборонительный бой за рекой или удерживать ее с помощью стационарных плацдармов. Однако ни в одном учебнике не сыщешь сведений о том, что бой за речной рубеж можно вести подвижно и перед рекой.
В течение нескольких следующих дней противник продолжал атаковать оба плацдарма, и время от времени в районе Амьена создавалось тревожное положение. Однако, осмотрев тамошние части, я убедился, что все в порядке. Особенно проявил себя, обороняя плацдарм, 116-й пехотный полк, которым тогда командовал мой старый товарищ по 3-му гвардейскому пехотному полку, будущий генерал Херрляйн.
Под Аббевилем, с другой стороны, 29 мая дело приняло серьезный оборот. Там 2-ю моторизованную дивизию сменила 57-я дивизия, проделавшая ряд напряженных маршей и пока не имевшая боевого опыта. Вскоре после ее прибытия атака противника при поддержке сильных танковых частей британцев прорвала немецкий фронт на нескольких участках и привела к тяжелым потерям не только убитыми и ранеными, но и, как оказалось позднее, взятыми в плен. Я сам прибыл в Аббевиль вовремя, чтобы встретить немецкий батальон, который, видимо, вследствие неправильно понятого приказа оставил свои позиции и уже маршировал через город. Я повернул его назад, и вскоре дивизии удалось овладеть положением.
Так как генерал фон Клюге официально предоставил нам право выйти из боя на обоих плацдармах, если возникнет необходимость, он категорически отклонил нашу новую просьбу о разрешении форсировать Сомму по обе стороны Аббевиля и взять атаковавшего там противника в клещи. Было ясно, что командование не желает идти ни на малейший риск, пока не будет окончено сражение в Северной Бельгии и не будет возможности выполнить «планомерное» развертывание против нового, создаваемого врагом фронта.
Излишне говорить, что противник воспользовался бы этой передышкой, чтобы подтянуть резервы и создать новый фронт от конечного пункта линии Мажино в районе Кариньяна до устья Соммы. Между Уазой и Маасом Гитлер добровольно отдал инициативу врагу, тем самым дав противнику возможность сформировать фронт на Эне. Таким образом, любые попытки сохранить инициативу южнее Соммы были отвергнуты.
Марш на Луару
Если в первую фазу Западной кампании я по большей части был обречен на роль наблюдателя, по крайней мере, вторая фаза дала мне опыт участия в действиях в качестве командира соединения.
Все наши попытки убедить командование разрешить нам форсировать Сомму до того, как враг организует за ней сплошную оборону, оказались тщетными. Первые дни июня были посвящены подготовке запланированного наступления, которое должна была начать 4-я армия утром 5 июня.
Участок по обе стороны Аббевиля занимал 2-й корпус (под командованием генерала графа Брокдорфа). Между ним и 38-м корпусом в Айи стоял 15-й танковый корпус генерала Хота. Амьенский плацдарм вместе с 9-й танковой дивизией занял 14-й танковый корпус (под командованием генерала фон Витерсхейма), который одновременно перешел в подчинение соседней армии. Таким образом, для 38-го корпуса осталась полоса наступления шириной менее 50 километров по обе стороны от Пикиньи. Для первой атаки назначались две дивизии – 46-я Судетская пехотная дивизия (под командованием генерал-майора фон Хазе) справа и 27-я Швабская дивизия (под командованием генерал-лейтенанта Бергмана) слева. 6-я Вестфальская дивизия (под командованием генерал-майора фон Бигелебена) сначала оставалась в резерве с тем, чтобы участвовать только в завершении прорыва после того, как дивизии первого эшелона форсируют реку.
В то время как возвышенная местность на нашей стороне была холмистой, плавно понижалась к Сомме и за отсутствием лесов не давала эффективного укрытия войскам, южные берега круто поднимались вверх и предоставляли противнику широкий обзор наших позиций. Однако сама долина реки шириной всего в несколько сот метров скрывала две противостоящие передовые линии друг от друга за густыми зарослями у воды. На южной стороне – в долине – располагалось несколько деревень, в частности Брейи, Айи и Пикиньи, где, по-видимому, в большом количестве находился противник. Как в большинстве французских деревень, там были массивные дома и стены, представлявшие собой превосходные опорные пункты для обороняющегося. На возвышенности за крутым южным берегом, в глубине вражеской полосы обороны, несколько деревень и обширные леса создавали для врага удобные узлы сопротивления и прикрытие для артиллерии.
Наш корпус стоял напротив двух французских дивизий – колониальной дивизии и 13-й (Эльзасской) дивизии. По данным разведки, вражеская артиллерия численно не уступала нашей, а может быть, и превосходила ее. Ввиду характера местности и соотношения сил я считал, что для достижения успеха лучше всего воспользоваться элементом неожиданности. В связи с этим наша артиллерия получила приказ не открывать огонь до начала атаки. Только тогда сильный огонь должен был обрушиться на южный берег и находящиеся в долине деревни, чтобы устранить всякое сопротивление при переправе через реку.
Пехота наших обеих дивизий, снабженная резиновыми лодками, понтонами и мостиками, была выдвинута к прибрежным зарослям в ночь перед атакой. Перед ними стояла задача внезапно форсировать реку на рассвете и обойти деревни.
Переправа на рассвете 5 июня удалась на всем фронте, захватив противника врасплох. Однако потом он усилил сопротивление на крутом берегу и в расположенных на реке деревнях.
Противник сражался отважно: африканцы с характерной кровожадностью и презрением к человеческой жизни, эльзасцы со стойкостью, неудивительной в этой германской народности, в Первую мировую подарившей Германии столько хороших солдат. Подлинная трагедия – встретиться с этими немецкими парнями как с врагами в бою. Когда я разговаривал с пленными, многие из них рассказывали мне – и не без гордости, – что их отцы служили в германской армии, гвардии или военном флоте. После их рассказов в моей памяти всплывали многие эльзасские новобранцы, которых я сам обучал в 3-м гвардейском полку и которые в большинстве своем были прекрасными солдатами, как, например, мой тогдашний дальномерщик, младший капрал Дешанг.
За началом атаки я наблюдал на командном пункте корпуса, расположенном в роще недалеко от линии фронта. Как только мы удостоверились, что переправа прошла успешно, я выехал вперед на своей машине. Началась борьба за овладение господствующими высотами и деревнями поблизости от реки. Нас удивила, в частности, относительная бездеятельность вражеской артиллерии, совершенно несоразмерная количеству установленных нами батарей. Очевидно, над французскими артиллеристами еще слишком довлела идея линии Мажино. Их огонь был недостаточно маневренным, а скорость, с которой они сосредотачивали сильный огонь, значительно отставала от той, которая требуется в маневренной войне. Больше того, они не владели техникой наблюдения с передового наблюдательного пункта в той степени, в какой использовали ее мы, а их специалисты в этой области сильно уступали нашим дивизионам артиллерийской инструментальной разведки. Как часто случается, победитель 1918 года, видимо, слишком долго почивал на лаврах. Во всяком случае, для нас было приятным сюрпризом то, что действия вражеской артиллерии несравнимы с теми, что пришлось испытать нам в условиях позиционной войны в Первую мировую.
И тем не менее переход через долину Соммы оказался довольно рискованным, поскольку наведенный нами мост еще находился в пределах досягаемости вражеского огня из деревни Брейи. Несмотря на это, мне удалось благополучно добраться до 63-го пехотного полка 27-й дивизии, который под началом своего превосходного командира, полковника Грейнера, только что занял высоты на противоположном берегу – хотя и с тяжелыми потерями. Особенно поразило меня самообладание раненых, которым приходилось на мертвом пространстве ждать машин, неспособных подойти и увезти их с поля на этом этапе недавно начавшегося боя. Затем я вернулся на другой берег Соммы и по другой переправе добрался до 40-го пехотного полка той же дивизии, стоявшего на левом фланге корпуса. Он залег перед лесом Нейи, который большей частью располагался на участке действий соседнего 14-го танкового корпуса и все еще удерживался врагом. К несчастью, здесь мы тоже понесли значительные потери, так как полк обстреливался с тыла из деревни Айи, по-прежнему находившейся в руках противника. Однако и здесь мы овладели высотой, господствовавшей над долиной.
46-я пехотная дивизия, действовавшая справа, также успешно переправилась через реку и овладела высоким противоположным берегом. Таким образом, результаты первого дня можно было считать удовлетворительными, хотя бои за деревни около реки продолжались за полночь.
Что касается корпусов, действовавших с обеих сторон от нашего, то 15-й танковый корпус также форсировал реку, но в течение некоторого времени не мог продвинуться вперед, так как противник упорно сражался за крупный населенный пункт Аррен и тем самым блокировал необходимую для бронемашин дорогу.
14-й танковый корпус, слева от нашего, наступавший с Амьенского плацдарма после артподготовки, видимо, столкнулся с серьезным препятствием в виде минных полей противника. Поэтому он получил распоряжение повернуть на юг, и в итоге мы потеряли с ним связь на время нашего дальнейшего продвижения.