— Я держу пари, что ты любишь это.
Я отхожу назад и пытаюсь думать о плане действий. Прямо сейчас у меня нет никаких вариантов, и я становлюсь немного напуганной. Я знаю, что он физически никогда не причинял бы мне боль, но я не знаю, как он будет обращаться с собой — и я эмоционально не подготовлена к другому упреку от него. Я стала слишком привыкшей к Гарри, которым я могу хоть немного управлять, который был более милосердным: саркастичным и капризным, но не более. Свет в его налитых кровью глазах слишком знаком мне, и я вижу всю его злобу в опьяненных глазах.
— Почему я должен любить это? Я ненавижу видеть тебя таким. Я не хочу, чтобы ты страдал, Гарри.
Он улыбается и тихо хихикает перед тем, как поднимает бутылку и разливать спиртное на диванные подушки.
— Знаешь ли, ты, что ликер является одним из наиболее пожароопасных средств? - говорит он мрачно.
Моя кровь становится холодной.
— Гарри, я…
— Этот ликер здесь сто доказательство. Это чертовски высокая. — Его голос был, как в тумане, медленным и страшным, пока он продолжал заливать диван.
— Гарри! — Я кричу намного громче. — Что ты собираешься делать потом? Спалить дом? Это ничего не поменяет!
Махнув пренебрежительно рукой в сторону меня, он иронизирует.
— Ты должна уйти. Сюда нельзя детям.
— Не разговаривай со мной так! — Чувствую свою смелость, но одновременно немного боюсь, я хватаюсь за бутылку и тяну на себя.
Ноздри Гарри раздуваются, и он пытается ослабить мою хватку.
—Отпусти его. Сейчас, — говорит он сквозь зубы.
— Нет.
— Тесса, не провоцируй меня.
—Что ты собираешься делать, Гарри? Драться со мной за бутылку алкоголя?
Его глаза широко открываются, даже рот открывается от удивления, когда он смотрит на наши руки, когда мы играем в перетягивание каната.
— Дайте мне бутылку, — я требую, усиливая хватку. Это тяжело, и Гарри не облегчает ситуацию, но у меня столько адреналина, что дает мне силы. Ругаясь себе под нос, он вырывает руку. Я не ожидала, что он сдастся в этом так легко, из-за того, что он отпускает бутылку, она выскальзывает из моих рук и падает на пол перед нами, проливая жидкость на состаренное дерево.
Я тянусь к нему, предлагая оставить ее там.
— Я не вижу ничего особенного здесь. — Он хватает бутылку, прежде чем я успеваю, и льет больше спиртного на диван, затем ходит по кругу комнаты, оставляя следы легковоспламеняющихся рома позади него. — Эта дыра будет снесена в любом случае. Я делаю новым владельцам большое одолжение.— Он смотрит на меня и пожимает плечами игриво. — Это, наверное, дешевле в любом случае.
Я медленно отворачиваться от Гарри и лезу в сумочку, чтобы найти телефон. На дисплее появляется мигающий символ, показывая, что мой телефон скоро выключится из-за низкого заряда батареи, но я набираю единственный номер, который мог бы помочь нам в этот момент. Держа телефон в руке, я перехожу обратно к Гарри.
— Полиция приедет к дому твоей мамы, если ты сделаешь это. Тебя арестуют, Гарри. — Я молюсь, что человек на линии может слышать меня.
— Плевать, — бормочет он, его челюсти сжимаются. Он смотрит вниз на диван, его пронзительные глаза смотрят в прошлое. — Я до сих пор слышу ее крик. Ее крики звучали, как раненый дикий звереныш. Ты знаешь, как это звучит для маленького мальчика?
Мое сердце болит за Гарри, от обоих рассказов — невинный маленький мальчик, который был вынужден наблюдать, как его мать били и изнасиловали, и злой, раненый мужчина, который чувствует, что его единственный выход — это сжечь весь дом, чтобы избавиться от воспоминаний.
Ты не хочешь попасть в тюрьму, не так ли? Куда бы я пошла? Я застряла бы. — Я не буду проклинать себя, но надеюсь, что эта идея заставит его пересмотреть свои действия.
Мой прекрасный темный принц смотрит на меня с минуту, мои слова явно напугали его.
— Вызови такси сейчас. Прогуляйся до конца улицы. Я прослежу, чтобы ты ушла прежде, чем я сделаю что-нибудь. — Его голос яснее, чем должен быть, учитывая количество алкоголя в его крови. Но я слышу, как он пытается сдаться.
— У меня нет никакого способа, чтобы заплатить за такси. — Я показываю ему мой бумажник и свою американскую валюту.
Его глаза чуть закрыты, и он бросает бутылку в стену. Она разлетается, но я еле-еле дрогнула. Я видела и слышала это слишком много раз за последние семь месяцев.
— Возьми мой бумажник и забери деньги. Уходит. Ебать!— Одним быстрым движением он вынул бумажник из заднего кармана и бросает его на пол передо мной.
Я нагибаюсь и засовываю его в свою сумочку.
— Нет. Мне нужно, чтобы ты пошел со мной, — говорю я мягко.
— Вы настолько идеальна … ты ведь знаешь, да? — Он делает шаг ко мне и поднимает свою руку, чтобы прикоснуться своей рукой к моей щеке. Я вздрагиваю от его прикосновения и смотрю глубоким хмурым взглядом на его красивое измученное лицо. — Разве ты не знала, это? Что ты идеальна. — Его рука горячая ложится на мою щеку, и его большой палец начинает двигаться по коже.
Я чувствую, как мои губы задрожали, но я умею держать лицо.
— Нет. Я не идеальна, Гарри. Никто из нас, — я спокойно отвечаю ему, мои глаза смотрят в его.
— Ты да. Ты слишком идеальна для меня.
Мне хочется плакать — мы снова вернулись к этому?
—Я не позволю тебе оттолкнуть меня. Я знаю, что ты делаешь: ты пьян, и ты пытаетесь оправдать это, сравнивая нас. Я просто такая же ебанутая, как и ты.
— Не говори так. — Он опять хмурится. Другая его рука движется вверх по моей челюсти и откидывают мои волосы. — Это звучит некрасиво, слова, произнесенные из такого красивого ротика. — Его большой палец идет вдоль моей нижней губы, и я не могу не заметить контраст между тем, как глаза его горят между темной болью и светом, наполненных нежными прикосновениями.
— Я люблю тебя, и я никуда не уйду, — говорю я, молясь, чтобы до него до шло из-за алкоголя. Я ищу в его глазах любой намек моего Гарри.
— Если два человека любят друг друга, не может быть никакого счастливого конца, — сказал он тихо.
Мгновенно узнав слова, я отрываю глаза от него.
— Не цитируй Хемингуэй мне, — огрызаюсь я. Он считал, что я не узнала бы его и то, что он пытался сделать?
— Это правда, все-таки. Не будет счастливого конца — не для меня, во всяком случае. Я слишком ебанутый. — Он опускает руки от моего лица и отворачивается от меня.
— Нет. Ты…
— Зачем ты это делаешь?— невнятно спрашивает он, его тело, качается взад и вперед. — Почему ты всегда пытаешься найти во мне что-то хорошее? Проснись, Тесса! Нет, блять, ничего хорошего!— он кричит и ударяет обеими руками в грудь.
— Я ничто! Я гребаный кусок дерьма с ебанутыми родителями, и сам чокнутый на голову! Я пытался предупредить тебя, я пытался оттолкнуть тебя, прежде чем я тебя уничтожил … — Его голос становится ниже, и он лезет в карман. Я вижу фиолетовая зажигалка, как Джуди из бара.
Гарри не смотрит на меня и зажигает пламя.
— Мои родители слишком много испортили! Мой отец находится в реабилитационном центре, ради Бога! — Я кричу на него.
Я знала, что это случится — я знала, что рассказ Кристиана будет для Гарри последней каплей. Только один человек может обрабатывать так много информации, но Гарри был уже достаточно хрупким.
— Это твой последний шанс, чтобы уйти прежде, чем это место сгорит дотла, — говорит он, не глядя на меня.
— Ты бы сжег дом вместе со мной?— Я вздыхаю. Я плачу сейчас, но я не помню когда я начала.
— Нет.— Звук его сапоги слышен громко, когда он пересекает комнату; моя голова кружится, сердце болит, и я боюсь, что я потеряла чувство реальности. — Давай.— Он поднимает руку, прося меня принять ее.
— Дай мне зажигалку.
— Иди сюда.— Он протягивает обе руки ко мне. Я уже рыдаю. — Пожалуйста.
Я заставляю себя игнорировать его знакомые знаки, неважно, насколько это больно, чтобы сделать это. Хочется бежать в его объятия и увести его отсюда. Но это не роман Остин со счастливым концом и добрыми намерениями; это Хемингуэй в лучшем случае, и я насквозь вижу его жест.
— Дай мне зажигалку, и мы можем уйти вместе.
— Ты почти заставила меня поверить, что я смогу бы быть нормальным.— Зажигалка все еще лежит в его ладони.
— Никто! — Я плачу. — Никто не был нормальным — я не хочу, чтобы ты был таким. Я люблю тебя сейчас, я люблю тебя и все! — Я оглядываю гостиную и поворачиваюсь обратно к Гарри.
— Ты не сможешь. Никто не хотел, или не мог помочь мне. Даже моя собственная мама.
Когда последние слова вылетают из его рта, звук хлопнувшей двери заставляет меня подпрыгнуть. Я смотрю в сторону, откуда был шума, и испытываю облегчение, когда в гостиную проходит Кристиан. Он запыхался и запаниковал. Он замирает, когда видит состояние гостиной и ликер, который пропитал почти все, что находилось здесь.
— Что — Глаза Кристиана находят зажигалку в реке Гарри. — Я слышал сирены на пути сюда. Нам нужно уходить, сейчас же! — он кричит.
— Как ты …— Гарри смотрит назад и вперед, возвращаясь то ко мне, то к Кристиану. — Ты позвонила ему?
— Конечно, она это сделала! Что она должна была делать? Оставить тебя, чтобы ты поджег дом и чтобы тебя арестовали?— Кристиан продолжает кричать.
Гарри разводит руки в воздухе, все еще держа зажигалку.
—Уебывай отсюда! Вы оба!
Кристиан поворачивается ко мне.
— Тесса, иди на улицу.
Но я стою на своем.
— Нет, я не собираюсь оставлять его здесь. — Разве Кристиан мне не говорил, что Гарри и меня нельзя отделять, особенно сейчас?
— Иди, — Гарри говорит, сделав шаг навстречу мне. Он щелкает пальцем по металлической зажигалке, зажигая пламя. — Уведите ее, — невнятно говорит он.
— Мой автомобиль припаркован в переулке через дорогу — иди к ней и жди нас, — инструктирует Кристиан. Когда я смотрю на Гарри, его глаза смотрят на белое пламя, и я знаю его достаточно хорошо, чтобы знать, что он действительно собирается сделать это, уеду ли я или нет. Он слишком опьянен и также расстроен, чтобы остановиться теперь.
После минутной внутренней битвы, я оборачиваю свои пальцы вокруг ключи и выхожу за дверь, не оглядываясь. Я бегу через дорогу и молюсь, что сирены, которые слышны, не имеют отношения ко всему этому.
========== Глава 7 ==========
Гарри.
Как только Тесса выходи за дверь, Вэнс начинает размахивать руками передо мной и кричать: «Давай! Вперед! Вперед!»
О чем он говорит — и какого хрена он вообще здесь? Я ненавижу Тессу, потому что она позвонила ему. Беру свои слова обратно; я никогда не могу ненавидеть ее, но, блять, она меня бесит.
— Никто не хочет, чтобы ты находился здесь, — я говорю, мои губы онемели, когда я говорю с ним.
Мои глаза загораются. Где Тесса? Она оставила меня? Я думал, что она это сделает, но теперь я в замешательстве. Как давно она сюда приезжала? Она была здесь сначала? Я не знаю.
— Зажги огонь.
— Почему? Ты хочешь сгореть вместе с домом? — спрашиваю я. Молодой Вэнс, прислонившийся к полке у камина, заполняет мою голову. Он читал мне.
— Почему он мне читал?
Разве я сказал это вслух? Я не имею ни малейшего представления. Настоящий Вэнс уставился на меня, ожидая чего-то.
— Все твои ошибки исчезнут, если я исчезну вместе с ними. — Металл от зажигалки прожигает грубую кожу на большом пальце, но я продолжаю щелкать зажигалкой.
— Нет, я хочу, чтобы ты сжечь дом до тла. Может быть, тогда ты станешь намного спокойнее.
Я думаю, что он мог только орать на меня, но он смотрит прямо, не говоря уже о тоне голоса. Он фактически дает мне свое разрешение, чтобы я сжег это дерьмо дотла?
Кто сказал, что мне нужно его чертово разрешение?
— Кто ты такой, чтобы давать мне разрешение? Я нихуя не спрашиваю тебя! — Я опускаю пламенем вниз зажигалку на подлокотник кресла и жду, чтобы огонь разошелся. Я жду всепоглощающий огонь, чтобы уничтожить это место.
Но ничего не происходит.
— Я реальный часть этого дерьма, да? — Я говорю человеку, который считает себя моим отцом.
— Это не сработает, — говорит он. Или, может быть, я говорю—черт его знает.
Я хватаюсь за старый журнал, который лежал на одной из коробок и преподношу пламя к углу страницы. Он зажигает сразу. Я смотрю на огонь, который путешествует по страницам и бросаю горящий журнал на диван. Я впечатлен тем, как быстро огонь глотает диван, и я клянусь, что я чувствую, блять, как воспоминания сжигаются вместе с куском дерьма.
Следующим воспламеняются следы от ликера, которые переплетаются в линии. Мои глаза едва поспевают за пламенем, пока оно танцуют поперек половиц, щелкая и раскалываясь, делая самые утешительные звуки. Цвета такие яркие, блять, они злобно нападают на остальную часть дома.
Перекрывая шум пламени, Вэнс кричит.
— Ты доволен?
Я не знаю, прав ли я.
Тесса не будет грустить, что я спалил этот дом.
— Где она? — Я спрашиваю, обыскивать комнату, которая немного размыта, потому что заполняется дымом.
Если она здесь и с ней что-то произойдет…
— Она снаружи. Она в безопасности, — заверяет меня Вэнс.
Доверяю ли я ему? Я, блять, ненавижу его. Это все его вина. Это Тесса здесь? Это она там лежит?
Но потом я понимаю, что Тесса слишком умна для этого. Она бы уже ушла. Подальше от этого. Подальше от моего уничтожения. И если бы этот человек воспитал меня, я бы не стал таким плохой человек. Я бы не причинил боль многим, особенно Тессе. Я никогда не хотел причинить ей боль, но я всегда так делаю.
— Где ты был? — Я у него спрашиваю. Мне хочется, чтобы пламя разошлось еще больше. В Из-за такого пламени дом никогда не сгорит полностью. Я, возможно, спрятал еще одну бутылка ликера где-то в доме. Я не могу думать достаточно ясно, чтобы помнить это наверняка. Огонь достаточно не разгорается. Маленькие языки пламени не соответствуют размеру моей злости, и мне нужно больше.
— Я был в отеле, с Кимберли. Уходим, пока не приехала пожарная часть, или ты будешь отвечать за это.
— Нет — где ты был этой ночью? — Комната начинает вращаться перед глазами, и жара меня начинает душить. Вэнс, похоже, искренне потрясен и возвращается в вертикальное положение.
— Что? Я даже не был здесь, Гарри! Я был в Америке. Я никогда не позволил бы что-то подобное, что случится с твоей мамой! Но, Гарри, — нам надо идти! — он кричит. Зачем мы идем? Я хочу смотреть, как горит это дерьмо.
— Ну, это все равно случилось, — говорю я, мое тело становится все тяжелее и тяжелее. Мне, наверное, стоит присесть, но если я должен играть этими картинками в своей голове, то он тоже.
— Она была избита до кровавой мякоти, блять. У каждого из них был свой способ использовать ее, они трахали ее снова и снова… — В груди начинает чертовски болеть, я хочу залезть внутрь и убрать эту боль. Все было проще до того, как я встретил Тессу, ничто не могло причинить мне боль. Даже это дерьмо не мешало бы мне так. Я научился подавлять ее, пока она не заставила меня… она заставила меня чувствовать себя дерьмом, я никогда не хотел этого, и теперь я не могу заставить себя остановить чувствовать себя дерьмом.
— Прости! Мне так жаль, что это случилось! Я бы остановила это!
Я поднимаю глаза и вижу, как он плачет. Как он смеет ныть, когда ему не нужно было смотреть — он не должен был видеть ее каждый раз, когда закрывал глаза, чтобы уснуть и так год за годом.
Мигающие синие огни заполняют комнату через окна, разбросанные по всей комнате осколки, прерывая мой костер. Сирены воют чертовски громко — святое дерьмо, они громкие.
—Убирайся! — Вэнс кричит. — Убирайся сейчас же! Выйди через заднюю дверь и сядь в машину! Уезжайте от сюда, — он кричит еще более судорожней.
Ебаный спектакль.
— Пошел ты. — Я спотыкаюсь; комната крутится еще быстрее, и звон сирены пронзают мои уши.
Прежде чем я могу остановить его, его руки толкают мое тело к выходу через гостиную, в кухню, и через спину. Я пытаюсь сбросить его руки, но мои мышцы отказываются выполнять мои действия. Холодный воздух бьет в лицо, у меня закружилась голова, и моя задница приземляется на бетон.